Алексей Дьяченко - Шалопут Страница 5

– Подотри слюни.

– Я не претендую, – сказал Валентин Валентинович, продолжая вспоминать образ бабы Паши и сладострастно улыбаться.

– Хватит. Кому говорю? Кстати, что с дверью входной? Не мог попасть к тебе в кабинет.

– А всё потому, что раму дверную, вместе с дверью, установили кверх ногами. И теперь, чтобы дверь открыть, ручку приходится не вниз опускать, а вверх поднимать.

Снаружи стали ломиться в кабинет.

– Вверх! Ручку вверх! – закричал Мартышкин и, не выдержав, поднялся со стула, подошёл и сам открыл дверь.

В кабинет протиснулся пациент с насмешливым выражением лица и руками, поднятыми над головой.

– Вот, все так. Как военнопленные заходят. Думают, командую «руки вверх», – пояснил Мартышкин. – Кричу, ругаюсь, а ведь мечтал лечить как доктор Галли Матье – смехом и шутками.

Выпроводив пациента и объявив десятиминутный перерыв, Валентин Валентинович стал было вспоминать свою врачебную практику. Но в кабинет, как к себе домой, протиснулся Никандр. А следом за ним вошла пожилая женщина-врач, работавшая в поликлинике. Ей было за семьдесят, полная, с одышкой.

– Ну вот. Не ломятся же, – похвалил вошедших Мартышкин и, обращаясь к женщине-врачу, бесцеремонно спросил, – чего тебе?

Видимо, не желая при посторонних говорить о щекотливом деле, она голосом диктора начала с сообщения:

– О Мессалине слышали?

– Вас, врачей, не разберёшь. Вы вот говорите «шалашовка», то есть «Мессалина», он только что называл её фригидной, мужеподобной. А хоронить, наверняка, будут как святую.

– Это же Англия. У них и пьеса есть «Много шума из ничего». На это они мастера, – комментировала слова Василия женщина-врач.

– Видимо, залетела и об этом пронюхали во дворце, – сделал вывод руководитель медцентра.

– Своевременные средства позволяют выявлять беременность уже через несколько дней. А у нас как? Забеременела и ходит пять-шесть месяцев, не зная, что беременна, – поддержала Мартышкина женщина в белом халате.

Никандр окинул взглядом её округлые формы и серьёзно спросил:

– О себе говоришь? Конечно, с таким брюхом не сразу сообразишь, что беременна.

Вася и Валентин Валентинович засмеялись. Оказалось, и Никандр, и женщина-врач, обидевшаяся на слова Уздечкина, пришли к Мартышкину за спиртом. Получив желаемое, они ушли.

Хлебнули спирта и Грешнов с хозяином кабинета, и Василий стал рассказывать об отсутствующей жене:

– Наташка сначала была замужем за сыном высокопоставленного чиновника из Госплана. Но он не жил с ней как с женой. Странноватый был паренёк. Родители им на свадьбу однокомнатную квартиру подарили. Купили освободившуюся по соседству с нашей. Так вот этот муж ей всё врал, что служил в спецназе. А Наташка на какие только ухищрения не шла, чтобы привлечь к себе внимание супруга. И нагишом перед ним ходила, и массаж просила сделать – не замечал. Сама будучи медиком, записалась на приём к врачу. Опасалась, не случилось ли с ней чего худого. Врач попросил её привести с собой мужа. Тот к врачу отказался идти, и вскоре они развелись. С собакой пуделем гуляла, на собачьей площадке с ней и познакомились. Через год записались. Дочь Олесю родила, успокоилась и следить за собой перестала. «Я тебе такую дочку родила, что теперь на всё имею право». Думаю: «Ты на всё имеешь право, а я только на одно – пойти налево». И пошёл.

