Владимир Войнович - Фактор Мурзика (сборник) Страница 6

Алешина дочь Алена уже не учится, а работает в Закедонском отделении российско-американской фармацевтической компании, занимается продвижением американских лекарств на российский рынок. Живет в съемной (оплачивает фирма) квартире в Конюшенном переулке. Бабушку при этом не забывает, навещает, благо расстояние небольшое. Не забывает и то, что бабушку бабушкой называть запрещено, можно называть Маргарита или Маргоша.

В Закедонске внучка заразилась общим настроением, общалась с богемой – молодыми актерами, поэтами, художниками, людьми из политической оппозиции, носила белую ленточку, ходила на митинги и дважды побывала в полиции.

Отец ее сидит в своей долине, что-то придумывает, надеется изобрести что-то великое и попутно стать миллионером. Письма писать не любит, раньше кучу денег тратил на телефонные разговоры, теперь общается с матерью по скайпу, по WhatsApp, FaceTime и Viber. Иногда пишет «емельки». Разговоры в основном пустые. Как дела? Нормально. Как твое здоровье? Ничего нового. Ну и слава богу. Надеяться на хорошее новое наивно, а плохое в свой черед придет, но пока не пришло, значит, все хорошо. А как твое здоровье? Сынок, об этом скучно говорить. Недавно врачи обнаружили аритмию, доктор Цыркин предлагает поставить стимулятор за пять тысяч евро, но доктор Калошник категорически не советует это делать. А что вообще происходит в стране? Ничего хорошего. Доходы людей падают, пенсии заморозили, цены растут, ввели дополнительную плату на ЖКХ, народ нищает. А некоторые богатеют и не стесняются хвастаться своим богатством и не боятся разоблачений. Прошли так называемые выборы, ты знаешь, какие это были выборы, я на них не ходила, хотя подруга Ангелина упрекает меня в отсутствии гражданской активности. А она ходит и голосует. Все-таки, говорит, это же выборы. Не то что было при совке, когда в бюллетене был один кандидат и было написано, что голосующий должен оставить одну фамилию, а остальные вычеркнуть. Теперь, говорит Ангелина, все-таки есть реальный выбор из нескольких кандидатов. Если тебе не нравится Петров, можешь голосовать за Сидорова. Эти ее рассуждения Маргариту Максимовну сильно сердили. Дура ты дура, какой же это выбор? Тебе представляют список с включением в него подставных фигур, и не важно, кто из них станет депутатом, они все из одной колоды. А ты разве не видишь, говорила она, что они вытворяют с этими выборами. Вброс заранее заполненных бюллетеней. Карусели, когда подставные люди ездят с участка на участок и голосуют за того, на кого им указали. Нам предлагают участвовать в игре с предсказуемым результатом. Последние выборы показали то, что и предпоследние. В городское собрание и областную думу избраны люди, издающие законы, глупее которых ничего придумать нельзя.

Ну да, конечно, соглашалась Ангелина, все это так. Но надо ж иметь в виду, что наша демократия делает только первые шаги.

Да никаких она шагов не делает, а если делает, то шаги назад.

Ангелина четверть века назад разошлась с мужем. Они продолжают жить в одной квартире, но не разговаривают. Если приходится входить в контакт друг с другом, пользуются электронной почтой. Причем письма пишут очень вежливые, но без какого бы то ни было личного обращения.

