Андрей Шум - Веллоэнс. Восхождение Страница 5

Ночевали в лаборатории, трудились в три смены – и к сроку всё сделали, подогнули, заварили. Осталось только коллекторы настроить, да напор подрегулировать. Олег сидел под потолком на трубе из биопласта, внизу поблескивала находка. Изрезанный гранями куб, серого цвета с металлическим отливом, размером с литейный котёл прошлых веков. Литейный котёл. Давно, ещё в школе, учитель рассказывал, как раньше из-за этих устройств происходили несчастные случаи. После смены уставший пьяный работяга мог залезть в чан поспать, а с утра мужики, не проверив котел, пускали машину в дело. Бедняга даже голоса подать не успевал – в мгновение ока заливало расплавленной сталью.

В зал вошли двое. Первый росл, статен, одет в дорогой деловой костюм. Хеминс, глава компании. Второй – толстяк в синем рабочем халате, с большими старомодными очками и визгливым истеричным голосом. Это Гринвин, заведующий исследовательским отделом. Среди своих его иногда звали Гранитом, иногда Граненым. Одно прозвище за упертость, которая даже в мелочах зашкаливала за все мыслимые пределы. А второе… Что ж, любил дядя заложить за свой белый воротничок. Вот тебе и светило науки – с перегарищем, какое лишь у праздных моряков бывает.

– Как проходит процесс раскодирования?

– Есть сложности. Мы добились от Рукиба отзывов на импульсы, но не можем просчитать его реакции и ответы. Грани передвигаются, но не дают искры. После запуска охлаждающей станции дадим сигнал сильнее.

– Когда запускают станцию? Я хочу присутствовать на пробуждении артефакта.

– Так… по документам… – руки ученого стали лихорадочно листать папку со схемами – по акту конец наладки и тестирования системы приходиться на двадцать третье, ммм… апреля. Вот, подпись руководителя отдела.

– Сегодня уже двадцать пятое. Важно не допустить простоя – необходимо успеть в срок. Включайте ваш агрегат.

Работники зала собрались возле тестовой камеры. Рукиб был загадкой, ключом к качественно новому уровню компанию в производств биоэнергенов. Эпифакт остался за защитными пластинами. После загрузки параметров, настройки машины, Гринвин предложил Хеминсу щелкнуть переключатель запуска.

Рука директора уверенно нажала на тумблер. Раздался звук шумящей по трубам воды, и послышались глухие плевки низко-волновой пушки. Куб задрожал, темные полосы принялись переливаться тусклыми цветами. Вдруг, одна из граней сместилась и зазор засиял. Цвета становились ярче и скользили по эпифакту, в повторяющемся непонятном алгоритме. Из верхушки сверкнул луч. Часть светового потока рассеялась, обжигая трубы с водой, остатки поглотил биоэнергенный потолок. Одна из труб, не выдержав напора, треснула, с резким свистом вырвалась белесая струя пара. Испытание остановили, кинулись устранять повреждения. В пылу работы никто и не заметил исчезнувшего Суховского. Последние дни золоторукий водопроводчик был в скверном настроении, ни с кем не ладил – да еще аврал на работе. Кто знает, может дома сидит. Или напился с горя, с кем не бывает…

Полет мыслей от второго дня, десяти энамбелов, двести шестьдесят седьмого вита.

– В каждой истории заложен тайный смысл. Всё, что мы видим и переживаем, послано богами. Если научиться узнавать знаки судьбы, чувствовать их смысл и использовать правильно, можно стать вестником Великой воли.

– Чьей?

– Тех богов, чьи посылы мы вмещаем в сердце.

– А если нет богов?

– Возможно ли такое? Как иначе мог быть явлен столь прекрасный мир… и ужасная дисгармония в нем? Ведь это боги враждуют один с другим, являя волю через вестников и стараясь переломить ход земной истории в свою пользу. Сами они… наверное, слишком ленивы или умны, чтобы выходить на открытую войну друг с другом. Для каждого бога раздор мира – лишь игра в военные шашки. Мы тоже ведь не задумываемся, что фигурки на игральной доске могут быть живыми, все чувствовать и переживать. Считаем, что они – лишь выточенная мастером мёртвая кость.

– А кто тогда мы? Зачем мы созданы – так гармонично начинаем и так печально заканчиваем этот переход в иное царство?

Гармония и война внутри – это две части целого. Земная природа повторяет эту круговерть всюду – день и ночь, рождение и смерть, холод и жара…

– Но есть ли что-то свыше этой непрестанной чехарды?

Авенир Мес’о Дитроу.

