Александр Образцов - Способы обольщения женщин (сборник) Страница 5

Вечером царица купалась в бассейне. Вместе с ней плавали богатые женщины. Оказалось, что богатство в стране дается тем, у кого самая чистая кожа и к кому все чувствовали странную симпатию. Были среди богатых и черные, и желтые, но больше белых. Все удивились, что царевич не плавает – именно в бассейне ему хотели обозначить его место в городе. Они уже поговорили друг с другом и решили, что по странной симпатии и чистоте кожи, он достоин стать царицей. Та согласилась уступить свое место.

Царевич сослался на то, что он любит плавать один. Все несколько удивились этому и отложили избрание. Так у него появился странный статус – царица не царица, гость не гость.

Царевич же, видя такое количество красавиц, отъевшись и отоспавшись, начал думать, как ему сделать так, чтобы царица поняла, что самое лучшее на свете?

Однажды конь, также сытый и сильный, вдруг заржал, всхрапнул и из низа живота у него толчками начало выползать черное.

Царица страшно поразилась.

– Как бы объяснить, – начал царевич. – Это то, что нужно вставить туда, где у другого коня не это, а наоборот.

Царица ничего не поняла. Тогда он нарисовал ей двух коней, у одного из которых снаружи то, что у другого внутри.

– Но так не бывает! – засмеялась царица. – Все только внутри.

– А у коня?

Царица задумалась.

– Но если нет коня, у которого внутри, значит конь только такой!

Тогда царевич решился.

– Но дело в том, что и у меня, как у коня… – сказал он.

Царица с ужасом посмотрела на него:

– Черное? Большое?

– Нет! Не большое.

Царица снова засмеялась, собрала женщин в бассейне, и все начали смотреть, как царевич раздевается. Он снял рубаху – и все застонали. Кожа была чиста, и странная симпатия была, но грудь была совсем маленькая! Ее не было! Когда же царевич снял и шальвары, – хохот возник в бассейне. Все показывали пальцами на странную, смешную штуку, которая была между ног царевича.

И царевич стал шутом. Стоило ему где-то появиться, как все просили его снять шальвары и показать ту штуку. Что делать? Он снимал, все хохотали. Быстро привыкаешь быть шутом, если не такой, как все. Иначе жизнь становится сложна и опасна.

Одна царица относилась к нему серьезно. И если бы не она, то его из-за отсутствия к нему странной симпатии давно переселили бы в большие дома, где жили все вместе.

Царица не раз пыталась понять хоть что-то из его объяснений о разнополости. Когда же он однажды сказал, что такие, как он, правят в других странах, а женщины служат для удовольствий и прислуги, то она разгневалась, и царевичу не миновать было бы опалы, если бы не ее страстное увлечение скачками. После скачек царица чувствовала волнение, ее куда-то тянуло и отчего-то нравилось дойти до дворца с царевичем рука об руку. Во дворце она тут же посещала бассейн, долго и с удовольствием плавала.

Наступило время эпидемии. Жительницы обленились, ходили нечесаные, зевали, бродили по дорогам. Во дворце также была скука, в бассейне теперь редко кто бывал, и царевич часто в одиночестве нырял и резвился там.

Была ночь, царице не спалось. По коридорам дворца слонялись богатые женщины, ни с кем встречаться не хотелось, и она завернула в бассейн, решив искупаться через силу. Светила луна, в бассейне слышался плеск воды, кто-то пел, фыркал и иногда стонал от наслаждения.

Царице неприятно было слышать это, когда сама она скучала и томилась. Она стояла за персиковым деревом в тени. Из бассейна вышел царевич. Тело его при лунном свете было совсем серебряным, и царица позавидовала бы чистоте его кожи, если бы он не был так уродлив. Он постоял в задумчивости, затем поднял лицо к луне, глубоко вздохнул, и царица вдруг увидела, что смешная штука начала подниматься, увеличиваясь на глазах. Как ни досадно было ей, а она не смогла сдержать смеха. Она подошла к царевичу и, хохоча, присела на корточки, разглядывая новое превращение царевича. Вот теперь-то он был действительно смешон! Если раньше она жалела его, думая, что эта штука причиняет ему большие неудобства в жизни, особенно при скачках, то теперь! Она тронула штуку пальцем. Та закачалась. Она придавила ее ладонью – та вырвалась и хлопнула царевича по животу. Никогда царица так не смеялась! Она повела царевича к себе и долго забавлялась с ним. Всю ее хандру как рукой сняло. Назавтра с утра она снова вызвала царевича. Штука болталась. Она нахмурилась и потребовала, чтобы царевич поднял ее. Он испугался, начал пробовать сделать это, но штука едва шевелилась. Тогда она приказала высечь его. Царевича высекли, но штука не поднималась. Терпению царицы пришел конец, и царевича отправили в самый большой дом, где вместе жило очень много женщин с плохой кожей, не внушающих странной симпатии. По утрам они развозили навоз на поля, пропалывали рис, носили воду, купались в обыкновенной речке. Спали на длинных деревянных помостах на сене, которое меняли раз в две недели.