Когда Маргарита смотрела телевизор, кот лежал рядом на диване и тоже смотрел. Смотрел с видимым равнодушием, ни на что не реагируя, даже на Палкина с Богачевой. Но оживлялся, когда показывали рыжего кота, демонстрировавшего сухой корм «Кошачий пир». Хотя в жизни этот пир ему надоел. Именно им кормила его все последние годы его хозяйка. И была уверена, что ему эта пища нравится. Боясь огорчить хозяйку, он делал вид, что удовлетворен этой пищей, и даже ел ее, но не много. Хозяйка удивлялась, что, имея такой умеренный аппетит, он при этом чем дальше, тем больше толстеет. Она не знала, что Мурзик был лицемер и изменщик. Как только вырывался на волю, а это было всегда около полудня, отправлялся он на другую сторону улицы, зная, что именно в это время там же появляется деревенская женщина Наташа, работающая у богатых людей домработницей. Выходит на улицу с целой сумкой вкуснейших объедков и раздает их бездомным кошкам. Он пристраивался к этой ораве и делал вид, что он тоже бездомный, чем походил на некоторых двуногих соотечественников, которые, переезжая в Америку или Германию, скрывают свои бизнесы, доходы и недвижимость, выдают себя за неимущих, чтобы получать социальную помощь в виде бесплатных квартир и фудстемпов. Наташа догадывалась, что Мурзик, чистый, ухоженный, с хорошим ошейником, вряд ли относится к числу голодных кошачьих бомжей. Но чем-то он тронул ее сердце, и ему обычно доставался лучший кусок.

За день до несчастья Маргарита Максимовна почти до трех ночи говорила с сыном по скайпу. Выражала беспокойство за будущее страны и уточняла, что ей-то уже все равно, а вот молодых жалко. Ругала власть. Воровство, коррупция, беспредел. Сто человек захватили все богатства страны, а остальная масса бедствует. Люди существуют на нищенские пенсии.

– Если существуют и не протестуют, – сказал Алеша, – значит, сами того заслужили.

– Ты, когда здесь жил, тоже помалкивал.

– Значит, и я того же заслуживал, пока не уехал.

– Вот и плохо, что уехал. Активные и умные люди уехали, пассивные и глупые остались.

Было время, она, как все думающие свободолюбивые люди, мечтала о том, что когда-нибудь, может быть (в это всерьез никогда не верилось), наступит в России время, когда, по Пушкину, темницы рухнут и свобода нас примет радостно у входа. Но оказалось, что все не так просто. Свобода наступила, и десятки тысяч людей, не веря в ее надежность, вместо того чтобы укреплять ее здесь, ринулись к выходу, точнее, вылету из страны, искать надежную свободу там, где она уже есть, где за нее боролись и ее добились другие. Если бы все эти люди оставались на месте и боролись за свободу внутри страны, то, возможно, чего-то все вместе смогли бы добиться. В девятнадцатом веке прабабка Маргариты Максимовны по материнской линии, Вера Любатович, молодой девушкой уехала в Цюрих учиться медицине, но увлеклась, как и ее друзья, марксизмом. Не доучившись, вернулась в Россию и за свободу боролась здесь. Здесь в борьбе за свободу готова была жертвовать собой. И не собой тоже. К чему это в конце концов привело страну и их самих – другое дело, но побуждением к действию был Веры и ее товарищей искренний самоотверженный порыв к свободе, равенству и братству. Теперешние же вольнодумцы жертвовать собой не желают и вместо того, чтобы бороться за свободу на месте, стремятся туда, где им ее преподносят задаром, в пакете вместе с социальными жильем, бесплатной медициной и продовольственными купонами. Людей за это можно осуждать, а можно и понять. Разочарование в революции, ее последствиях и сознание того, что в результате революции плохой режим заменяется еще худшим, распространилось широко и на десятилетия, став для многих людей аргументом против какой бы то ни было общественной активности.

Алексей, как большинство решивших раз и навсегда покинуть Россию, не верил ни в какие возможности перемен к лучшему, и чем дальше, тем его мнение о покинутой родине становилось все хуже. И если даже намечались неявные признаки перемен, он ими не обольщался и в конце концов всегда оказывался прав.

– Мамочка, дорогая, как ты там живешь, в этой Рашке? – спрашивал он Маргариту, чем ужасно ее сердил. Ей с детства внушали и внушили, что слово «Россия» звучит гордо. А почему гордо, чем именно стоит гордиться, она об этом раньше не задумывалась. Да и не очень гордилась, но слово «Рашка» казалось ей отвратительным и несправедливым.

