Вячеслав Прах - Кофейня в сердце Парижа Страница 6

Снова перед глазами я вижу наши первые дни. «Прекрати! Хватит!» – обращался я к женщине, смотревшей на меня с портрета.

– А я не отравлюсь этим супом?

С кислым лицом посмотрела она в свою тарелку.

– С большей вероятностью ты отравишься воздухом, чем моим супом! – недовольно возразил я.

– Тогда я предпочту воздух! – отодвинула она тарелку на безопасное расстояние от себя.

– Как хочешь, – с испорченным аппетитом произнес я, поднося ложку ко рту.

Она с недоверием наблюдала, как я наслаждался своим творением, смакуя. Это было гениальное блюдо – мой фирменный суп. В руках мастера даже самый обычный суп становится рукотворным шедевром.

– Ну что же, убедил. Попробую!

Она подвинула тарелку к себе. А сама сморщила лицо так, словно съела дольку лимона. Она никак не могла решиться на этот шаг.

– Ну же! – не удержался я. – Либо ешь мой суп, либо ходи голодной. Кстати, здесь на углу есть… – не успел я закончить, как она проглотила содержимое ложки.

– У-у, ну и гадость! Как ты вообще можешь это есть? Он слишком постный, этот твой суп, гастрономическое чудо мировой величины.

Я побелел от ее слов. Да как ты смеешь такое говорить о моем супе. Так! Спокойствие… Это всего лишь куриный бульон.

– Значит, – многообещающе начал я, – ты не будешь есть в моем доме приготовленные мною блюда? Ты отказываешься от моей еды, верно? – с каплей насмешки на лице спросил у нее я.

Она покачала головой. Затем добавила:

– Нет!

– Вот и славно… Вот и славно!

Я поднялся со стула и начал убирать со стола тарелки. Суп из ее тарелки я демонстративно вылил в раковину. Она никак не отреагировала.

«Значит, воздух предпочитаешь. Хорошо! Посмотрим, сколько ты продержишься на своем воздухе».

Я тем временем достал из холодильника мясо, приготовленное в духовке под апельсиновым соусом. Разогрел его, а затем поставил на середину стола. Взял из шкафа приборы на одну персону и приступил к трапезе.

Минуты три она не отводила от меня своего голодного взгляда, в нем было столько надежды, он буквально молил меня, чтобы я предложил разделить это блюдо с бедной, несчастной женщиной. Но я был непоколебим. «Ни за что!»

– Хорошая погода на улице, – пробурчал я с набитым ртом.

И тут она, наконец-таки, сорвалась. Не так уж и крепок оказался орешек.

– Я закажу себе пиццу.

В тот момент я чуть было не поперхнулся.

– Никакой пиццы в моем доме. Никогда! – воскликнул приказным тоном я, вытирая салфеткой рот. – За пределами моей квартиры – пожалуйста! Но только…

Она не дослушала, встала со стула и направилась в прихожую. Я последовал за ней.

– О, – удивилась она. – Ты починил мои туфли?

– Я разве похож на сапожника?

Это был риторический вопрос, он не требовал ответа.

– По правде признаться, немного. Если бы еще только усы… – Она о чем-то задумалась, а затем посмотрела на меня с серьезным видом. – Ты никогда не думал отрастить себе усы?

– Ты сейчас смеешься надо мной?

– Нет, почему же сразу смеюсь. Было бы замечательно, если бы ты умел чинить обувь. У меня как раз дома две пары туфель, которые было бы хорошо отремонтировать. Раз уж у тебя не удался суп, надеюсь, я тебя этим не обидела, но готовить – это явно не твое. То, наверное, у тебя полно других достоинств, о которых я пока еще не знаю. Вот я и подумала…

– Я не сапожник! – разозлился я.

– Это я уже поняла, – как-то разочарованно ответила она, а затем добавила: – У тебя есть знакомый сапожник?

– Я купил эти туфли. Они в точности, как твои. Кстати, я убрал их в шкафчик, – показал рукой на шкаф у двери.

– Как банально, а я думала, что ты меня отнесешь на руках на улицу.

«И зачем я только догнал ее в парке?» – пронеслось у меня в голове.

Она тем вечером все же заказала себе пиццу. А на следующий день наводила в моей квартире свои порядки. И фразу «Чувствуй себя здесь, как у себя дома» я ей не говорил.

Сколько всего с нами произошло… Словно несколько дней у нас было. А если перемотать, как пленку, то всего лишь несколько минут. Я любил тебя. Больше жизни любил. Страсть моя, Ли…

Я подошел к окну и посмотрел на пустые, холодные улицы. Это всего лишь сон, мне нужно проснуться. Если открыть окно и выпрыгнуть вниз, то у меня получится выйти из этого глубокого, страшного сна. Я очнусь в теплой постели без боли в солнечном сплетении, без кома, застрявшего в горле, я проснусь без Нее…

Открыв окно, я набрал в легкие воздуха. Глубокий вдох. Выдох. Нет, я этого не сделаю. Моя жизнь не принадлежит только мне. Я ведь это хотел объяснить Розе, но так и не смог. Нет, пока убийца жив, я не проснусь. Прикрыв окно, я снова лег в постель и закрыл глаза.

