Владимир Леонов - В них и язык, и душа, и свобода. Русь в древних текстах Страница 5

Зачем такой сложный маршрут? – Во-первых, у читателя создается представление о срединном положении Русской земли, которая лежит на перекрестье всех путей Европы. Во-вторых, и это особенно важно, апостол на своем пути останавливается там, где впоследствии возникнет Киев, благословляет это место и предсказывает, что тут будет великий город. Таким способом исподволь читателю внушается мысль о Божественном промысле, поставившем Киев над всеми остальными славянскими городами и княжествами.

Трудно воспринимается информация с географическими названиями, тяжело представить этот маршрут. Может, есть возможность его проиллюстрировать?

Интересным средством суггестии (внушаемость -авт.) в начальных разделах летописи является использование мотива «трех братьев». Этот мотив восходит к самым глубоким слоям архаического мышления. В начальных разделах Повести он применяется трижды, что дополнительно усиливает его суггестивный потенциал.

Первые упоминаемые три брата – сыновья библейского Ноя: Сим, Хам и Иафет, – разделившие между собой землю.

Вторые три брата – Кий, Щек и Хорив, основавшие Киев.

Третьи три брата – Рюрик, Трувор и Синеус, роль которых в русской истории связана с установлением княжеской власти, то есть начатков государственного устройства.

Путем троекратного введения этого мотива маркируются (отмечаются) наиболее важные, с точки зрения книжника, моменты русской истории: разделение земли, основание Киева и начало княжения. Опять неявно, однако настойчиво, подчеркивается роль Киева для судеб русской земли. Следует заметить, что имеются и другие подобные скрытые маркеры. Так, первым русским князем был Рюрик. Однако в летописи «русским князем» среди варяжской династии впервые называется Олег (запись под 852 г.). Почему? Да потому, что Рюрик княжил в Новгороде, а Олег – в Киеве. Геополитические акценты расставлены летописцем совершенно недвусмысленно: Киев для него – главный город.

Далее, привлекает внимание известный эпизод расправы Ольги с древлянами. В основе этого эпизода легко узнается фольклорная образность, восходящая к сказочному жанру. Особенно характерен образ самой Ольги – главного действующего лица. При анализе фрагмента ее нередко сопоставляют с Бабой Ягой: на том основании, что она проявляет последовательную изобретательную жестокость в отмщении (троекратном, что существенно для архаического сознания), и притом перед смертью отправляет своих врагов помыться в бане. Но более важен другой прототип Ольги: образ мудрой жены (мудрой девы). Этот образ инвариантен (постоянен -авт.) для целого ряда волшебных сказок, где мудрая жена выступает в функции либо самого героя, либо волшебного помощника героя.

Здесь существенно то, что Ольга проявляет остроту ума, достигая своей цели, то есть мести. С названным фрагментом сопоставим другой: фрагмент сватовства к Ольге царя Константина. Ольга, не желая идти замуж за Константина, просит его крестить ее (а крещение было уже готовым ее намерением). После крещения Ольга отказывается от брака, мотивируя это тем, что по христианским законам брак с крестницей недопустим. «Перехитрила ты меня, Ольга», – соглашается Константин, тем самым признавая остроту ума Ольги, ее мудрость. Эти два эпизода легко сопоставимы, так как в обоих случаях на первый план выводится одно и то же качество героини: мудрость.

Для идеологии Повести эти эпизоды имеют немалое значение. В них, с опорой на модели архаической ментальности (троекратный повтор, мудрая жена), осуществляется осмысление Ольги как выдающегося своей мудростью исторического персонажа. Тем самым приобретают легитимность (то есть «законность») совершенные ею действия.

Для христианского историка главное из них, конечно, – это крещение, которое Ольга приняла, по-видимому, первой из княжеского рода. Поступок Ольги вовсе не был естественным в глазах современников. Существует предположение, что крещение Ольги вообще было тайным. Во всяком случае, еще и ее сын Святослав креститься наотрез отказался, мотивируя отказ тем, что «дружина станет насмехаться». Поэтому составителю летописи необходимо было представить Ольгу женщиной особой мудрости, чтобы все ее предприятия рассматривались как безусловно правильные и законные. Для этого и был спроецирован на исторического персонажа – Ольгу знакомый всем современникам из устной поэзии образ мудрой жены.

