Лариса Райт - Алая нить Страница 52

– Она в джинсах.

17

«В брюках на синтепоне или в дутом комбинезоне мне было бы хоть немного теплее. Я и не знала, что под снегом можно дышать. Когда меня откопают, первым делом попрошу горячего чаю. Австрийские кайзеры любили чай? А вот и кафельная печь золотой комнаты, внутри майолики – железный котелок. Так бывает? Конечно, раз я это вижу. Пиши, Зырянская, не отвлекайся! Не могу! Рука почему-то не слушается. За подделку документов сажают. Я подожду триста шестьдесят пять дней. В отеле «Tres Reyes» – лучшие завтраки. Автоматика, Сонюшка, в нашем деле – враг. Харфы пляшут. Что, змея, добилась своего? Музей-квартира Моцарта на правом берегу реки… Моего сына, к твоему сведению, зовут Антон. Эпоха Габсбургов – период расцвета. Я хочу остаться в Сан-Себастьяне. Да, мне надо туда. Здесь очень страшно. Повсюду какие-то шорохи».

– Ищите, ребята, ищите! – подгоняет Патрик подчиненных, помогая им осторожно прощупывать снег лавинными зондами и осторожно разгребать его лопатами.

«В Америке реальная демократия, а не правосудие власть имущих. Пора принимать витамины. Вода для чернил должна быть очищенной. Генриху Шестому было восемь месяцев, когда его возвели на престол. Показатели КТГ в норме. Пользуйтесь болтушкой, меняйте сухие повязки как можно чаще. Кукушка кукушонку сшила капюшон. Как в капюшоне он смешон. Цаошу – быстрая, экспрессивная скоропись. Климат, Соня, великолепный. Надо было взять абсорбирующую бумагу. Ребенок должен жить с мамой. Свадьба Фигаро после 1780-го. Двухнедельный тур по Европе. Здесь пахнет затерянной Атлантидой. Симпозиум по абдоминальной хирургии. Прекратите наконец это шуршание!»

– Здесь что-то есть! – зовет один из патрульных.

– Быстрее, быстрее, копайте! – торопит бригаду Патрик.

Катарина стоит на краю оврага и смотрит на часы. «Прошло больше часа. Если девушка жива, но не попала в воздушный мешок, то вокруг ее лица уже начала образовываться ледяная корка. Что там говорит статистика? После двух часов пребывания под снегом выживает менее двадцати процентов. Скорее, миленькие, скорее!»

«Во Всемирной паутине можно обнаружить кого угодно. Тебе дают место в университете Зальцбурга. Это вы, вы виноваты! У Valentin на конце «е». Сонечка Мармеладова – хорошая девушка. Комната на Макартплатц – вторая по ходу осмотра. Пить кофе в спешке не хочется. На коже пишут только с одной стороны. Встаньте на двадцать седьмой трассе. У Анечки паралич. Нет, я не читал Дось-то-евсь-ко-го. Ты кашку кушаешь? Платить или подождать? А как же липкий страх возможного разоблачения? У меня есть отец. Сидеть просто так или заказать что-то еще? Мика – это мама. Нинель Аркадьевна, я же просила вас больше не звонить! Уау, алиф, ба. Я люблю вашего сына. Подъемник закрыт. Я все равно поеду! Пустите! Не трогайте меня!»

– Нашли! Спускайте носилки! – машет зондом Патрик.

«У меня прекрасные поручители. Героиня не ищет выхода. Спина колесом, руки в чернилах. Тушь кончилась. Самое главное – соблюдать схему. Кругляшки, кругляшки, кругляшки. Ты хочешь пони? Банку нужны гарантии. Чтобы лучше владеть кистью, в ладони должна быть пустота. А где моя ладонь? Доктор Ллойд – замечательный врач. Не жди, что тебя опять пригласят работать на кафедре. Хочешь, похлопочу о досрочном? Тебе дают место в Зальцбургском университете. У ребенка следует развивать художественный вкус. Я же говорил, Зырянская, не любишь ты родственников! Израиль, Ашдод, Рехов Бен Эхуда. Там тепло. А здесь холодно. Очень холодно. Я хочу спать. Композитор не ставил завитков в прописной «d». Предлагаю подняться в княжеские покои. Мика, я скоро приеду. Очень скоро. Только немного посплю. Дубильное вещество используется в производстве чернил. Впереди – еще частная капелла нашего кайзера и крепостной музей. И как только ты умудрилась его снять с транспортера, с твоим-то пузом? Рекомендации Розы Марковны ты считаешь бредом? Считаешь бредом? Бредом? Засыпаю».

Сознание Сони подплывает к границе небытия. Женщина уже не чувствует рук тормошащих ее тело спасателей.

Спасателей Лола видит великолепно. Больше часа она стоит согнувшись у телескопа, сочувствуя каждому движению группы, отправившейся на поиски. Она видит, как они добрались до указанного ею места, как Патрик и еще несколько патрульных спускаются на тросах вниз в овраг, а Катарина с двумя мужчинами остается ждать на склоне.