***

Второй год службы подошёл к концу. Юнцы превратились в неплохих воинов, сносно бились на мечах, изучили военную стратегию и по вечерам патрулировали Глинтлей, следя за порядком. Муштроваться осталось три года – после этого они смогут служить десяти и пятидесятиначальниками, стать помощниками имперских телохранителей, сопровождать торговые караваны, ведать имперской стражей.

Рихон плеснул в лицо ледяной воды из нефритовой, с серебряными пластинками, умывальни. До конца смены оставалось еще два часа и спать хотелось ужасно.

Свет факелов обнажил разговаривающую троицу, расположившуюся у главных ворот. На приблизивщихся патрульных никто не обращал внимания.

– Городская стража, – представился Авенир, – что вы здесь делаете? По уставу Глинтлея ночью запрещено ходить под городскими стенами.

Один из мирян, грузный кеттин, в кожаных доспехах на голое тело, смерил их недружелюбным взором, с презрением разлепил толстые коричневые губы:

– Слышь, Эгит – господа дорогие хотят знать, по какому делу ты здесь околачиваешься? Не соблаговолишь ли дать ответ?

Второй – хлипкий смуглый азотянин – улыбнулся, обнажив щербину в верхнем ряде крупных, похожих на жемчужины, зубов.

– Как скажешь, Кабул, – Эгит развернулся к стражникам, – понимаете ли, кошка у нас живет дома, а так как мы не смогли ее накормить, ведь мяса не осталось – вот и пошли мы, господа за мясом-то на рынок. А базарчик местный, ой батюшки, закрыт, не работает теперича – час поздний. А стена, тут же голуби, птицы всякие и крысочки бегают. Вот и хотим живности прибить, чтобы и зверушечку покормить – да и самим на супчик оставить. Крысочки – это ж наивкуснейшее мясо, не то, что в тавернах. Ой, господа, никто ж не знает, какую скотину ихние повара жарят – больную, старую, или не дай-то батюшка, мертвечинину ложать…

– Ерунду какую-то несут, – Рихон повернулся к Авениру, принялся нашёптывать – надо их в темницу, да доспросить – кажется мне, что они соглядатайствуют. Да и впрок им будет, чтобы Глинтлейский закон знали.

Обернулся к смуглому, грубо прикрикнул:

– Прекрати брехать. Все живо в советню, узнаем, за какими это вы крыска…

Парень зашатался и упал навзничь. Авенир обернулся, инстинктивно вжал голову в плечи. Щеку обожгло. Нескольких секунд хватило, чтобы оценить происходящее. Пока они слушали треплю азотянина, третий бродяга, хунн, незаметно обошел патрульных и вырубил Рихона. Трое окружили Авенира – явно не уличные оборванцы.

– Ну что, господин хороший, – крупный злобно ухмылялся, – говорим же, за крысами охотимся. Такими, как ты.

Молодой воин посмотрел на лежащего соратника. Кровь побежала по жилам, мышцы инстинктивно напряглись. В висках застучало, юноша ощутил, как гнев затмевает разум, притупляет мысль. Как смели они напасть на имперский патруль?

Услышал воинственный клич и удивленно понял, что сам кричит.

Авенир уклонился от стремительно летящего пернача, мгновенно развернулся и, что есть силы, саданул кулаком кеттину в ухо. Другой бродяга, хунн уже достал оружие и в одной руке держал такой же небольшой пернач – другая сжимала изогнутый черный клинок. Нир сделал ложный выпад мечом, захватил запястье врага, резко вывернул, выбив клинок из руки. Хунн не растерялся и саданул кулаком в лицо. Раздался хруст. Очухавшийся к этому времени кеттин схватил юношу.

– Имперская крыса попалась в ловушку, – Кабул сплюнул, – ну что, урод, до сих пор считаешь себя настоящим воином?

Пернач ударил под грудь. Дыхание сперло. Авенир, сжав зубы, дал каблуком сапога по ноге Кабула. Толстяк охнул и ослабил хватку. Вырвав руку, юноша послал ее в горло бродяге. Тот было отпрянул, но увернуться не успел – удар в кадык парализовал. Парень, тихо рыча, двинулся на азотянина. Неожиданно в глазах потемнело…

Стук сердца нещадно долбил по макушке. Юноша приоткрыл глаза и тусклое мерцание свечи обнажило пустую комнатенку. На топчане рядом сопел Рихон с перевязанной головой. В глазах все плыло, и сколько Авенир не напрягался, сосредоточиться не получалось.

Раздался низкий мужской голос:

– Очнулся? Хм, потерял столько крови и уже в себя пришел. Я думал, сутки откачивать придется. Ты лежи, отдыхай. И глаза закрой, так болеть меньше будет.

– Г-г-де я?