Юлия Качалкина - Давай поедем к нашим мёртвым (сборник) Страница 5

Пете снилось, что ветка огромной ивы лежит у него на голове, как будто ива была живой и захотела погладить его. Огромная золотая ива, теплая от солнца, трогала его, то приступая, то отдаляясь, словно играя.

Петя не помнил, как оказался тут, но он хорошо знал это место. Особенно ему нравилось высокое деревянное крыльцо с множеством ступеней, он каждый день поднимался по ним и выбирал одну, на которую потом садился, чтобы послушать, что расскажут ему сороки из-за облака. Он брал с собой кофту – на случай неожиданного ветра или похолодания. Погода менялась, но не было ни дня без солнца. Петя даже слегка загорел, отчего темные и длинные от природы ресницы отбрасывали красивую тень на его высокие скулы.

Ива скребла по крыльцу и не давала покоя: Петя с самого утра пребывал в возбужденном состоянии. Он ждал.

И только когда услышал тихие шаги по дороге, ведущей к дому, распрямился и встал со ступеньки, шестой по счету, готовый к встрече. Огромная ива спрятала его в старых, но подвижных ветвях…

Сказка платяного шкафа

посв. Валентину Д.

Рудик был очень счастливым маленьким мальчиком: у него была собственная комната с шелковыми занавесками на окне и цветами на подоконнике, чем-то похожая на пенал. Да-да. Длинный аккуратный пенал, где практически нельзя ходить и уж точно – лечь поперек не получится. Такая интересная «малогабаритная», как говорила мама Рудика, комната.

Поэтому кровать у Рудика всегда стояла вдоль стены и не было ни одного книжного шкафа. Так что любимые книжки лежали стопками прямо на полу.

Но Рудик всё равно считал свою комнату лучшей и самой просторной на свете. Ведь раньше у них с братом была вообще одна на двоих, – пока Тим не женился и не уехал. Он уехал, а письменный стол, хитроумно сварганенный папой из бабушкиной швейной машинки Зингер, перешел в безраздельное владение Рудика. Иногда, правда, крышка машинки предательски хлопала, стоило на нее случайно опереться локтем сильнее, чем нужно. От этого что-нибудь обязательно падало на пол, – тетрадка или ручка.

Или родители из соседней комнаты ворчали, недовольные шумом. Но зато ни у одного из друзей Рудика письменный стол не был оснащен настоящей педалью! Ее при желании можно было считать педалью фантастического автомобиля или даже космического корабля!

И всегда Рудик учил английский, мысленно путешествуя между галактиками и уворачиваясь от преследователей, летавших на менее мощных машинках Зингер.

Но больше всего Рудик гордился своей новой тайной: дело в том, что ему с недавнего времени стали сниться сны старого платяного шкафа.

Полированного и пузатого хранилища всякой стариковской всячины. Платьев, пальто без пуговиц и рукавов, набивок для подушек, непарных носков и перчаток и удивительной горжетки из настоящей черно-бурой лисы, на которой сохранились четыре лапы с когтями и кожаными подушечками плюс – два мутных стеклянных глаза.

Рудик знал, что снится ему не что иное как чужие мебельные истории, совершенно точно. Шкаф из комнаты выселили, а кровать поставили на его место. С этого всё и началось. Сначала разобрали на доски и ровненько уместили в кладовке, – странной комнате, назначения которой Рудик долго не понимал. Туда нельзя было войти – сразу упрешься носом и коленками в гору подушек и одеял, а сверху над тобой нависнет родительская одежда.

Не было даже мало-мальской щелочки, чтобы пролезть и – жить, играя в Тома Сойера-на-острове-с-Гекльберри Финном.

Однажды Рудик все-таки пытался жить на антресоли. Как раз того самого шкафа. Но – упал, карабкаясь туда, и зацепил плечом лосиные рога – охотничий дедов трофей, музейно пришпиленный к стене. Семейная легенда гласила: лось сбросил их добровольно. Рудик неоднократно представлял себе: дед выскакивает из кустов, наводит на флегматичного лося дуло, и тот сразу скидывает рога, по жесту угадывая, чего старому надо. Точно так же Рудик полагал насчет ящериц, летом ронявших в его руки чешуйчатые хвосты.

С рогами, правда, была одна неувязка.

А именно – кусок черепа, твердого и гладкого, словно пластмасса, торчавший у основания.

В конце концов Рудик решил, что череп некоторые – особенно честные – лоси сбрасывают вместе с рогами. Если их очень об этом попросить.

Как бы то ни было, Рудик упал и рога упали на него следом, а на антресоли жить ему расхотелось. Да и старший брат сподобился переехать, избавив младшего от вынужденного членовредительства в попытке обрести свой отдельный угол.

Надо сказать, Рудик уже давно подозревал за шкафом кое-что неладное.

Однажды тот привык было «есть» его, Рудиковы, карандаши.