Через некоторое время от такой жизни царевич опустился, перестал следить за собой, ходил нечесаный, немытый. К тому же по вечерам он вынужден был снимать шальвары, и усталые женщины по два часа кряду надрывали животы, глядя на него. Вскоре, однако, он всем так надоел, что никто не хотел спать рядом с ним, и его изгнали в темный угол, где жила какая-то замарашка, с кожей, постоянно покрытой болячками, внушающая всем странное отвращение молчаливостью и неумением громко хохотать. Ей даже сено меняли раз в два месяца, потому что женщины, меняющие сено, брезговали подходить к этому углу.

Царевич начал уже и забывать, кто он. Ему казалось, что он всегда жил в этой стране. Но когда его поселили в углу, он как будто очнулся от постоянного страха. Дело в том, что если кто-то проявлял хоть какое-то недовольство и переставал раз в день хохотать, ее бросали в быструю речку, которая текла на край земли и падала в бездну. На краю бездны были грязные болота, пузырящиеся от газов, и туда раз в год отправляли самых несимпатичных за этой грязью, обладающей способностью навсегда снимать лишние волосы.

Подошло это время, и туда отправили царевича с замарашкой.

Царевич, морщась от неприятного запаха, быстро наполнил свой кувшин, оглянулся и не увидел замарашки. Там, где она стояла, был пустой кувшин, а рядом в грязи расходились круги. Царевич представил, что ему придется нести два кувшина, подбежал к тому месту, опустил руку по плечо в грязь и вытащил замарашку за волосы. Она не дышала. Тогда он взвалил ее на плечо и пошел к реке, чтобы бросить ее туда. Вдруг изо рта у нее полилась грязь, она застонала. Он уложил ее под деревом, сел и задумался. Нести два кувшина было тяжело. Ждать, пока замарашка оживет и наберется сил у этого вонючего места – долго. Тяжело или долго? Он уже выбрал тяжело, когда она попросила пить. Царевич удивился. Ведь только что напилась грязи! Но сходил к реке, принес кувшин воды. Она попила и снова из нее полилась грязь.

Царевич вздохнул, поел персиков и лег спать. Когда проснулся, около замарашки было озеро грязи, кувшин был пуст, а она снова попросила воды. Царевичу стало даже интересно, чем все кончится. Три дня лилась грязь из замарашки, на четвертый день она встала и, шатаясь, пошла к реке. Царевич хотел удержать ее, ведь получалось, что будет и долго, и тяжело! Но он пожалел ее. Ему самому иногда хотелось броситься в эту реку.

Но замарашка не стала входить в воду. Она сняла с себя рубаху и шальвары, негнущиеся от грязи и пустила их по течению. Сидя на корточках, она долго смотрела, как они плывут. Наконец они подпрыгнули на камнях и кувырком полетели в бездну.

Она засмеялась. Как будто тонкие бокалы, по-разному наполненные вином, тихо зазвенели друг о друга. Потом замарашка начала ладонями бросать на себя воду. И грязь, которая стекала с нее, превращалась в зеленую молодую травку. Тело, сначала бывшее черным, стало коричневым, затем матовым, белым, а она все бросала и бросала воду. У ног ее скоро вырос густой ковер травы, а тело начало сверкать. Скоро царевичу стало больно смотреть на нее – да еще и солнце блестело в реке. Он отвернулся. Когда повернулся снова, то сверкание пропало, и тело было таким чистым, белым и, где надо, розовым, волосы стали так густы и волнисты, глаза стали так глубоки, так сверкали белки, так ногти блестели, что царевич от странной симпатии вдруг обессилел и сел. А замарашка засмеялась и бросила в него горсть воды. Вода попала на плечо, которое он испачкал грязью, когда вытаскивал ее за волосы, и плечо его стало серебряным.

Поэтому и сказка называется «Серебряное плечо».

Подвешенные на тросе

Конечно, случается тоже. Пока вместе живем. Хотя и спутниковая антенна, и собачки в жилетках, и дверь из прокатного стана, а иногда нос к носу. Особенно в лифте.

На третьем этаже в однокомнатной из левого кармана такой неудачник. Жена ушла к маме с папой, ему тридцать. Тридцать лет, а у него четыре вертикальные морщины: на лбу и сбоку от скорбящего рта. Правда, бритый, чистенький, глаженый воротник. Но без работы. Уныло ходит, не решаясь вступить в жизнь. Жизнь не столько ледяная, сколько помойная. Бывают брезгливцы.