– В конце концов, – говорила она сыну, – это страна, которая дала тебе жизнь.

– А я думал, что жизнь мне дала ты, а не страна.

Он время от времени опять уговаривал ее перебраться к нему и, ссылаясь на американский закон о воссоединении семей, обещал, что при переселении она получит немедленно Грин-карту, медикейт и восьмую программу, то есть бесплатную медицину и дешевую квартиру. Но она отказывалась, она родину и дорогие могилы не покинет никогда, какие бы здесь гадости ни творились. Вспоминала ахматовские строки: «Нет, и не под чуждым небосводом, И не под защитой чуждых крыл, Я была тогда с моим народом, Там, где мой народ, к несчастью, был».

Очередной спор на эту тему, бессмысленный и беспощадный, состоялся у нее с сыном, как уже сказано, вчера, она после этого часто просыпалась, не выспалась, но в десять утра поднялась и продолжала спор с сыном, на этот раз мысленный.

Ну а народ-то тут при чем? – говорила она.

Она жизнь прожила в обществе, в среде и во времени, когда можно было ругать что угодно, только не народ. Она выросла в убеждении, что народ хороший, народ мудрый, он все знает, все понимает и когда-нибудь скажет свое слово, но как именно он это сделает, она не представляла. Ее огорчало, что теперешние люди давно уже пересмотрели этот взгляд на народ и относятся к нему без всякого уважения и сострадания. Сам народ в лице, например, таксистов говорит, что у нас страна дураков. А другие говорят – быдло. А третьи, что народ – это сумма молчащих разрозненных единиц. А еще надо разобраться, есть ли у этого народа какие-то общие характеризующие черты. Ей много пришлось ездить по стране, и она видела, что русский человек в Архангельске совсем не то, что русский в Краснодаре. И житель Смоленска чем-то отличается от читинца. Не говоря уже о тех, кто в республиках. А ее друг драматург Доломитов говорил, что он по национальности закедонец, и был прав: коренных жителей Закедонья, русских, татар, евреев, армян, грузин, объединяют общие привычки, обычаи, предрассудки и способы восприятия действительности, что отличает их от других жителей Федерации. И в то же время есть что-то объединяющее всех россиян. То общее, что выработалось столетиями совместного проживания, включая семидесятилетний советский опыт. Всеобщее воровство, пьянство, пренебрежение к закону и неверие в то, что от нашего поведения что-то зависит. Что бы с людьми ни делали, со всеми сразу или поодиночке, они молчат. От несправедливостей откупаются взятками, если могут. А если не могут, покоряются судьбе и судебным решениям. Миллионы одиночек боятся каждый сам за себя. Каждый ведет себя тихо, старается ни во что не вмешиваться, ни за кого не заступаться, зная, что и за него никто не заступится. А если не вмешиваться, не заступаться, ничего не принимать близко к сердцу, есть иллюзия, что так тихо до самой смерти и доживешь. Человек живет, ходит на работу, пьет, ест, спит с женой, растит детей, и все, ему кажется, идет своим путем, он никого не трогает, его не трогают, но вдруг в его автомобиль врезался какой-нибудь пьяный большой начальник. И вот с этим тихим и смирным человеком, который никогда не делал никому ничего ни плохого, ни хорошего, но вел себя по закону и даже правил движения не нарушал, случилось как раз то, от чего он всю жизнь себя тщательно оберегал. По поводу столкновения возбуждено уголовное дело, и оказалось, что не в него врезались, а он врезался, и не тот был пьяный, а он был пьяный, и посадят его, а не того, кто был пьяный. И он примет свой жребий покорно, как удар стихии, на который жаловаться бесполезно. Его посадят, и он будет сидеть тихо, не жалуясь, не протестуя, надеясь, что в конце концов пожалеют, снизойдут, срок дадут небольшой и выпустят по УДО.