Приятели выпили ещё, Василий захмелел и продолжил:

– И вот, когда в тесном общении с Начинкиной я достиг кульминации чувств. То есть того самого момента, что предшествует развязке. Так сказать, сексуальной судороги перед последней точкой соития… Момента наивысшего эмоционального напряжения и величайшей ответственности мужчины перед женщиной. В этот самый момент получаю по потной спине удар солдатским ремнем. Наотмашь! Причем пряжка пришлась аккурат промеж лопаток. Мелькнула мысль: «Не покойный ли Юрок с того света вернулся?».

– От кого пострадал?

– От Доминика. Её сыночек таким образом меня поприветствовал.

– Ему же хочется братика или сестрёнку.

– Не смешно.

– А если серьёзно, то так и рассудка недолго лишиться, – согласился Мартышкин. – Давно это было?

– Да говорю же, вчера. Слушай дальше, еще не всё. Получил я ремнём, впопыхах оделся и убежал. Оказывается, Нинкины трусы на себя напялил. А дома разделся, ничего не подозревая, и хожу. Наташка стала нервно смеяться. Спрашивать, не собираюсь ли я сменить ориентацию. Но я её намёков не понял. И только сегодня обнаружил на себе трусы «неделька». Они и сейчас на мне. Хочешь посмотреть?

Мартышкин отказался.

Выпили ещё спирта и сильно захмелели.

– Бандиты пришлые объявились, – сказал Василий, – хотели меня избить, да номер у них не удался.

– Жаль, – сказал очнувшийся от пьяной дрёмы Мартышкин.

– Чего тебе жаль?

– Что номер не удался.

– А я думал, что меня не избили.

– А почему тебя не избили?

– Потому что руки коротки и ростом не вышли. Дети ещё, разборки со мной устраивать.

– Почему дети хотели тебя избить? Ты их, наверное, обидел как-нибудь?

– Если бы я их обидел, они бы в канаве валялись. А они ходят, улыбаются. Должно быть, уже винище пьют.

– А кто им вина купил?

– Сами купили.

– Зачем же детям продали вино?

– Сейчас кому угодно продают.

– Какие хорошие времена. А нам не продавали. Мы взрослых просили купить.

4

Находясь в подвале, на своём рабочем месте, Никандр Уздечкин беседовал с Владом Сморкачёвым.

– Василь Данилыч – наш начальник, – говорил цыган, – и мы должны ему поклоняться… Поклониться… Преклониться?

– Подчиняться, – подсказал дезертир.

– Да. Подчиняться. Благодарить Бога и Судьбу, что они послали нам такого руководителя. Ты бы, Владик, спал сейчас на канализационном люке у Казанского вокзала, а я бы жил в образе борща, обманывая старика и старуху. Он нас людьми сделал, своими компаньонами.

Когда Василий спустился в подвал, компаньоны дрались.

Разняв дерущихся, Грешнов спросил:

– Из-за чего на этот раз?

– Этот Цепеш-Дракула спросил, каким пальцем я зад подтираю, – серьезно ответил Никандр и, подумав, с еще большей серьезностью добавил, – то есть какой рукой.

– Ну? – не найдя в вопросе криминала, настаивал Василий.

– Я ответил. А он усмехнулся и говорит: «А я пользуюсь туалетной бумагой».

– Как дети малые, ни на минуту оставить нельзя. Сморкачёв, на, деньги, иди в магазин, купишь хлеба и продуктов. Но не транжирь зря.

Когда Влад ушел, Грешнов повернулся к Никандру и, еле сдерживаясь, чтобы не рассмеяться, спросил:

– Так, говоришь, какой рукой?

И, прежде чем Уздечкин успел разобрать его вопрос, захохотал безумным смехом на весь подвал.

Когда Сморкачёв вернулся с покупками, то стал свидетелем истошного вопля. Василий ругал Никандра.

– Что ты за человек? – кричал Грешнов, – то семь, то девять носков у тебя сушится. Почему это так?

Конец ознакомительного фрагмента.