Юрий Иванов - Я ожидаю смерть Страница 5

– Николай Иванович, продолжай рассказывать дальше, – сказал я. – Хотя мне всё это слушать больно и неприятно, но историю зверских отношений между людьми и нелюдями я хочу знать во всех подробностях.

– Слушай дальше, – продолжал Николай Иванович. – Нотариус скреплял своей подписью показания обвиняемых и свидетелей.

Другими важными чинами в аппарате инквизиции были: прокурор, врач и палач. “Родственниками” инквизиции также были: тайные доносчики, тюремщики, слуги и другие соглядатаи, шпионы – из разных слоев общества…

В подобных случаях родители выдавали своих детей, дети – родителей, мужья – жён, жёны – мужей…

– Погоди, Николай Иванович, – прервал я рассказчика, – ведь и сейчас наблюдается то же самое. Один к одному. И жёны отказываются от своих мужей и дети от своих отцов…

– Да, ты прав, Алексей Иванович. Всё сейчас у нас делается, как сотни лет назад. Аппарат насилия государства повторяет методы работы инквизиции средневековья. И ранее арестованных сажали в секретную тюрьму, в полной изоляции от внешнего мира. В тёмные и сырые помещения нас с тобой, Алексей Иванович, также помещают. На нас пока не надели кандалы и цепи, но эти «браслеты», очевидно, нас не обойдут в дальнейшем.

– Донос и самообвинение — это доказательство виновного, и поэтому следователи так усердно с нами “работают”, – продолжал говорить Николай Иванович. – Как и раньше, следователи на нас нажимают. Заставляют, чтобы мы говорили на себя напраслину. Чтобы в дальнейшем следователи могли что-то записать в обвинительном заключении. И так жестоко нас избивают, не кормят, не дают воды. И сажают в этот ужасный карцер, где не только вдвоём нельзя стоять, но и одному места не хватает.

И заметь, Алексей Иванович, как они, следователи, пользуются своими тайными осведомителями: уголовниками, убийцами, ворами и прочей мразью…

Глава пятая

Вопросы следователя

Николай Иванович постепенно прервал свой рассказ. Чувствовалось, что он устал говорить. Каждое слово он произносил с трудом.

Мы стояли в карцере уже несколько часов. Воздуха для нормального дыхания нам не хватало. В ноздри лезла вонь – малую нужду мы справляли здесь же. Очевидно, что в этом карцере побывали и другие “враги народа”. Уголовники, убийцы, воры и другие подобные элементы, с которыми мы сидели в камере, были в более выгодных условиях, такой “чести”, какой удостоились мы, не заслужили.

Казалось, что после того, как перестал говорить Николай Иванович, прошло много времени. Часов у нас не было. Стояние в карцере, вонючем, мокром и холодном даже в течение десяти минут казалось вечностью. Так что, прошёл один или пять часов – не имело значения. Время для нас словно остановилось.

Казалось, нашему заточению не будет конца. Я стал думать о том, что хотел бы, чтобы такие муки испытал каждый надзиратель тюрьмы, каждый следователь, каждый прокурор, каждый судья, в том числе и главный следователь карательного органа государства…

Неожиданно дверь карцера открылась, и мы оба вывалились из тесной камеры на пол. Двое надзирателей ударами ног заставили нас быстро подняться, и повели на допрос.

Допрос спас нас от тяжёлого стояния в тесной каморке. Нас отвели к разным следователям.

Когда я очутился перед следователем, он спросил меня:

– Почему, Иванов, от тебя так пахнет, в камере много арестованных?

– Нет, гражданин следователь, – ответил я, – я был не в общей камере, где много арестованных, я был в карцере, куда вместе с другим арестованным нас впихнули надзиратели.

Следователь, не обращая внимания на мои слова, спросил:

– Иванов, как зовут того, с кем ты был в карцере? Кто он по образованию, где учился?

– Гражданин следователь, – ответил я – я его не знаю, сказать о нём что-нибудь не могу.

– Врёшь, Иванов! – заорал на меня следователь, – Мне надзиратель сказал, что ты со своим сокамерником разговаривал, за что вы оба оказались в карцере. О чём у вас был разговор?

Конец ознакомительного фрагмента.