Лоле кажется, что проходит вечность, прежде чем в зоне видимости наступает оживление: врач подбегает к краю обрыва и что-то кричит, возбужденно жестикулируя. Люди из службы спасения крепят к оставшимся стальным канатам носилки, осторожно спуская их своим товарищам. Катарина дает какие-то указания, прижав руки к щекам. Наконец она удовлетворенно кивает, и мужчины начинают крутить катушки тросов, поднимая вверх свою находку.

Несколько минут спустя носилки лежат на твердой поверхности склона, из оврага показываются усталые лица патрульных. Лола увеличивает зум, словно хочет на расстоянии ощутить тепло зыбкого дыхания той, кого вызволили из снежного плена. Молодая женщина, раскинувшаяся на снегу в нелепой позе из-за сломанных конечностей, кажется ей невыносимо бледной, неописуемо крохотной и отчаянно знакомой.

– Не может быть! – шепчет Лола, повторяя слова Катарины, склонившейся над растерзанным телом. – Только не умирай! – заклинает она и неожиданно вспоминает слова африканского переводчика: «Данга уверена, что ты должна будешь попросить его о помощи».

Лола приникает к телескопу, жадно наблюдая за каждым движением врача, и торопливо, громко, словно боясь опоздать, произносит:

– Господи, помоги ей!

– Молитвами тут не поможешь, – слышится сзади. Мужчина с перебинтованной рукой входит в кабинет. – Что там происходит? Нашли? Я, представляете, уснул. Она мне что-то вколола. Обезболивающее, наверное, и успокаивающее.

Лола уступает ему место у объектива, бессильно опускаясь на стул. Гулким эхом долетают до нее бодрые слова человека по имени Антонио:

– Давай, Катарина! Ты сможешь! Ага. Правильно. Снимай обувь, носки, перчатки. Вот так! Борись за нее!

Лола сжимает руки в кулаки и жалобно просит:

18

– Живи, слышишь, живи! – приказывает Катарина. – Делай все, что хочешь, – обращается она к Патрику, – но внизу нас должен ждать вертолет, иначе я не ручаюсь за ее жизнь.

– Что с ней, кроме обморожения?

– И этого вполне достаточно, учитывая ее экипировку. Здесь тяжелая степень охлаждения. Сознание отсутствует, судороги. Градусник, – командует Катарина тоном хирурга, руководящего операцией, и продолжает четко информировать присутствующих о состоянии пациентки: – Кожные покровы бледные, синюшные, холодные на ощупь. Пульс – нитевидный, наполнение слабое, тридцать семь ударов в минуту. Давление – семьдесят на сорок. Дыхание сбитое, редкое, поверхностное. Температура – тридцать один градус.

– Что это значит? – вмешивается начальник спасателей в ее монолог.

– Это значит: не стойте, как истуканы! Давайте одеяла, химические грелки. Быстрее. Сейчас обложим и будем транспортировать. С переломами я разберусь по ходу.

Патрульные собирают специальные сани и осторожно перекладывают на них носилки. Катарина садится рядом, поливает свои руки спиртом и начинает медленно ощупывать обмороженные конечности. Кое-где кожа пострадавшей покраснела, приобрела багровый оттенок, начала отекать.

– Хорошо. Очень хорошо, – радуется врач. – Есть участки первой степени.

– И?.. – любопытствует кто-то из спасателей.

– Значит, скорее всего, до четвертой дело не дошло. Если выкарабкается, останется с руками и ногами.

Сонины веки дергаются, и Катарина встречает замутненный, блуждающий взгляд.

– Вы меня слышите?

Женщина слабо моргает.

– Хорошо. Вы чувствуете свою спину?

И снова еле заметное подтверждение.

– Боль?

Сонины губы шевелятся, она силится что-то произнести. Катарина приникает к фиолетовому рту, с трудом разбирая лепетание:

– Локоть, бедро.

– Это великолепно. У вас закрытый перелом правой руки, и левая нога практически болтается, но это в больнице отремонтируют, не беспокойтесь.

Девушка снова произносит еле уловимые звуки.

– Пить, – доносится до врача.

– Все правильно. Теперь нужно согреться изнутри. Дайте термос! – требует Катарина у спасателей, медленно тянущих сани ратрактором. Она приподнимает голову пострадавшей, не заметив ни тени на ее лице, ни гримасы боли. Соня делает несколько жадных глотков и устало откидывается назад.

– Сейчас спина нигде не болит? – уточняет доктор для собственного спокойствия и, получив отрицательный ответ, улыбается. – Похоже, вам повезло. Позвоночник цел.

Соня чуть заметно морщится, выдавливает из себя еле слышное слово.

– Жжет? – понимает Катарина. – Это хорошо.

Новый набор звуков.