Александр Карнишин - Сборник фантастических рассказов Страница 5

Ему не было скучно. Когда здесь скучать? Времени не хватает, чтобы все узнать и все увидеть. Египетские пирамиды? Он щелкал по ярлыку и рассматривал их в любой проекции. Великая китайская стена? Где-то это было… А, вот она! И даже есть съемки из космоса, где видно, как она тянется червяком через горы и равнины. Московский Кремль? И о нем было множество материалов.

В исторических форумах он спорил с теми, кто в который уже раз обещал катаклизмы, кризисы и очередную мировую войну. Он был историком по образованию и требовал всегда точных и ясных доказательств, а не домыслов или логики в построении модели дальнейшего развития.

– История алогична, коллеги! – повторял он постоянно. – Факты, только факты становятся историей.

К вечеру, когда глаза уже не хотели и не могли смотреть в экран, он делал себе легкий ужин, потом, подумав, иногда принимал душ или даже заваливался в ванную, насыпав в горячую воду пахучую соль, и читая очередную книжку с экрана своего наладонника.

Сегодня это была старая вещица, читанная еще в детстве.

«Десять пятнадцать. Распылители в саду извергли золотистые фонтаны, наполнив ласковый утренний воздух волнами сверкающих водяных бусинок. Вода струилась по оконным стеклам, стекала по обугленной западной стене, на которой белая краска начисто выгорела. Вся западная стена была черной, кроме пяти небольших клочков. Вот краска обозначила фигуру мужчины, катящего травяную косилку. А вот, точно на фотографии, женщина нагнулась за цветком. Дальше еще силуэты, выжженные на дереве в одно титаническое мгновение… Мальчишка вскинул вверх руки, над ним застыл контур подброшенного мяча, напротив мальчишки – девочка, ее руки подняты, ловят мяч, который так и не опустился».

Ох, черт… Он вытер уголок глаза. Стареет, да. Слаб стал. «Будет ласковый дождь…»… Обязательно перед сном надо написать друзьям, чтобы не забывали зонтики.

Перед тем как лечь, он делал еще один комплекс гимнастики, качая пресс. Потом ставил будильник на семь утра. Ну, и что, что кризис, что нет работы давно. Все равно, незачем расслабляться. Да и друзья со всего мира будут рады увидеть его в эфире, поболтать, перекинуться словцом, услышать его оценку событий.

Потом он спокойно засыпал.

А пока он спал, невидимые руки меняли набор продуктов в холодильнике, наполняли чайник чистейшей много раз профильтрованной водой, протирали полы в кухне и ванной.

Все сохранившиеся в ходе возникшей на волне кризиса мировой войны компьютеры планеты берегли последнего оставшегося в живых человека. Как редчайший экспонат. Как образец довоенной жизни. Как последнюю ниточку, связывающую мир с довоенным временем.

Как объект для исследования, наконец. Редчайший объект со своеобразной реакцией на сигналы, выводимые компьютерами на экран монитора.

Борьба с кошмарами

– Ты же помнишь, конечно, мои старые кошмары? Эти пауки и жуки размером с человека, заплетенные паутиной темные дверные проемы. Эти глаза, блестящие в темноте… Бр-р-р… Ужас…

Ну, еще бы я этого не помнил. Меня тогда потому и вызвали в поселок. Отозвали прямо с маршрута, несмотря на дела. У нас тут у всех по два-три образования. Иначе просто нельзя. Иначе не наберется команда. Надо же и командира, и ученых разных направлений, и врача с медсестрой, и солдат, которые будут охранять, если что, и следопыт пригодится, и психолог – лететь-то не день и не два. Даже и не месяц. Да и там, когда доберемся – это же практически на всю оставшуюся жизнь…

Я был психологом и следопытом. Охота была моим хобби, ставшим профессией. А психология, которая первая и основная, стала здесь второй. Вот и сдернули. Ребята развернули тогда временный лагерь, обустроились, поставили инфразвук, сигнализацию, установили автоматы. И остались разбирать, что набрали за время маршрута. А я на диске помчал в поселок.

Тогда мне долго пришлось говорить с этим вот Иваном – огромным русским доктором и по совместительству ксенобиологом. Он психологически надломился, когда прилетев на эту планету, не столкнулся ни с какими трудностями и опасностями. Ну, не было тут пауков, жуков, червей, змей всяких ядовитых, хищников крупных. Очень странно, конечно – но не было ничего этого. Вышло, что он вроде как и не нужен в качестве ксенобиолога. Врач нам тоже был не особенно нужен. Все в экспедиции были здоровые, крепкие, а на случай чего у каждого второго была квалификация как минимум фельдшера. Да и аптечки наши с набором лекарств и автоматическим определением нужного – дорогого стоили.

