Елизавета Дворецкая - Орел и Дракон Страница 57

Теодрада и две ее спутницы, на свое счастье, оказались в середине толпы, поэтому их не задели норманнские клинки, их не раздавили о воротные створки и не затоптали. Иной раз невысокая ростом Теодрада теряла землю под ногами, но плечи толпы зажимали ее и несли вперед. Стиснутая со всех сторон, захваченная всеобщим ужасом, она невольно кричала вместе со всеми, уже не чая уцелеть. И все-таки они благополучно оказались по ту сторону ворот, не понеся особенного ущерба, кроме разве помятых боков и порванной одежды. Да еще сестре Иды вывихнули кисть, но Гунтильда вправила ей вывих, как только у них появилась возможность присесть и перевести дух на опушке рощи.

С той же толпой беженцев они двинулись дальше, почти не останавливаясь, каждый миг ожидая погони. Ведь норманнское воинство, осаждавшее Сен-Кантен почти год, добилось своей цели. Вся надежда была на то, что сам город и его богатства займут завоевателей на какое-то время, а беглецы успеют если не добраться до Реймса, то хотя бы уйти подальше и рассеяться по стране. Реймс привлекал их как ближайший из больших и хорошо защищенных городов. И хотя не такие города падали под ударами норманнских мечей, беглецам нужна была цель, нужна была надежда, что хоть где-то они могут найти спасение от этой беспощадной своры.

Кроме трех сестер Святой Троицы, в толпе было еще несколько монахинь и монахов из разных монастырей, так что они со своим мешком не бросались никому в глаза. Весь день они брели, торопясь изо всех сил, но не слишком поспевая, потому что сил этих было не так уж много. У их товарищей по несчастью дела обстояли не лучше. Кто-то оставил в городе близких, потерянных в суете, женщины причитали по своим мужьям и сыновьям, вышедшим в поле под предводительством епископа Рейнульфа – кто теперь скажет, живы ли они? Даже о том, жив ли сам епископ, мнения ходили самые разноречивые. Одни якобы видели, как он погиб на поле битвы, другие утверждали, что он только ранен и попал в плен, но еще находились очевидцы, которые своими глазами видели, как огромный бородатый варвар раскроил ему череп огромным топором в городском соборе, где епископ пытался защитить алтарь. Поговаривали, что в награду за столь героическую гибель епископ Рейнульф обязательно будет признан святым и сделается покровителем Сен-Кантена.

Уходя из монастыря, Теодрада и ее спутницы успели захватить с собой немного хлеба, но даже этим скудным запасом им пришлось делиться с беженцами, многие из которых ушли из дома, в чем были, не взяв ничего. Приходилось просить милостыню в деревнях по дороге, но давали неохотно – за время осады Сен-Кантена отряды норманнов побывали и здесь, и многие хозяйства оказались разграблены. До Реймса было не менее пяти дней пешего пути, и Теодрада с трудом отгоняла отчаяние и панические мысли. Как они выдержат пять дней, почти без еды, без помощи? Что до нее, то она готова была безропотно умереть на пыльной дороге, уповая на милосердие Божие – но реликвия! Сокровище Святой Троицы должно быть доставлено в безопасное место, а значит, придется идти, пока есть силы переставлять ноги. Мать Радеберта не даром именно на нее возложила эту миссию – значит, верила, что правнучка императора Карла справится.

Видел бы сейчас император Карл дочь своей внучки Гизелы! Своих дочерей он держал при себе, окружая любовью и почетом, не позволял никому сказать о них дурного слова, даже если они рожали детей, не будучи ни с кем обвенчаны. Уж конечно, прекрасной белокурой Ротруде и ее сестрам, «коронованным голубкам», не приходилось голодными и измученными скитаться по дорогам Франкии, в рваной одежде, забрызганной чужой кровью, изнемогающим от страха, спасать свою жизнь, свободу, честь, спасать святыни христианской веры от варваров, пришедших, не иначе, из ада! Карл Магнус умел защитить свою семью и свой народ. Пока он был жив, норманны не смели даже высаживаться на берег и разворачивали назад свои корабли, только прослышав, что он находится поблизости. Где те славные времена? У Теодрады, почти в полусне бредущей вслед за широкой спиной сестры Гунтильды, иной раз мелькала мысль, что она сейчас похожа на саму Франкию. Прекрасная, благородная, обладающая всеми сокровищами знаний, духа и веры, она еле жива под грузом унижений и бед, принесенных норманнами. Когда же истощится чаша Божьего гнева? Когда же он сочтет, что франки искупили свои грехи, и пошлет кого-то, кто заслонит их от набегов?

