Владимир Шаров - Возвращение в Египет Страница 52

Если это так, отчаянные попытки перенести к нам, в наши палестины, Божественную историю, всю ее с начала и до конца, будут поняты.

Дядя Артемий – Коле

Вне этого нашей веры нет и никогда не было бы.

Дядя Петр – Коле

В каждом из нас семя его потомков, как в Адаме со дня его сотворения было семя всего рода человеческого. Дальше поколение за поколением зерна проклевываются и прорастают, когда наступит срок, приносят плоды, затем, в свою очередь, уходят в небытие. Время между зачатием человека и тем, когда ему закроют глаза, есть время познания добра и зла. Невеселых, главное, слишком ранних уроков – по этой причине Господь и хотел уберечь от них Адама. Но тот первородным грехом всё погубил. Кормчий говорит, что Спаситель не явится, прежде чем род человеческий не переварит яблоко, соблазнившее прародителей. На Страшном Суде познание каждого оценят и под прошлым, что выстроено грехом, подведут черту. Потом собранию народа будет дано воскреснуть, то есть вкусить от плода другого райского древа – жизни.

Дядя Юрий – Коле

Убежден, что так же и с верой. Когда ее семя попадает вовнутрь и начинает расти, меняется весь твой состав, оттого между человеком веры и человеком безверия – пропасть. Вера требует тишины, напротив, все действия – путь ко злу, крови. Последнее касается нас напрямую.

Коля – дяде Артемию

Кормчий считает землю Обетованную за «детское место» или за гнездо, в котором вера высиживается, как птичье яйцо, день за днем, пока птенец не проклюнется, не вылупится на свет Божий. Говорит и о семенах веры, не знает, сумеют ли прорасти, пустить корни.

Дядя Ференц – Коле

Вера пришла извне, и, чтобы ее принять, с ней сжиться, требовалось время. Много времени, много одиночества и тишины.

Дядя Евгений – Коле

Оттого, что вера в нас еще не вызрела, мерещилось то одно, то другое. Каждый шаг мы или пугались, тогда, потеряв голову, бросались врассыпную, или приходили в раж от сущей безделицы. Устремлялись к ней с таким восторгом, что никто и ничем не мог остановить.

Коля – дяде Петру

Иногда речь Капралова становится мутной. Я путаюсь в его метафорах, образах, иносказаниях, только догадываюсь, что он хочет сказать. В первый год он часто говорил об окукливании бабочки. Путь народа, как и путь веры, представлялся ему неровным, рваным. В тишине, едва ли не полной изоляции – рывок. Без видимого участия со стороны всё твое устройство, вся внутренняя конструкция разом делается иной. То ли это вера так всё корежит, что ни ты сам, ни кто другой не могут тебя узнать, то ли еще что-то. При любом раскладе удержать взятый темп нечего и пытаться. Дальше откат, а то и паническое отступление. В лучшем случае ты будешь двигаться по инерции, ни о чем особенно не помня и не печалясь, без надежды, что однажды в тебе снова вызреет плод и с ни с чем не сообразной силой начнет рваться наружу.

Конечно, Господь милостив, никому не заказано в конце пути бабочкой воспарить к Его престолу, но велики ли шансы, сказать трудно. Беда в том, что во время окукливания вера часто сбивается с дороги, приводит черт знает куда. Так было и с нами после отмены крепостного права. То есть, что бы мы на этот счет ни думали, вера даже решительнее другого способна вводить в искушение, соблазн, и самая большая опасность – пытаться что-то ускорить, нагнать, наверстать, нарушая естественный ход и порядок вещей. Как я понял Капралова, в начале века в среде странников было много споров, как и почему происходит это самое окукливание, что можно и нужно делать, чтобы не сбиться с дороги, но к ясности они не привели. Кормчие только подтвердили, что бегун, идя по земле, цепляет и добро и зло – тернии и волчцы вперемешку с пыльцой и нектаром – его спасение лишь в неустанной молитве.

Коля – дяде Святославу

Дал кормчему письмо, где ты говоришь: «Власть прочна, потому что народна. Понимает, вокруг соблазны, искушения, граница должна быть на замке. Без колючей проволоки и следовых полос нашей святости не устоять». Капралов согласился, сказал, что да, грех напорист, яр, будто бык, и, кажется, добро обречено. Скоро вся земля сделается царством антихриста. Но Христос, продолжал Капралов, сильнее сатаны и, если раскаемся – поможет. Укроет, спрячет в кокон, но не из колючей проволоки, а из святой бегунской нити. В нем, будто в детском месте, вера переродит человека, воскресит для новой жизни.

