Юрий Прокопенко - По следам Чернобыля. Былые надежды Страница 5

На столе у Ивана зазвонил телефон. Секретарь директора института сообщила ему, что его разыскивает заместитель министра здравоохранения Кондрашов и просит его прибыть завтра к 10 утра. По дороге в Минздрав, проходя мимо ажурной ограды Центробанка, Иван вдруг встретил свою сотрудницу, которая работала в те годы в его лаборатории, и с которой он однажды ездил в командировку в Братиславу. Это была довольно симпатичная, синеглазая и молодая женщина, которая не перешла с ним в новый институт. О чем Иван весьма сожалел. Она всплеснула руками, выражая, таким образом, свой восторг от неожиданной встречи. Остановились, поговорили за жизнь и как бы, между прочим, она сообщила Ивану, что идет она сейчас из Минздрава, где была на ночном дежурстве и дежурила она вместе с Маневичем, тем самым, который сыграл ведущую роль в увольнении Белецкого.

– Представляешь, он стал расспрашивать меня о тебе, какой ты человек и вообще правильно ли они поступили, что освободили тебя?

– Ну а ты что ему ответила?

– Ты еще спрашиваешь? Конечно же, я ему стала объяснять, какой ты хороший и справедливый человек, достойный во всех отношениях, что сотрудники института при нем чувствовали себя великолепно, он заботился о каждом из нас и прочее и прочее.

– Он, понятное дело, тебе не поверил. Ведь он был другого мнения обо мне.

– Да, сначала он не соглашался со мной. А потом подумал и спросил меня, как бы сомневаясь: «Может быть, мы ошиблись, и не надо было увольнять его. Но ведь не я один все это делал». Больше он мне ничего не сказал.

– Ладно, что уж теперь рассуждать. Ничего уже не поправишь.

Они постояли немного и разошлись.

В Минздраве он сообщил секретарю, что его вызывал Кондрашов. Секретарь с улыбкой, как в былые времена, пригласила его войти. За столом сидел Кондрашов, сбоку от него пристроился профессор Шацкий, тот самый, который сменил Белецкого на посту директора института. Похоже, что за прошедшие полтора месяца, он начал отращивать себе бороденку. Она была седенькой и реденькой и совсем не украшала его. Кондрашов с кем-то говорил по телефону, пытался записать что-то на листке бумаги, но тот все время убегал из-под его руки. Шацкий учтиво привстал и потянулся к убегающему листку, стал придерживать его, пока большой начальник что-то там записывал. Этот явно подобострастный жест вызвал у Ивана улыбку. Шацкий, несмотря на все свои регалии, а был он не только профессором, но и академиком, показался сейчас ему жалким холуём, бесконечно признательным Кондрашову за его помощь в трудоустройстве директором института. Закончив телефонные переговоры, Кондрашов обратился к Белецкому.

– Привет, – он протянул Ивану руку, не вставая, – как ты там?

– Пока похвастать нечем, – ответил Белецкий.

– Ну, это ничего. Не все сразу. Я тут звонил к твоему директору и просил его поддержать тебя на первых порах. Он говорил с тобой?

– Нет, пока не говорил.

– Слушай, тут вот какое дело. Ко мне обратился директор института дезинфекции, академик Шацкий, – Кондрашов головой указал в сторону Шацкого, сидевшего в углу стола, – он принес мне вот такую бумагу. Тебе она знакома? Посмотри, – он протянул ксерокопию какого-то документа Белецкому, – что ты на это скажешь?

Иван взял бумагу и углубился в ее прочтение. Это был договор о сдаче в аренду некоторых помещений института дезинфекции на срок до трех лет под размещение оборудования совместного предприятия с фирмой «Велком фундэйшн». Иван вспомнил, что действительно еще осенью шел такой разговор о возможной передаче двух комнат первого этажа института, где сейчас находились какие-то технические службы, не то мастерские для размещения оборудования будущего совместного предприятия. Но, насколько ему было известно, договор о совместном предприятии так и не был подписан, стало быть, и этот документ сейчас не имеет силы. Интересно, а кто его подписал? И кто сейчас претендует на эти комнаты?

Подпись была Цулая как заместителя директора института, а виза – Пугина, руководителя международного отдела. На договоре стояла печать института. Наверно, это было в отсутствие Ивана, когда тот был в отпуске, в Пицунде. Как это Лидия Ивановна, его секретарь, могла поставить печать на подписи Цулая? Хотя это иногда бывало, но только в порядке исключения. А кому сейчас понадобилось иметь право аренды помещений института? С этим вопросом он обратился к Кондрашову, а тот переадресовал его к Шацкому.