Обращение летописца к паттернам (модельным -авт.) архаической ментальности заметно и в других фрагментах Повести. Это безусловно касается рассказа о походе Владимира на Полоцк. Даже беглая реконструкция исторических обстоятельств, имевших место ко времени этого похода, показывает его нецелесообразность с точки зрения военной стратегии. Один из трех братьев-князей, Ярополк, убил другого, Олега. Узнав об этом, третий брат, Владимир, сидевший в Новгороде, испугался и бежал «за море» (так тогда назывались варяжские земли) собирать дружину. С дружиной варягов Владимир направился к Киеву, чтобы дать Ярополку решительный бой. И вот в такой-то момент Владимир посылает к полоцкому князю-варягу Рогволоду за его дочерью Рогнедой, которую хочет взять в жены. После отказа Рогнеды и Рогволода Владимир идет с войском к Полоцку, завоевывает город, убивает Рогволода и его семью, а Рогнеду силой берет в жены.

Казалось бы, для чего Владимиру отвлекать силы и заниматься семейными делами, когда на первом месте стоит вопрос о единоличном общерусском княжении, безусловно предполагающий гибель одного из двух братьев-князей? Причина становится понятной, когда мы вспоминаем, что Рогнеда была невестой Ярополка и ее уже «собирались вести» за него. Для архаического сознания очень узнаваем и понятен функционально-мотивный комплекс «взятие города / брак / воцарение», реализовавшийся, в частности, в целом ряде сказок, где герой побеждает царя, берет в жены его дочь (невесту, супругу) и сам становится царем. Актуализация одного из элементов этого комплекса немедленно вызывает ассоциации с другими. Поэтому овладение Рогнедой, невестой Ярополка, для Владимира было знаковым поступком, залогом победы над самим Ярополком и стяжания его власти.

Отметим, что этот мотивный комплекс используется в летописи не единожды. Второй случай его использования относится к записи под 988 годом, где речь идет о крещении Владимира. Предшествовало крещению взятие Владимиром Корсуни. Оттуда он посылает в Константинополь, требуя от царей Василия и Константина отдать за себя их сестру Анну и угрожая, в случае отказа, походом на сам Царьград. Правители соглашаются, поставив условием обращение Владимира в христианство – к чему Владимир, согласно летописному преданию, был уже готов. Здесь тоже взятие города (фактически – Корсуни, но предположительно, в случае неудачи сватовства – и Константинополя, в то время ослабленного военным мятежом) связывается с женитьбой на Анне: то и другое становится результатами одного военного похода. «Воцарению» же соответствует принятие Владимиром христианства: с точки зрения носителя новой религиозной культуры этот акт вполне может трактоваться как принятие высшего нового статуса.

Нелишне обратить внимание и на тот факт, что в Повести лишь двое из жен Владимира называются по имени: это Рогнеда и Анна. Именно они оказываются и действующими лицами в двух описанных версиях реализации архаического мотивного комплекса. По-видимому, эти два брака рассматривались летописцем как особенно значительные. И неудивительно. Ведь Рогнеда – варяжская княжна, тогда как Анна – византийская принцесса. Таким образом, при помощи этих двух браков, второй из которых прямо династический, Владимир стяжает родство с двумя ведущими народами современности, варягами и греками.

Зарождающаяся русская нация взяла от сопредельных народов то, что составляло их достоинство в истории. От варягов был взят институт сильной военной княжеской власти, легшей в основу государственного устройства последующих времен. От греков было принято христианство, вводившее Русь в космос европейской культуры. Однако летописец не преминул показать, что то и другое было взято славянами не путем просительства, а с позиции равенства, обеспеченного силой.

Призванию варягов предшествовало их изгнание (862 год). Варяги прежде собирали дань со славянских земель как захватчики. Они были изгнаны. И уже после этого были приглашены Рюрик, Синеус и Трувор, княжение которых заключалось в том, чтобы «судить по праву». Затем, в 988-м году, крещение было принято от греков на фоне убедительной военной победы, поставившей под угрозу суверенитет Константинополя. Как видно, в обоих случаях состоится демонстрация силы, после чего славяне принимают от соседей то, что им необходимо: военно-княжескую власть и начала христианской цивилизации.