Коля – дяде Ференцу

Первые два поколения бегуны странствовали, веря, что во имя общего блага Россию необходимо туго спеленать. Что только в тишине, изоляции она прекратит метаться, сможет окуклиться и доспеть. А так в наших ранних, незрелых попытках достичь престола Господня слишком много беспокойства, истерии – оттого они обречены. Хуже того: не дождавшись помощи, мы откатываемся в еще большее зло. Начинаем ненавидеть Господа, Который не отозвался и не откликнулся, остался к нам глух.

Коля – дяде Юрию

Капралов говорит, что вера в нас – тонкие мостки, а везде – внизу и наверху, справа и слева – искушения, соблазны. Повторяет стих 18:7 от Матфея: «Горе миру от соблазнов, ибо надобно придти соблазнам, но горе тому человеку, через которого соблазн приходит», объясняет, что соблазн от греческого «скандалон» – западня, камень на дороге, о который все спотыкаются. Вот и мы, назвав себя Новым Израилем, соблазнились, преткнулись о свою избранность. И тут же, сам себе противореча, читает стих 18:18 от Матфея: «Истинно говорю вам: что вы свяжете на земле, то будет связано на небе».

Дядя Артемий – Коле

Если первые годы провел в Раю, то есть именно Рай – твое родовое гнездо, наверное, можно надеяться по милости Божьей туда вернуться. Но если родился в Египте, в доме рабства, и ничего, кроме зла, в своей жизни не делал, чего ради проситься в совсем чужой Иерусалим, где мы даже не будем знать, где сесть и как встать.

Дядя Юрий – Коле

Вечный спор: одни говорят, что раз Земля наша – Земля Обетованная, а мы – избранный народ, значит, что бы ни делали, всё угодно Богу, никто нам не судья. Другие – что мы избраны лишь потому и пока делаем угодное Богу.

Дядя Святослав – Коле

Новый Израиль – дети лейтенанта Шмидта.

Дядя Юрий – Коле

Где бы мы ни оказались, смотрим на себя как на нечто, изъятое из общего порядка вещей. Надежда всё устроить, уповая на Провидение, тоже не оставляет. В конце концов, не Христос ли сказал: «Есть ли что-нибудь невозможное для Господа?»

Коля – дяде Артемию

Андрей Денисов. Его космология: Ад – Русь («второе небо») и Рай. Причем всё подвижно – одно опускается, другое поднимается, но в общем похоже на дантовские Ад, Чистилище и Рай. Бегуны аккуратными мелкими шагами, как стежками, сшивают небесный свод и Русь, удерживают ее от падения.

Дядя Святослав – Коле

Наша избранность никуда не девается, только, как змея, меняет кожу. В восемнадцатом году так произошло с православием. Впрочем, у всего живого цикл повторяется.

Дядя Ференц – Коле

Жизнь текуча, непостоянна; сменив убеждения, люди переходят в другой лагерь. Но от двух вещей никуда не деться. Первое: страна и сейчас целиком и полностью религиозная. То есть запашка, урожай с гектара, производство угля и стали, внешняя политика и торговые потоки – флер, вуаль, тень на плетень. Не важно, самозванцы мы или нет: наша история вся – толкование на Пятикнижие Моисеево. Второе: революция, Гражданская война, нынешнее время – в ряду этих законных, даже естественных комментариев.

Дядя Юрий – Коле

Согласен, философии нашей истории нет и не может быть, есть только ее теология. Все мы, что народ, что отдельный человек, не живем, день и ночь комментируем, на свой лад объясняем Священное Писание.

Коля – дяде Петру

Если и вправду наша жизнь, каждый ее шаг есть комментарий к Писанию, меня это не радует. Мы запутались в толкованиях и в толкованиях на толкования, оттого любить ближнего получается плохо.

Дядя Артемий – Коле

Что касается Библейского Исхода, на равных нашей истории, думаю, любой путь, любая дорога, которой человек идет по земле, суть тень, отражение, проекция его пути к Богу. Мало завися от того, кто ты, куда направляешься, она умаляется и растет не сама по себе, лишь от близости света. Когда проселком идешь от фонаря к фонарю, это хорошо видно.

Коля – дяде Артемию

В Старице похоронили Алексеева, хорошего, незлобивого человека. В свое время он был довольно известным фольклористом. Возможно, его фамилия тебе попадалась. Коренной одессит, он занимался тамошним «арго». Остальные пока тянут.

Коля – дяде Петру

Старицкие пишут неровно: то все скопом, то один Исакиев. Палиндромы для него по-прежнему суть бытия. Так что он и теоретик, и практик.

Коля – дяде Евгению

Станет ли Казахстан моим «детским» местом, не знаю. Время покажет. В любом случае, на утробный период (второе его издание) смотрю спокойно. Из прежней жизни я изъят, родня пишет без интереса, даже мама отделывается открытками. Из старицких самый аккуратный корреспондент Исакиев – в каждой почте пара его писем. Он мой старый приятель, отбывали срок на одной зоне.