– Ко мне заявился молодой человек и представился директором института гигиенической экспертизы, протянул эту бумагу и потребовал освободить указанные помещения, – с возмущением рапортовал Шацкий, – я, конечно, ему отказал, сообщил, что я ничего не знаю о таком договоре, что в ходе передачи документов от прежнего директора мне такая бумага не попадала. Он потыкал пальцем в печать на договоре и сказал, что имеет все юридические основания занять данные помещения. Причем, дал мне три дня на то, чтобы я освободил их. Представляешь, Иван Павлович? Вот наглец.

– А кто это был? Он назвал свою фамилию?

– Я точно не запомнил, растерялся. То ли Стеблин, или Селин. Сейчас не помню.

Шацкий действительно был растерян, и имел жалкий вид. Он словно школьник малолетка, которого обидели старшеклассники, пришел жаловаться своему учителю. И не только жаловаться, а искать защиты. Иван внутренне торжествовал в этот момент. Он не испытывал сочувствия к Шацкому, хотя всячески старался успокоить его.

– Не переживайте вы так. Что-нибудь придумаем. Ведь договор о создании совместного предприятия так и не был подписан и я так понимаю, что вы, как директор института не собираетесь его подписывать.

– Нет, не собираюсь. Да и разговоров никаких не было на этот счет, – Шацкий немного приходил в себя, распрямил плечи и поднял голову. Даже голос у него окреп.

– Ну, вот ты и придумай, – Кондрашов закурил свое «Мальборо» и выпустил ароматный дымок в потолок, – жаль, конечно, что договор о совместном предприятии не получил развитие. Но на эту бумагу надо ответить так, чтобы она не имела юридической силы.

– Я могу дать письменное разъяснение по поводу этого договора на аренду помещений института, сославшись на то, что целесообразность такого действия сейчас отпала.

Иван взял лист бумаги и в течение трех-пяти минут сочинял комментарий на предложенный договор аренды помещений. Потом поставил свою подпись, дату ставить не стал. Протянул бумагу Кондрашову. Тот загасил сигарету и посмотрел на предложенный ему лист бумаги.

– Ну что. На мой взгляд, вполне достаточно, посмотрите сами, – Кондрашов протянул лист Шацкому. Тот прочитал, передернул бровями и сказал, что это его вполне устраивает. Кондрашов в этот момент подумал, что как легко было работать с Белецким, когда он был директором института. Все-таки светлая у него голова. Через минуту Иван покинул кабинет заместителя министра здравоохранения и спускался по лестнице к выходу. Можно было бы зайти к Владимиру Ивановичу, кабинет которого располагался здесь же, рядом. Другой, может быть так и сделал бы, но Ивану показалось, что не следует идти к начальнику департамента гигиены с пустыми руками. Он еще не дозрел до серьезных предложений. Пусть это будет позже.

Иван вышел на площадь и почувствовал, как за ним с шумом закрылась тяжелая дверь Минздрава. Он не стал ее придерживать, как обычно, пусть грохочет. На дворе был апрель, и весеннее солнце наконец-то принесло в город долгожданное тепло. Хоть это было приятно и еще было приятно от того, что Иван сейчас уже не зависим от чиновничьего произвола и тонкие ростки свободы начинали пробиваться в его душе. Он обернулся на шум тяжелой входной двери и увидел красного мрамора табличку с надписью «Министерство здравоохранения СССР». Как он раньше не обращал на нее внимание. Подумал, что совсем скоро здесь появится другая табличка. Он вдруг ощутил, что в глубине души он с нетерпением ждет, когда это слово, аббревиатура и само понятие исчезнут совсем. Скорей бы.

От здания Минздрава до его института было рукой подать, и Иван решил пройтись не спеша по весенней Москве, посмотреть на прохожих, зайти в магазины. Может быть, хоть в центре с продуктами лучше. И в самом деле. Вот какой-то неприметный магазинчик и народу совсем немного, а на прилавке лежат свиные отбивные, а вот азу из говядины, ну, совсем, как в старые добрые времена. Правда, цены на эти продукты несколько странные. Иван спросил продавца, чем объясняются такие высокие цены на мясо, и получил совсем неожиданный ответ: «Наш магазин торгует по комиссионным ценам». Все ясно. Ну что ж, можно и по комиссионным. Деньги в семейном бюджете пока что были. Иван купил и того и другого по килограмму и довольный своей покупкой пошел к себе в институт. «К себе в институт? – поймал себя на мысли Иван, – быстро, ты, однако, привык к новому месту работы, совсем как собачонка, которую подобрали на улице». Идя по длинному незнакомому переулку, он натолкнулся на симпатичное кафе, где можно было бы пообедать, да и время как раз подошло. Все это заметно улучшило настроение Белецкого. И выйдя из кафе, он взглянул на синее небо над головой и решил, что многое в жизни зависит от погоды.