Валерий Панюшкин - Отцы Страница 6

Спектакль был про доброго дровосека, злого волшебника и прекрасную фею. Ты не сильно интересовалась сюжетом и в отличие от других детей не подсказывала персонажам правильных решений, предпочитая просто смотреть, как персонажи выкрутятся из волшебных своих злоключений. Оживилась ты, только когда на сцене появились довольно противные кукольные крысы с голыми хвостами.

– Красивые, – констатировала ты, – особенно хвосты.

Под конец спектакля ты явно удовлетворила свой интерес к смешным носатым людям, живущим в театре и двигающимся так, будто они двигаются сами. Мама пыталась в конце спектакля научить тебя аплодировать, но ты сказала:

– Пойдем лучше спасем еще одного червяка.

Пошла и спасла.

Надо сказать, правда, что вечером дома ты заставила каждого члена семьи по нескольку раз пересказать тебе увиденную в театре сказку. Ты слушала про дровосека, волшебника и фею и неизменно спрашивала в конце:

– А про червяка ты почему не рассказываешь?

11

На дачу на Карельский перешеек под Санкт-Петербургом ты не только сейчас рвешься каждый год с завидным упорством. Ты с младенчества туда рвалась. И всякий раз летний переезд на питерскую дачу связан был для тебя с какими-нибудь открытиями. Когда тебе было два года, например, ты впервые открыла для себя существование разных рас. Прежде ты никогда не видела чернокожих людей. Мы вошли в купе, а там сидели двое африканских студентов. Ты не то чтобы испугалась, ты опешила, и даже выронила мешочек с игрушками, который держала в руках. Надо отдать должное африканским студентам: они, увидев твою растерянность, сразу стали улыбаться тебе белозубыми своими улыбками, а один из них нагнулся, стал помогать тебе собирать рассыпавшиеся игрушки и сказал:

– Не бойся, это я просто забыл сегодня утром умыться.

С тех пор у тебя появился аргумент в пользу отказа от умывания по утрам:

– А разве те дяди в поезде были грязные и некрасивые? Разве люди некрасивые оттого, что черные?

Полагаю, ты прекрасно знала, что дело не в умывании, а в разнице между расами. Ты не знала слова «толерантность», но, боюсь, прекрасно знала, что принципиальную папину расовую толерантность можно лихо использовать, чтобы не мыться и не чистить зубов. Я говорил:

– Варя, не морочь мне голову, иди умывайся!

– А разве можно кричать на детей?

Полагаю, ты знала, что вить из меня веревки можно не только посредством разговоров о расовом равноправии, но и посредством разговоров о неприемлемости домашнего насилия.

Боюсь, поездка на дачу всякий раз учила тебя как-нибудь по-новому вить из меня веревки или еще чему-нибудь вредному.

Когда тебе было три года, например, нам все еще удавалось скрывать от тебя, для чего существуют на земле конфеты. Ты буквально не знала, что с конфетами делают, но знала уже, что старшему брату Васе конфеты для чего-то нужны. И вот перед самым отъездом на дачу добрая продавщица в магазине подарила тебе леденец на палочке.

– Спасибо, – сказала ты, вежливо принимая подарок, – мне леденцы не нужны, но я отвезу леденец брату Васе.

Это было еще утром в день отъезда, и весь день ты не расставалась с леденцом. Ты приехала с леденцом в руке на вокзал, сидела с леденцом в купе на кушетке и перед сном пошла с леденцом в туалет.

Наверное, ты пока не представляешь себе, как непросто сходить в туалет в поезде с маленьким ребенком. Просто поверь – это трудно. Мама застегивала штаны, следила, чтобы ты не хватала унитаз чистыми руками, ты вертелась… Одним словом, ты уронила леденец в горшок, печально посмотрела, как лежит леденец в горшке, и проговорила:

– Это же Васечкин леденец. Не спускайте воду. Это же Васечкин леденечик!

– Варя, но мы же не можем достать леденец из горшка, – сказала мама и спустила воду.

Леденец пропал навсегда, а ты принялась рыдать, и рыдала довольно долго. А на следующее утро, когда увидела брата Васю, разрыдалась снова:

– Васечка, я уронила твой леденец. В горшо-о-ок! Тебе, наверное, был очень нужен ледене-е-ец!

Тут тронутый слезами сестры Вася стал объяснять, что леденец, в общем, хорошая, конечно, вещь, но можно ведь купить другой леденец, а можно и вообще обойтись без леденца. Вася вообще имеет обыкновение увлекаться своими аргументами. И тут он увлекся. И не заметил хитроумной ловушки.

– А зачем тебе леденцы? – спросила ты как бы между прочим, мгновенно перестав плакать и приготовившись внимательно слушать ответ.

– Я их ем, – отвечал тоже как бы между прочим Вася.

– Ешь леденцы?! – Ты была несомненно шокирована гениальной простотой ответа. – Они что, вкусные?