Разложишься на полу окно рисовать, а карандаши – давай туда укатываться. Желтый, зеленый, красный. И цвета-то все нужные какие! Но это ничего. Через пару месяцев пристальных исследований Рудик обнаружил плотоядные поползновения и за ванной: нальешь воды на пол, на кафель, и она утекает между чугунных ног. К стене.

И на кухне – к батарее укатывается мамин сухой лук-севок.

Во избежание повышенного интереса со стороны Кольки-соседа и Сашки – соседа сверху Рудик ничего про аномалии своей квартиры рассказывать не стал и ограничился страстным наблюдением. Колька как-то поделился с Рудиком секретом, что и у них в большой комнате ночами трескается форточка. Бац – и трещина по стеклу! А ведь никто не разбивал…

Но шкаф был вне конкуренции. Он был свой, родной, под боком стоявший…Теперь изотрется полировка, затеряются где-то винты и шурупы, скривятся ножки. А, главное, черно-бурая лиса с четырьмя лапами о кожаных подушечках плюс – глазами-стеклышками окажется совсем-совсем бездомной.

Она приходила к Рудику прошлой ночью. С проплешинами на боку, с вечной ухмылкой хищника, скошенной вправо. Лисы любят смеяться. Пришла, принесла с собой зеленую бабушкину шаль, положила на край кровати и села молча. Рудик выглядывал из-за края одеяла и тихо дышал ртом. Чтобы – не слышно. Лиса о чем-то думала и качала в воздухе ссохшейся лапой.

– Вот ты, Рудольф, почему не спишь? Обещал маме…

– Я сплю, – неожиданно оправдался Рудик, хотя дал себе слово не проронить ни звука.

– Ага. Ну, спи. Только у меня к тебе дело есть, – лиса спрыгнула с кровати и развернула зеленую шаль. – Во-первых, вот твои карандаши. Старик очень извинялся, что ел их без спросу. Но в его летах нельзя без ярких цветов. Без желтого, по крайней мере. Сам понимаешь, деревом когда-то был, к солнцу тянулся. А желтый, он же – солнце…

У Рудика зачесался нос, но он терпел.

– Во-вторых, у него между досками застряло кое-что. Ты деда своего помнишь?

– Нет, – признался Рудик.

– А он тебя помнит. С фотографии улыбается, – той, что застряла. Старик ее берег для тебя, пока подрастешь. Но жизнь меняется. Того и гляди за город его увезете, потеряется всё… проснешься, достань фотографию, понял?

Лиса сложила карандаши на крышку Зингера, скатала шаль и, прихрамывая, двинулась в сторону кладовки. Ссохшаяся нога смешно поцокивала когтями.

– Подожди! – позвал Рудик. – А… мамин лук? А вода в ванной? А… Колькина форточка?

Лиса обернулась и ответила:

– А это, молодой человек, – вопрос к строителям вашего дома, которые кое-где недоложили кирпичей. Хрущевки. Социальная программа поддержки рабочего класса. На кухнях даже есть не предполагалось… Ээ-эээх! – Лиса махнула лапой в отчаянье и зашагала дальше.

– Про фотографию не забудь, слышишь? Мы обещали.

На утро Рудик встал с непривычным ощущением заботы. Он нашарил ногами тапочки, открыл дверь кладовой и, вмявшись в пух подушек и драп пальто, прощупал старый полированный шкаф.

Между досками торчал кончик фотографии. Рудик потянул его осторожно, взявшись двумя пальцами, и извлек заскорузлый черно-белый снимок.

…Молодой мужчина лукаво смотрел исподлобья и трогал левой рукой подбородок. На обороте выцветала надпись: «Нам минуты казались часами». За завтраком мама долго плакала, а потом сказала, что это – «твой дед». Пропавший без вести зимою 1944 года. За месяц до того, как его должны были демобилизовать к семье.

На окне в горшках удваивались фиалки, рога восстановили на стене, и черно-бурая умная лиса иногда приходила к Рудику в темноте ночи: болтать ногами и смотреть, как трескается форточка – дорожкой. Поперек.

Старожилы

Что это был именно понедельник, он помнил отчетливо. В подвал с утра завезли настольные глобусы неба и деревянные парусники на подставке. Зайдя купить сундук (присматривал уже в течение месяца), – дубовый, с навесным замочком и мягким бархатным зевом, где можно хранить игральные карты, деньги и маленькие мужские секреты, – зайдя туда, он вдруг замер прямо перед кассой и передумал.

…Аня позвонила совсем рано и быстро, стесняясь возможных вопросов, сказала, что не приедет. Вообще не приедет: ни сегодня в два, ни завтра, никогда после. Он не стал потерянно дышать в трубку, а просто, представляя себе анонимного оператора очередного социологического опроса, согласился: «Хорошо», – и нажал на кнопку сброса. Экран мобильного погас ровно через минуту. Рука без перчатки онемела от мартовского холодного ветра, и проходившая мимо женщина понимающе отдернула в сторону свою принюхивавшуюся к его брючине собаку.