Александр Жданов - Кавполк. рассказы из дембельского альбома Страница 5

И вот генерал-полковник во главе большой делегации, в числе которой все высшие офицеры полка и высокопоставленные военные из Политотдела, заходит в третий эскадрон и начинает продвигаться по проходу между станками лошадей. Рядовой Мидов, видя каких-то офицеров в своей конюшне, наскоро вытирает руки о бушлат, делает несколько карикатурных строевых шагов и с сильным нерусским акцентом докладывает:

– Товарищ генерал, – в званиях он не особо разбирался, поэтому всех людей с лампасами звал просто генералами, – дневальный по конюшне третьего эскадрона рядовой Мидов.

Половину букв он проглатывает, и у него получается не «товарищ», а несколько по-свойски «та-а-ищ», что придаёт беседе слегка приятельский характер.

Генерал-полковник смотрит на рядового Мидова и видит, что у того в буквальном смысле руки по локоть в крови. А сам он весь в пуху и перьях.

– Сынок, что случилось, ты где поранился?! – спрашивает в ужасе генерал-полковник.

Командир полка позади генерал-полковника белеет лицом.

– Ничего не случилось, товарищ генерал, – радостно кричит Мидов, чистыми голубыми глазами глядя в тревожное лицо генерал-полковника.

– А почему у тебя руки в крови, сынок? – удивлённо спрашивает генерал-полковник и поднимает одну свою генеральскую бровь.

– Голубя добыл! – радостно рапортует рядовой Мидов. И лицо его светится от счастья.

Командир полка позади медленно зеленеет.

– А зачем тебе голубь, сынок? – генерал-полковник все ещё надеется на какой-то логичный и понятный выход из неожиданной ситуации.

– Да вот, товарищ генерал, сейчас жарить буду.

Командир полка синеет, глаза его начинают закатываться, кадык нервно ходит по шее вверх-вниз.

– Тебя что, в столовой плохо кормят? – отечески спрашивает генерал-полковник. Слуга царю, отец солдатам. Все генералы становятся такими, достигнув высокого звания, с высоты которого уже не видны грязь в казармах и ужасы неуставных взаимоотношений.

– Хорошо кормят, просто отлично, товарищ генерал, – орёт Мидов, – но мало!

– Снять с наряда, отмыть и накормить бойца, – строгим тоном даёт указание генерал-полковник и медленно выходит из конюшни, делая свои генеральские выводы. За ним семенит поседевший командир полка, успевший шепнуть командиру эскадрона несколько слов на ухо.

Мидова помыли ледяной водой из шланга, накормили холодной перловкой и отправили на отдых. На гауптвахту на десять суток, куда же ещё.

Гамлет

Когда я пришёл служить в кавалерийский полк, мне выдали коня. Коня звали поэтически – Гамлет. Это был чёрный кабардос2 с армянским носом и шикарной гривой. Армянским у коня был не только нос, но и характер. Я очень скоро испытал это на себе. Дело было вот в чём.

При прыжках через препятствия Гамлет сперва скакал, как настоящий конь: грива развевалась, стройные ноги мелькали, морда была задрана к небу. Я чувствовал себя бравым кавалеристом, в голове мелькал образ Аркадия Гайдара. Однако перед самым препятствием Гамлет резко останавливался сразу четырьмя ногами, как вкопанный, и нагибал к земле голову. Влекомый бездушной силой инерции, я плавно отделялся от седла и прыгал через препятствие один, без коня.

Запутавшись несколько раз в препятствиях и едва не поломав тщедушные в то время конечности, я понял, что речь идёт о выживании. О выживании вида под названием «московский студент» в условиях лошадиной хитрости и патологической лени.

Тогда я выработал следующую тактику. Прямо перед препятствием, когда эта сволочь собиралась выкинуть свой излюбленный фортель, я резко натягивал повод, не давая ему опускать голову, и давал хороший шенкель пятками в бока. Гамлет изумлялся и прыгал вперёд, преодолевая препятствие.

Так мы стали прыгать через препятствия вместе. А уже через полгода я пересел на спокойного Зайсана, а Гамлета передал следующему молодому солдату. Ведь проблемы в армии планомерно убывают по сроку службы.

Белов

– Сколько? – спросил высокий тощий узбек с запавшими внутрь головы равнодушными глазами.

– А сколько дашь? – спросил Белов и пнул небольшой камешек носком начищенного до блеска сапога.

– Ты – продавец, ты и цену назначай, – сказал безразлично узбек и посмотрел куда-то вдаль.

– Сколько такой мешок на базаре стоит?

– На базаре я и без тебя могу купить, – длинный улыбнулся, полез в карман, вытащил небольшой мешочек с насом3, бросил щепоть под язык и снова стал смотреть вдаль.

– Ты это, говори, сколько дашь, и разбежались, – встрял угрюмый Карачаров, – нам тут торчать совсем нет резона.