– Ну, – юлил Вася, – они на вкус взрослого вкусные, и, когда ты вырастешь, тебе тоже будут нравиться леденцы.

– Они сладкие, горькие или соленые?

– Сладкие, – обреченно отвечал Вася, Вася не умеет врать.

– О! – Надо было видеть, как ты сказала это «о». – Я люблю все сладкое. Дедушка, купи мне и Васечке леденцов.

Дедушкины аргументы про то, что леденцы предназначаются только для больших, были элегантно отбиты твоим контраргументом про то, что леденцы бывают большие, а бывают маленькие. И значит, большие леденцы – для больших людей, а маленькие леденцы – для маленьких.

– Варенька, у тебя зубки заболят! – отчаянно сопротивлялся дед.

Но ты настояла на леденце, съела его, зубки не заболели, и с тех пор ты точно знаешь, что предостережения взрослых – это совершенная ерунда, направленная на то, чтоб лишить тебя сладкого.

12

А кульминацией дачного отдыха всегда было, конечно, празднование твоего дня рождения. Карельскую эту дачу ты с рождения считала лучшим местом, чтобы праздновать рождение. Озеро, сосны, валуны, песок – вместо земли. Приземистые бревенчатые финские домики миллиона по три долларов за домик. Уютно, одним словом, и ты всегда предпочитала справлять день рождения посреди всей этой северной красоты.

Там какая-то особо мягкая вода. От этой воды и без того склонные виться рыжие твои волосы совсем уж становились золотым руном и совсем уж не слушались расчески. То есть, причесывай тебя или не причесывай, все равно на голове у тебя были мелкие колечки. А руки и рот у тебя были синие, потому что ко дню рождения как раз начинался сезон черники, и рыжая твоя голова полдня маячила в черничнике, как флаг партизанского движения, борющегося за бескомпромиссную замену завтрака, обеда и ужина десертом.

На четвертый твой день рождения мы с мамой поехали из Москвы в Петербург на автомобиле, потому что ни один человек не способен утащить такое количество подарков. Мы везли два велосипеда, потому что один купил я, а другой подарила мне подруга, обозвав меня дураком за то, что я покупал велосипед, тогда как у ее сына есть совершенно новый, из которого мальчик вырос. Еще я купил велосипедную каску, потому что в приличных странах дети не только на велосипеде катаются в каске, но даже и на качелях в каске качаются. Ты с удовольствием колола в ней дрова, но на велосипеде кататься в каске отказалась наотрез. Еще мы везли огромную, в человеческий рост, змею, потому что ты любила змей. Еще мы везли огромного медведя, потому что мамина японская сестра подарила тебе медведя. Медведь был больше тебя. Еще мы везли твою няню, потому что ты любила няню, а няня соскучилась по своей воспитаннице и купила тебе лошадку на палочке, плюшевого осьминога и стратегический запас зефира. Я спрашивал няню:

– Вы думаете, Варе понравится эта лошадка на палочке?

Няня отвечала:

– Валера, вот вас никогда не бывает дома, и вы не знаете, что ваша дочь целыми днями скачет на швабре. А я выросла в большой счастливой семье и не могу смотреть, как девочка скачет на швабре.

По части лошадки на палочке няня оказалась абсолютно права. Получив этот подарок, ты совершенно перестала передвигаться по дому и саду пешком, а передвигалась только верхом. А когда склонный к механике брат Вася расстегнул у лошадки на затылке застежку, чтоб посмотреть, как устроен в лошадкиной голове механизм цоканья и игогоканья, ты закатила чудовищный скандал, поскольку брат, дескать, трепанировал лошадке череп.

Из двух подаренных велосипедов тебе понравился тот, что побольше. Ты совершенно не могла самостоятельно на нем кататься, но, кажется, именно то и привлекало тебя, что кому-то из взрослых приходилось бежать с тобой рядом, согнувшись и придерживая руль.

На детский праздник собрались все окрестные дети и все их родители до третьего колена. Гостей было человек сорок, и гости тоже пришли с подарками. Бабушка одела тебя в шелковое бальное платье и сандалии «Ecco», ибо вы обе думали, будто так и надо. Еще ты то и дело забывала приподнимать юбку и поминутно падала в бальном платье на землю.

Еще пришел в гости соседский мальчик Гоша трех с половиной лет и полез к тебе целоваться. В раннем детстве соседа Гошу ты звала обычно «дружочек мой», а Гоша, соответственно, звал тебя «лапочка моя». Когда вы двое не ели чернику, то ноги ваши и попы можно было видеть торчащими из бака, в который наливают воду для полива цветов. Вы ловили в этом баке лягушек, рукава у вас были мокры и лица перемазаны тиной. Но ради твоего дня рождения Гоша помылся и оделся в чистое, пришел и поцеловал тебя в губы. Ты задумалась. С замиранием отеческого сердца я смотрел, как ты стоишь и думаешь, нравится ли тебе поцелуй в губы или не нравится. Гоша поцеловал тебя еще раз. Ты сказала: