Маша Трауб - Счастливая семья (сборник) Страница 6

– Так, давайте зайдем в дом. Это неприлично. – Мама очнулась первой.

– Зачем в дом? – ахнула тетя Наташа. – Так интересно! Совсем не как у нас!

– Хорошо, теть Наташ, вы оставайтесь, дети – в дом! – велела мама. Настроение у нее резко испортилось, и до конца дня она была рассеянной, задумчивой и грустной. К тому же ей пришлось разбираться с кухонной плитой, оказавшейся сенсорной, и мама давила на кнопочки так, что чуть палец не сломала. Плита при каждом нажатии отзывалась тревожным пиканьем. Мама даже пыталась разговаривать с плитой, полагая, что если плита отвечает на прикосновение пальца, то понимать человеческую речь она уж точно должна.

Папа в это время разговаривал с кондиционерами. Кондиционеры – его слабость, страсть и жизненная необходимость. Папа обычно выставляет температуру на 18 градусов. Наша жизнь превращается в мелкие перебежки из дома на улицу – чтобы согреться и опять нырнуть в стужу, которую папа считает приятной прохладой. Дядя Боря разбирался с телевизором, выбирая себе один-единственный канал для просмотра. Поскольку за его действиями пристально следила моя сестра, дяде Боре пришлось выбрать канал с мультфильмами и детскими развивающими программами, причем на французском языке, который они с Симой смотрели с большим интересом, не понимая ни слова.

Поскольку только мне не нашлось занятия, мама немедленно закричала:

– Почитай Даррелла!

От Даррелла меня спасла кошка. Та самая, которая все это время за нами приглядывала. Кошка сидела на пороге в проеме открытой двери и смотрела строго.

– Брысь, – сказала ей мама.

Кошка даже не моргнула.

– Она тебя не понимает, – сказал я.

– Все она понимает. Ну-ка брысь, я сказала!

Кошка все-таки моргнула и сделала шаг назад.

– Я не буду тебя кормить, даже не проси, – заявила мама.

Кошка сидела и смотрела даже не на маму, а куда-то сквозь маму.

– Кошка! – закричала Сима, оторвавшись от мультика.

– Давай ее покормим! – обрадовался дядя Боря.

– Нет, я сказала! Никаких приблудных кошек в моем доме не будет!

Кошка посмотрела на маму, потом на Симу с дядей Борей, которые в нерешительности застыли у холодильника, и никуда не ушла, решив, что преимущество на стороне девочки и мужчины. Все-таки кошка неплохо разбиралась в человеческой психологии. Сима уже достала из холодильника кусок колбасы, а дядя Боря – пакет молока.

– Только не рядом с домом! – крикнула им вслед мама. – Отведите ее подальше!

– Нужна тарелка для кошки, – сказала Сима, которая очень придирчива к посуде и ко всему остальному, например, к полотенцам, местам за столом, еде, напиткам, в общем, ко всему. Однажды выбрав себе стул, Сима будет сидеть только на этом месте, и никто другой не имеет права его занимать. Что касается тарелок, вилок, стаканов, то маме приходится возить с собой Симину посуду, даже если мы едем в гости. Из чужой тарелки моя сестра есть не станет ни за какие коврижки. В том смысле, что, даже если коврижкой будет пирожное или мороженое, все равно не будет. У нее железная сила воли. Мама считает, что она пошла в нее.

Мама знает, что спорить с Симой – себе дороже. Поэтому выдала ей блюдце и вернулась к общению с плитой, которой начала немедленно жаловаться.

– Ну вот почему ко мне сразу сбегаются все животные в округе? – спрашивала мама сенсорную плиту, буравя взглядом конфорку, которая никак не желала загораться. – Я не люблю животных. Никаких. А они ко мне приходят! Теперь я должна буду кормить еще и кошку! Мало мне родных, так теперь на моей голове будет спать еще и кошка! Не удивлюсь, если она нагадит на диван. Неужели других сердобольных соседей в округе нет? И вообще – почему я должна жалеть ее и кормить? Мы же не кормим бабочек, жуков, ласточек и кто еще там в саду живет. Почему я должна непременно кормить кошку? Пусть идет и живет рядом с рестораном, там, во всяком случае, есть объедки. А у меня объедков нет! У меня и продуктов нет! Надо найти магазин, овощную лавку, рыбака. Наверняка здесь есть рыбак, который сможет привозить нам рыбу! И фрукты! Нам нужны фрукты! И мясо! Интересно, в этой деревне есть мясная лавка? Господи, все на мне! Почему все всегда на мне? Но даже если я найду мясо, как я его приготовлю? Это не плита, это издевательство какое-то! Почему она не включается? Что я не так делаю?

– Мама, звук! – В дом ворвалась Сима. – Звук!

– Что? Какой звук?

Звуком, который так впечатлил мою сестру, оказался крик в мегафон. Мужской голос что-то кричал – монотонно, на одной ноте, протяжно и даже, можно сказать музыкально.

– Что он кричит? – прислушалась мама.

– Я не знаю, что это за язык, но точно не греческий и не английский. И не итальянский. Не польский, не немецкий. Странный какой-то язык, – заметил папа.

Папа у нас знает много языков. Перед каждой поездкой он штудирует разговорник и старается выучить хоть несколько фраз, чтобы быть вежливым в стране пребывания. При этом мама понимает куда больше его. Вот и сейчас она как ошпаренная отскочила от плиты, натянула платье поверх майки и шортов, обула папины сандалии и кинулась на улицу так, будто ее не просто ошпарили, а облили кипятком с ног до головы. Следом, нацепив зачем-то халат и лифчик тети Наташи поверх платья, побежала Сима. Дядя Боря поковылял следом. Ну и мне пришлось, поскольку папа смотрел на меня умоляюще. Когда он так смотрит, это означает, что он на меня рассчитывает как на единственного разумного человека в доме.

Мама выскочила на перекресток и замахала руками. При этом она кричала: «Стоп! Стоп!» – и в своем наряде была похожа на сумасшедшую. Рядом махала руками Сима, подражая маме. Дядя Боря вторил маме: «Эге-гей! Эге-гей!» – но тихо, практически себе под нос.

Звук, который уже удалялся, приблизился. Оказалось, что это был старый грузовичок с прилепленным на крышу небольшим мегафоном. За рулем сидел молодой парень, который и выкрикивал непонятные всем, кроме мамы, слова. Только она могла различить в этом тягучем зазывном кличе слова «свежие фрукты».

Мама даже не стала рассматривать товар и спрашивать, что сколько стоит. Она отрывала одноразовые пакеты, которые висели на крюке в багажнике, выбирала персики, черешню и сама же бросала пакеты на крошечные весы. Взвешенные пакеты она передавала дяде Боре. Сама же отдала деньги опешившему парню и взяла маленькую дыню: «Это в подарок», – заявила мама ему и пошла домой.

– Спасибо, – вежливо поблагодарила Сима.

Дядя Боря улыбнулся.

Хозяин грузовичка впервые в жизни перепутал газ с тормозом, когда мама похлопала по дверце машины, давая понять, что он может ехать дальше.

Вот поэтому папа старается не ходить с мамой за покупками. От мамы всего можно ожидать. Но настроение у нее заметно улучшилось.

– Если здесь ездит фруктовая машина, наверняка есть и овощная. Симочка, зайка моя, спасибо, что сказала мне. Я бы не услышала!

Сима серьезно кивнула. Я знал, что теперь на любой «звук» она будет выбегать на дорогу, а мне придется бежать за ней, чтобы «присмотреть за сестрой», как называет это мама.

Нас не было минут десять. Каких-то десять минут, а дома тем временем тоже происходили некоторые события.

Тетя Наташа кричала на незнакомую женщину.

– Ну что за бестолочь такая? – восклицала тетя Наташа. – Я – Наташа!

Тетя Наташа била себя в грудь и произносила свое имя по слогам.

– А ты кто? – она толкала в грудь несчастную женщину.

– Что здесь происходит? – спросила мама.

Женщина, почувствовав прибывшую помощь в нашем коллективном лице, кинулась к маме и начала ей что-то быстро-быстро говорить.

– Я не знаю, какой это язык, – сказал папа, – не греческий и не английский точно.

– Господи, да что здесь непонятного? – удивилась мама. – Это наша домработница Афродита. Она спрашивает, все ли у нас в порядке, и говорит, что сегодня убирать не будет. Но нам и не надо.

– Ну, если она – Афродита, то я Аполлон, – сказал папа.

– Какой ты злой! Она же не виновата! – возмутилась мама и ласково посмотрела на женщину.

Главным выдающимся местом у домработницы по имени Афродита был нос. Огромный, который, казалось, свисал к самому подбородку. На носу у нее был горб, настоящий маленький горбик, который плавно перетекал к глазам. У нее было хрупкое тело, тонкие руки-плети и огромные, просто огромнейшие ноги. Как две колонны, которые росли прямо из носа. Во всяком случае, ноги казались длинными, прямыми и внушительными. Я такой женщины еще не видел. Видимо, дядя Боря тоже.

– Перестань таращиться, – одернула его тетя Наташа, но дядя Боря не мог оторвать восхищенного взгляда от Афродиты.

Была у нее еще одна особенность. Эта еще не старая женщина считала, что волосы – ее главное украшение и ценность. У нее были разлапистые, как еловые ветки, брови и волосы с проседью. Черная копна с тремя белыми всполохами. Одна прядь побелела от виска, другая обозначала пробор, третья замыкала прическу, начинаясь на затылке. Из-за этих седых прядей она была похожа на колдунью. Учитывая нос – злую. Сима решила на всякий случай заплакать и спряталась за спиной тети Наташи.