Александр Строганов - Сочинения. Том 1 Страница 5

Итак, Беляночка и Рута комментируют разговор наших героев.

БЕЛЯНОЧКА Моя коллекция множится.

РУТА Не думаю, что бродяге удастся затащить его в подвал.

БЕЛЯНОЧКА Рано или поздно он сам придет к нам.

РУТА Почему ты так думаешь?

БЕЛЯНОЧКА Он уже отказался от людей.

РУТА Не знаю, не знаю.

БЕЛЯНОЧКА Видишь, он кладет ему голову на колени.

РУТА Это еще не о чем не говорит. Может быть, это усталость.

БЕЛЯНОЧКА Нет, нет, он только что сказал, что не видит пути назад. Стало быть, двигаться ему придется вперед. А если двигаться вперед, подвал неизбежен.

РУТА Бродяга не поведет его в подвал. С ним будет слишком много мороки. Он не приспособлен к нормальной жизни.

БЕЛЯНОЧКА Бродяга не поведет, жена поведет. Какая разница, кто-нибудь все равно поведет. Да он сам придет, в конце концов.

РУТА Он не знает дороги.

БЕЛЯНОЧКА Ноги знают. Разве ты не замечала, что ноги у людей живут собственной жизнью?

РУТА У людей все органы живут собственной жизнью.

БЕЛЯНОЧКА Ноги – в особенности. Они относятся к своим ногам с огромным пиететом. Они зависимы от своих ног. Сегодня в большей степени, чем прежде.

РУТА Ты утрируешь.

БЕЛЯНОЧКА Нисколько.

РУТА А если он предпочтет ванну?

БЕЛЯНОЧКА Ванну?

РУТА Да, ванну. Что скажешь?

БЕЛЯНОЧКА Вот об этом я не подумала.

РУТА Прежде чем выводить умозаключения, надо хорошо продумать детали.

БЕЛЯНОЧКА Нет, к ванне он не готов.

РУТА Как знать, как знать?

Итак.

День за днем, неделя за неделей, однообразно, будто во сне, точно вода, капля по капле сочится жизнь. Каждый день человек видит свое отражение в зеркале, в витрине, в стекле троллейбуса, маршрутного такси, в блюдце… Ничего не меняется.

Нет, конечно, что-то меняется, отрастают волосы, щетина, мешки под глазами появляются и исчезают. Появляются и исчезают. Появляются и исчезают.

Да.

В целом же не меняется ничего. День за днем, неделя за неделей. И вдруг! И вдруг человек обнаруживает, что из зеркала на него смотрит совсем другой человек. Однажды. Утром или вечером. Вечером или утром. Изменился. Стал другим человеком.

Да.

И окружающий его мир вместе с ним изменился самым неожиданным образом. До неузнаваемости. Вместе с ним? Нет, не «вместе с ним». Чуть раньше. Или позже. Чуть раньше. Или позже. Хотя все взаимосвязано, «одновременно» в природе не бывает. Заявляю ответственно, как физиолог.

Вопрос.

Теперь главный вопрос. Вопрос вопросов, как говорится. А способен ли мир меняться вообще? Способен ли?

?

Я не беру во внимание перемену времен года, архитектуры, правительств или климата, ибо все это всего лишь игра мимики. Мимикрия. По большому счету. Мимикрия.

Способен ли мир к переменам? Способен ли? И способен ли меняться человек? Разве внешность его в глубокой старости, перед смертью не вторит его младенческому изображению?

ВвВвВвВвВвВвВвВв…..

Вы скажете, – Да что же это?!

Вы скажете, – Так нельзя!

Вы скажете, – Этак можно договориться невесть до чего!

Вы скажете, – Этак можно отрицать или, напротив, утверждать все что угодно!

Верно, верно. Верно. Ибо. Ибо мы воспринимаем все в ощущениях. В ощущениях каждая капелька жизни неповторима. Каждая капелька. А по сути?

Что скажете?

Вот в этом месте рассуждений и возникает фигура Ягнатьева. Фигура Алексея Ильича Ягнатьева, будущего демиурга.

Ягнатьев как раз увлечен Востоком.

Нет, это даже не увлечение, больше, значительно больше. Да он, может быть, над Востоком-то задумался пять-семь раз в жизни, но он пропитан им. Вот как бывает человек пропитан страхом, и о нем говорят «тревожный человек», или вожделением, и о нем говорят «любвеобильный человек». Притом, первому все равно убийство случится или кража, а второму – станет предметом его восторгов юная дева или женщина в летах… или вообще мужчина, если это период упадка империи.

Упадок империи

Упадок империи, вот что. Вот что!

Да.

Время теряет свою силу в период упадка империи.

Есть!

Как сладко жить в период упадка империи! Каждый день как последний. Океан сладострастия. Каждая встреча с себе подобным принуждает невольно задумываться, – Что там у нее (него) между ног? Все остальное второстепенно или отсутствует вообще. Ведь сегодня вечером или завтра – Смерть. Большая Смерть!