В общем, Иван заскучал, засмурнел, и по их старинному русскому обычаю стал скуку свою заливать спиртным, которое сам же и производил на лабораторных установках, используя в бродильном чане всякую сочную местную зелень. Вот и начались у него кошмары. Сначала я посчитал, что все это – просто алкогольный психоз. Но, просидев с ним в палате пять дней, никакого улучшения не заметил. Пришлось признавать шизофренический бред и расслоение личности с параноидальными мотивами. Это я так, вгорячах, конечно. Просто не практиковал давно. Диагнозы такие слёту просто нельзя…

А просто «сдернулся» парень, «свернулся». А вот когда пять дней в одной палате. Пять дней я с ним говорил, говорил, говорил. И он выговорился. И перестал дергаться на каждый шелест, на каждое движение в стороне или сзади.

Что я ему тогда говорил? Ну, как обычно. Сначала мы с ним вместе – тут только вместе можно, чтобы не было давления! – мы пришли к выводу, что это что-то психическое, от усталости, от нервов. Потом я помог ему прийти к выводу, что кошмаров не надо бояться. Надо просто их принимать, как есть, и они тогда сами пройдут.

Ну, вот… А когда он успокоился, и смог при мне пару дней спокойно ходить на работу к своему лабораторному столу, я улетел.

– Ты мне тогда правильно все сказал, – продолжил Иван с широкой улыбкой, – Кошмаров бояться не надо. Все дело, весь страх были только из-за того, что настоящее и внутреннее, кошмарное, были слишком различны. Настолько различными были то, что вокруг, и то, что в голове, что психика просто не воспринимала. Это ты тогда точно подметил. Так что я тебе благодарен, значит…

– Спасибо. Я уже и забыл почти свой первый диплом, знаешь? А тут вдруг – ты. А где все, кстати? Народ где?

Действительно, на площадке встречал меня один Иван, больше из поселка никто не вышел.

– Дык, – непонятно сказал он по-русски. – На территории все. А меня за тобой послали. Ваши-то остальные когда вернутся?

– К вечеру должны быть, – посмотрел я на местное отдающее зеленью солнце. – Они там с грузом, а я как следопыт на обратном пути уже не нужен, на автопилоте же возвращаемся – вот и отправили вперед. Заодно встречу подготовить. Баньку там вашу, прочие полезные дела…

Баню тоже выдумал Иван. Эти русские такие мастеровитые… Сначала – из простой палатки, а потом и капитальную сложили под его руководством и с непосредственным участием. Он, мне кажется, вообще мог все на свете. Ну, а уж в своей профессии-то… Ксенобиологом не каждый может работать.

– Ну, пошли, что ли? – толкнул он меня плечом.

– Пошли!

Я нагнулся за ранцем, за оружием, но Иван сделал большие глаза, потом скривился как от смеха, махнул рукой вокруг, а потом вдаль, сказал что-то коротко по-русски… Сказал по-русски, а понятно ведь.

Действительно. Чего тащить тяжесть эту, плечи натершую? Сейчас прилетят все остальные – тогда все сразу на склад и отвезем на гравитележке.

До окраины поселка было ровно пятьдесят шагов. Иван расспрашивал, я рассказывал подробно, что видел и как там – вдалеке от «цивилизации». Какой-то холодок, протекший по спине, вдруг заставил меня остановиться. Мы стояли посреди главной улицы, как в старом ковбойском кино. Пустая улица – и нас двое. Черный и белый. Черный – это я. В походном комбинезоне. Белый – Иван. Он в своем халате нараспашку. И никого вокруг.

– А где все?

– Да здесь, здесь, не волнуйся, – хлопнул он меня по плечу. – Вон, смотри, глазами-то как моргают. Смотри, смотри!

В темных провалах распахнутых настежь дверей, обвитых по краю чем-то серым, мягким, колышущимся на легком ветерке, поблескивали глаза. Много глаз.

Слишком много глаз.

– Что это? – плечо привычно дернулось, чтобы скинуть ремень.

Только вот оружие осталось на платформе. Бежать назад?

– Стой-стой! Ты что? Ты же сам говорил мне о маниакальности, депрессивности… Что с тобой? Ну, пауки, паутина – это же не кошмар совсем, правда?

Иван легонько подталкивал меня дальше вглубь поселка. А за спиной слышался шорох, какие-то легкие хлопки – наверное, прыжки… Я дернулся, чтобы обернуться, но Иван ждал – он просто ткнул мне локтем в бок со всей своей дурацкой русской силой.

– Ты что? А? Кошмаров теперь тоже боишься, что ли? Ну-ка, пошли, пошли ко мне в больничку. И не дергайся, парень. Не дергайся. Слышишь, небось?