Когда двое влюбленных слились друг с другом страстью, бесконечным желанием целовать, касаться нежно другого, и каждым своим касанием ощущать на пальцах ток… Когда двое влюбленных вон лезут из кожи, чтобы сплести свои души во мраке, в этом райском мгновении. Опьяненные, жадно вдыхают шею и волосы, когда срывают свой голос, и… Когда постель хранит запах любви, а любовники хранят друг друга в крепких объятьях… Разве можно это опошлить таким обыденным словом, как «секс»? Ночь – это когда родственные души обнажают друг перед другом свои тайны. Они бросают на пол одежду и любят. Выключив свет, закрывая глаза… Их глаза не видят того, что чувствует тело. А тело – это, прежде всего, инструмент. Его не обманешь. И, как любой инструмент в этом мире, оно издает особую музыку, когда его касается душа.

Июльская ночь. Теплая, бессонная ночь. Открытое окно. Прохладный ветер…

«Более, чем увлеченность, но менее, чем привязанность».

Мы разговаривали с ней до утра.

– У меня и вправду такой отвратительный суп? Или же это было частью игры?

Она улыбнулась.

– Нет, неправда. Он вполне съедобный.

Я удовлетворенно вздохнул, а затем она задала свой вопрос.

– А я и вправду такая тяжелая?

Я несколько секунд подумал над ответом.

– Нет. Мне на самом деле было бы неплохо сходить в спортзал.

Минута молчания.

– Я тебе нравлюсь? – этого вопроса я не ожидал.

Трудно было сказать, нравится ли мне она. Она была обаятельная, и, наверное, попросту невозможно было не поддаться ее природным чарам. Это все равно, что пойти против своей воли. Она была женственная, манерная и игривая, словно кошка. Меня привлекали ее тонкие, нежные пальцы, которыми она играла на моей спине. Я был без ума от нее. Каждое мгновение, проведенное с ней, мне доставляло радость. Я был одурманен ею, словно она – всего лишь яркий, ослепительный сон, который подходит к концу. Я не читал женщин, я читал книги. А героини из книг – они такие ненастоящие, местами сильно переигрывают, они не вызывают той эмоции, какую я испытал рядом с ней. Они совсем не похожи на нее. Как оказалось, влюбиться в женщину – это гораздо приятнее…

Я стыдился своих чувств перед ней. Как стыдятся своих обнаженных тел впервые друг перед другом. Мне казалось, что мои чувства – это тайна, которую должен знать только я. И если ее узнает кто-то еще, увидит меня в таком свете, то я лишусь своей силы, той уверенности в себе, которую мне придавала моя сдержанность. Моя недосказанность. Мой надежный секрет.

Я чувствовал, что могу сделать все ради этой женщины. Даже пойти на преступление, если она меня об этом попросит. Спустя несколько секунд я ответил.

– Я в жизни не встречал таких красивых глаз.

Она продолжила:

– А если встретишь еще…

Я ответил сразу.

– То пройду без оглядки мимо.

– Почему?

– Потому что они не твои.

Я проговорился, сказал, не подумав. Она, наверное, догадалась…

На ее лице я уловил секундную радость.

Мы снова молчали. Я нагнулся к полу и достал пачку своих сигарет. Затем подвинул к себе пепельницу. Закурил.

– Будешь? – предложил ей.

– Буду.

– Мои крепкие.

– Ничего.

Ветер приятно обволакивал наши голые тела. Перед рассветом всегда становилось прохладнее.

– Я закрою окно?

Встал с кровати и оперся рукой о подоконник.

– Зачем? – спросила она.

– Чтобы ты не замерзла.

– Летние ночи теплые, – улыбнулась она.

«Летние ночи стали короткими с тех пор, как появилась ты», – про себя подумал я.

– А где ты живешь? – неожиданно для себя спросил я, а затем обернулся к ней.

Она выпускала клубы дыма в потолок. Мои сигареты не были для нее крепкими.

– У тебя.

Я присел на край кровати.

– Нет, не сейчас. Вообще! У тебя есть дом?

На ее лице я заметил ухмылку.

– Я разве похожа на бездомную?

– Нет, не похожа, – подметил очевидное я.

– Почему тогда спрашиваешь?

Я отвел глаза в сторону.

– Мне хочется с тобой говорить.

Она с пониманием посмотрела на меня.

– Знаешь, в тот день, когда мы встретились в парке, мне до невыносимости хотелось сбежать из дома. Бежать без оглядки, куда угодно бежать, только бы не возвращаться по знакомым улицам, не видеть знакомые лица, не просыпаться в тех тошнотворных стенах. Мне хотелось бежать туда, где меня не могли бы найти. Не могли бы вернуть. Запереть. И оставить жить, как прежде. Ты меня понимаешь?