А в воздухе запах сахарной ваты. Сладости. Сладости и тернии здесь же.

Что это? Рим? Рим. Или Япония? Или Япония. Или Китай? Или Китай.

Что скажете?

Как эта слепая куколка Япония смогла проглотить Поднебесную? ума не приложу! Слон угодил в мышеловку!

Невозможно? Возможно.

Все же пропорции – штука чрезвычайно относительная.

Слияние.

Быть может, это не поглощение, но слияние? А возможно ли слияние вообще? Кто знает, что такое слияние?

Вы не знаете, что такое слияние?

Беляночка и Рута

РУТА Что имел в виду бродяга, когда вспомнил Кьеркегора?

БЕЛЯНОЧКА Лучше бы он не делал этого.

РУТА Почему?

БЕЛЯНОЧКА Это может оказать на Ягнатку слишком сильное воздействие.

Между собой Рута и Беляночка называют Алексея Ильича Ягнаткой.

РУТА О чем ты?

БЕЛЯНОЧКА Взять, хотя бы этот фрагмент: с этической точки зрения отношение Авраама к Исааку исчерпывается тем, что отец должен любить сына. Но этическое отношение низводится до степени относительного – в противоположность абсурдному отношению к Богу. На вопрос «Почему?» у Авраама нет иного ответа, кроме того, что это испытание, искушение, выдержанное им ради Бога и ради себя самого. Оба эти определения не отвечают одно другому в общепринятом языке. Согласно этому языку, когда человек творит нечто несогласованное с общим, про него говорят, что вряд ли он делает это ради Господа, подразумевая, что он делает это ради себя. Между тем парадокс веры лишен этого промежуточного звена – общего. С одной стороны, он выражает собой высший эгоизм (совершая ужасное ради себя самого), с другой – абсолютнейшую беззаветность, совершая это ради Господа…3

РУТА Думаешь, это может придти ему в голову?

БЕЛЯНОЧКА Боюсь, он уже готов к этому. А это, увы, дорога в ванну. Никуда больше. Жаль.

РУТА Не расстраивайся. Ты сама говорила, что рано или поздно все закончится подвалом. А с другой стороны, зачем он тебе нужен? И вообще, что ты с ними возишься?

БЕЛЯНОЧКА Не знаю. Впрочем, нет, знаю. Это – любопытство.

РУТА Что же в них любопытного, когда они все на одно лицо?

БЕЛЯНОЧКА Интересно, почему они так тянутся к смерти?

РУТА Думаю, ответ прост.

БЕЛЯНОЧКА Да?

РУТА Они пропитаны востоком.

Ягнатьев пропитан Востоком, и глаза его с каждым годом темнеют.

Большие купальщицы

Не выходят из головы «Большие купальщицы» Сезанна.

Стоит постоять подле «купальщиц» полчаса, всего лишь полчаса, и вы поймаете себя на мысли, – Слияние. Вы скажете, – Слияние, это же так очевидно. Слияние существовало всегда, и мы ощущали его всегда. Каждую минуту, каждую секунду. Так что и тратить время на долгие рассуждения по этому поводу смешно.

Итак.

Ощущения.

Еще раз подчеркнем «ощущения» и впредь будем держать это в уме.

Океан стал сушей, а суша – океаном. Как будто не Треплев, а, наоборот, Тригорин застрелился.

И путешествуют в невиданных рощах невиданные рыбы и прочие твари морские, а люди, напротив дышат жабрами. Океан стал сушей, а суша – океаном. Поменялись местами. Чудеса. Мистификация.

Еще говорят, – Чудеса в решете. Теперь рыбы не похожи на рыб, а люди на людей. Столько всего!

Менее всего перемены коснулись цапли, птицы с удивительным, более удивительным, нежели у пеликана или перцееда клювом. И это, заметьте, при общей невзрачности. При общей сирости и невзрачности.

Восток.

Восток, восток! Глаз не рассмотреть. Даже если очень захотеть. Даже если очень захотеть.

Однажды, раньше или позже наступает момент истины, назовем это моментом истины, когда мы ощущаем всю бессмысленность нашей речи. Я имею в виду каждодневную речь.

С этим легко спорить. И вы непременно станете спорить, если еще не испытали этого момента. Вы скажете, что всякий разговор – предыстория события. Но это не так, уверяю вас.

Повседневная речь

Повседневная речь – всего лишь звуковое сопровождение событий. Приблизительно, то же самое, что стон Шараповой на теннисном корте.

Когда было бы возможным записать нашу повседневную речь, предположим в течение суток, и после дать нам все это прослушать, первое, что придет в голову, будет звучать, – А кто это говорит? Уж, во всяком случае, не я. Точно, не я. Как-никак я видел себя в зеркале. Совсем другой человек. Совсем-совсем другой человек.