Длинный помолчал, достал платок, высморкался и выдавил:

– Три.

– Литра? – уточнил Белов.

– Бутылки, – сказал узбек.

– Шутишь? – недобро улыбнулся Белов.

– Да где ты за три бутылки мешок овса купишь? – крикнул Карачаров. – Ты чё, урюк, за лохов нас держишь?

Узбек молча смотрел вдаль.

– Пошли, – на скулах Белова заиграли желваки.

Он зашагал в сторону эшелона. Карачаров растерянно посмотрел на спину Белова, потом на узбека, взвалил мешок на спину и двинулся за Беловым.

– Четыре, – негромко сказал узбек. Ровно настолько, чтобы услышал Белов.

– Пять, – весело крикнул Белов, не замедляя шага, и, не оборачиваясь, выбросил в небо растопыренную пятерню.

– Идёт, – сказал узбек и неспешно пошёл к машине, сунув руки в карманы цветастого халата.

Карачаров погрузил мешок в багажник машины узбека. Белов принял от узбека бутылки и бережно уложил в вещмешок.

– Будет ещё— возьму, – безразлично сказал узбек.

– Посмотрим, – сказал Белов и ушёл в ночь, не попрощавшись. За ним нырнул в ночь и Карачаров.

***

Мы были в командировке на съёмках в Узбекистане. Наш эшелон стоял на запасном пути станции Бухара-товарная. Шёл второй месяц нашего пребывания в Средней Азии.

Когда они добрались до своего вагона, стол был накрыт. Отсвечивали розовые ломтики конской колбасы, матовым светом переливались открытые консервы, свежестью и каплями воды кучерявилась зелень.

Их обступили.

– Принесли?

– Сколько?

– Не палёная?

Белов молча достал бутылки и поставил на стол. Все радостно засуетились. Водку разлили по алюминиевым кружкам.

– Братва, ну, за дембель!

– Вздрогнули!

– Все там будем!

Все выпили.

Маленький Сысоев скривился, отщипнул кусочек чёрного хлеба, положил на него кружок лука и смачно зажевал. По лицу его разлилось неземное блаженство.

– Дембель в мае – про..ли, в декабре – не про..бем! – продекламировал он и откинулся на лавку.

– Так, у кого тут уже дембель? – в дверном проёме неожиданно появился дежурный по эшелону капитан Груздев.

Его сильно штормило. Чтобы не упасть, он ухватился за край койки. Возникла немая сцена. Груздев застыл с немигающим взглядом, ошарашено оглядывая застолье. Взгляд его упёрся в бутылки. Такое выражение лица бывает у пьяницы, уронившего на асфальт бутылку водки, с хрустальным звоном разлетевшуюся на миллион бриллиантовых брызг. Сознание категорически отказывается воспринимать полученную информацию. Зрительный образ есть, а мозг его не обрабатывает. Однако множественные бутылки на столе не оставляли Груздеву шансов.

– Встать! – Груздев наконец очнулся и включил голосовую сирену. – Встать, ублюдки!

Все нехотя поднялись. Стоять с откинутыми полками было неудобно, и солдаты были похожи на знаки вопроса. Остался сидеть один Белов. Он с интересом, не мигая, смотрел на Груздева.

– Товарищ сержант, а вас команда офицера не касается?! – Груздев воззрился на Белова и неожиданно икнул.

Все заржали. Это привело капитана в бешенство.

– Отставить смех! – заорал Груздев. – Сержант Белов, встать!

Белов ухмыльнулся, посмотрел в окно, потом повернулся к капитану и, тщательно выговаривая слова, спокойно сказал:

– Товарищ капитан, мне кажется, вы отдаёте команду не по уставу.

Лицо Груздева побелело от охватившего его гнева.

– Ты что, бл…, щенок, будешь учить меня приказы отдавать?! В штрафбат захотел? Да я тебя на губе сгною, ты у меня в параше утонешь, да я тебя…

Белов отвернулся и спокойно смотрел в окно. За окном расстилалась безразличная пустыня.

– Ах ты, сука! – Груздев оттолкнул ближайшего солдата, подскочил к Белову и рывком поднял его на ноги, держа за грудки. Тонкий, стройный Белов смотрелся в могучих руках Груздева как изящный фужер с шампанским. Вот только держал его капитан не так бережно, как держат шампанское.

– Руки отпустил, – прохрипел Белов. Лицо его было спокойным, что придавало картине некую абсурдность. Только на виске часто-часто пульсировала жилка.

– Ублюдок, я тебя заставлю родину любить, – Груздев отшвырнул Белова в угол полки, схватил початую бутылку водки и стал лить на голову, лицо и грудь Белова, приговаривая при этом: – Пей, мразь, свою водку, пей, мало тебе, вот тебе ещё, вот ещё, ещё…