Под вечер они набрели на какую-то виллу, и беглецов впустили переночевать. Хозяева оказались людьми благочестивыми и всех монахов, пришедших с толпой, разместили получше, накормили и долго расспрашивали о событиях в Сен-Кантене. Теодрада была так утомлена, что не могла даже разговаривать, и всю заботу о поддержании беседы взял на себя брат Беорнрад из монастыря Святого Колумбана. Уже немолодой, но крепкий и жилистый, этот человек привык к долгим пешим переходам и не только сам держался бодро, но и всеми силами стался подбодрить и помочь спутникам.

– Господь учил, говоря: «Блаженны кроткие, ибо они наследуют землю». Кроткие будут владеть землей, но не этой землей, которая подвержена тлению, полна мертвых тел, часто попираема по причине гордыни, осквернена по причине кровавых войн; но та земля будет принадлежать кротким, о которой некий святой сказал: «Я верую, что увижу благость Господа на земле живых». Это та земля, где обитают ангелы и души святых, где вечная радость и счастье без конца. «Блаженны плачущие, ибо они утешатся». Блаженны те, кто в сем веке оплакивает свои грехи, чтобы не возрыдать с диаволом в вечных муках…

«Беседы о восьми евангельских блаженствах» Винфрида, посветителя германцев-язычников, Теодрада и сама не раз читала в монастыре, но сейчас знакомые слова вновь подкрепляли ее душевные силы, и она прислушивалась, забыв о ячменной каше, которую ей предложили добрые хозяева. Однако, она была так измотана, что даже не могла есть и с усилием проглотила лишь несколько ложек. Перед величием Бога и заботами о спасении души нынешнее бегство и все его тревоги казались мелкими и незначительными. «Благость Господа на земле живых…» Сами эти слова наполняли душу отрадой.

– «Блаженны изгнанные за правду, ибо их есть Царство Небесное». Христос, Сын Божий, претерпел за нас бичевания и поношения и, наконец, принял за нас самую смерть; должны и мы терпеливо переносить любые несчастья во имя Его, ибо многими скорбями входим мы в Царство Божие, если несем их за правду…

Под звуки голоса брата Беорнрада, переписчика книг и наставника монастырской школы, Теодрада заснула прямо на полу, на охапке соломы. Старуха из хозяйской челяди остановилась возле нее, двигая выпирающим подбородком и жуя беззубыми челюстями – видно, жалела юную послушницу, еще почти девочку, которой достались такие тяжелые испытания. Впрочем, многим приходилось гораздо хуже. Ее, в конце концов, еще не обесчестили пьяные о вина и крови норманны, не продали на рабском рынке, не увезли за три моря, не убили. Кто бы знал, что здесь лежит племянница короля, графиня Санлисская! Тогда, пожалуй, хозяева уступили бы ей собственную постель. Но Теодрада не считала себя вправе требовать особых удобств и довольствовалась малым, как и подобает будущей монахине. Тщеславие и роскошь теперь не для нее, и единственное ее стремление – исполнить свой долг. Ящик с реликвией лежал между нею и сестрой Идой, жесткий край сквозь мешок упирался ей в бок, но она не сетовала, а лишь надеялась, что близость драгоценной святыни придаст им сил. Ведь Бог и святые тоже желают, чтобы сокровище было спасено!

Она спала беспокойно, перед глазами все время тянулась пыльная дорога с остатками старинной, еще римской кладки, которую в последние десятилетия уже никто не чинил, поля, виноградники, частью возделанные, а частью заброшенные. И во сне, и наяву вокруг нее шевелились и говорили люди, кто-то вслух молился, кто-то плакал, и Теодрада не отличала, что происходит во сне, а что наяву. Она не заметила даже, когда на виллу пожаловали новые гости, из-за чего все ее нынешние обитатели не на шутку переполошились.

Еще бы им не переполошиться при известии, что к воротам виллы прибыл конный отряд. Весь этот день, как и много дней перед этим, они думали о норманнах, постоянно ждали за собой погони, и десяток всадников в их глазах представился целым войском! Вилла огласилась плачем, криком, наполнилась движением, но Теодрада продолжала спать, думая, что это ей снится утренняя битва за Сен-Кантен. Беспокоила ее только сохранность ящика, но твердое ребро крышки упиралось ей в бок, а значит, все было в порядке. Тем более что вскоре выяснилось, что ночные пришельцы – не норманны, а истинные франки, и переполох поутих.

Хозяин виллы, сеньор Хродин, ходивший к воротам, вскоре вернулся в общий покой с предводителем новых гостей.

– Это достойный и благородный человек, из рода графов Вермандуа, – объявил он своей перепуганной семье и тем из беженцев, кто находился здесь же и не спал. – Виконт Хильдемар, сын Гунтарда. Я знавал когда-то его отца, да и с ним мне доводилось встречаться. Бояться нечего. Даже хорошо, что Бог привел их на эту ночь под нашу крышу. Благородный отважный воином с десятков вооруженных людей в такое тревожное время никак уж не помешает. Не хочешь ли вина, сеньор Хильдемар? Для такого благородного гостя мы уж уговорим мою дорогую супругу отомкнуть погреб.