Андрей Калинин - I (роман) Страница 6

Впрочем, с фонтанами и там всё хорошо.

В черте города на Енисее несколько островов. Остров Отдыха с тридцатитысячным футбольным стадионом и дворцом спорта имени Ивана Ярыгина, где выступают заезжие звёзды, навроде вышедших в тираж «Скорпов», уже несколько лет как перестаёт оправдывать своё название.

Настоящий остров отдыха – это остров Татышев. Когда-то, не так уж давно, это был просто огромный кусок земли, поросший бурьяном. Стараниями стремившихся туда людей, а позднее мэрии, остров преобразился. В итоге посреди миллионного города расположился просто невероятных размеров парк с зелёной зоной, пляжем, велосипедными дорожками, игровыми и спортивными площадками. Место, где каждые выходные, да и будние дни, тысячи людей гуляют, катаются на велосипедах, роликах, играют в волейбол, лапту и фрисби, загорают, читают книги, медитируют, жгут вечером костры, хотя это запрещено, наверняка занимаются сексом, обсуждают мировые проблемы и думают о жизни. В этом и есть главная прелесть этого места. Отнюдь не в благах цивилизации, которые, если продолжат расти, превысят необходимый предел, а в энергетике. Пешеходный мостик, по которому можно войти в этот зелёный летом рай, каждый день ощущает шаги тысяч людей, которых привлекает что-то незримое. Тут не просто красиво, тут в воздухе висит ощущение приятной невесомости.

Здесь случалось много историй. Здесь незаконно моют машины в Енисее, здесь кончали жизнь самоубийством люди, вешаясь на дереве. Тут действует железное правило: во сколько бы ты ни уходил с острова (в два, три часа ночи, пять утра), ты обязательно встретишь людей, которые идут тебе навстречу. Идут по каким-то своим причинам, может быть, веселиться, а может, побыть в одиночестве. Это то место, куда ты идёшь, когда что-то не так, или наоборот, когда всё так хорошо, как и представить было невозможно.

Есть мнение, что скоро остров утратит свою прелесть, потому что количество людей, что выбираются сюда по вечерам, особенно в выходные, уже начинает превышать допустимые пределы для понятия «природа». Аутентичность и первозданность тоже теряются. Всё больше асфальта с разметкой (а это уже правила), какие-то служебные постройки, смысл которых обывателю не ясен, но наверняка состоит в том, чтобы легче было обеспечить отдыхающим комфорт. Грабли всё те же. Сначала людям нужно раздербанить полпланеты, чтобы обеспечить себе комфорт, а потом начать поиски первозданных мест, где легко слиться с матерью-природой. Но постепенно возникает желание добавить чуточку комфорта и туда – и опять всё по новой.

Но пока чиновники ещё балансируют на натянутом канате золотой середины. Однако некоторым велосипедистам и роллерам всё меньше нравится лавировать друг меж другом. Но я к ним не отношусь. Я это обожаю. Наверно, это что-то космическое. Я очень люблю толпу. Впечатления от одного из Дней города навсегда останутся в моей памяти. Он у нас летом, в июне, мы с тогдашней моей девушкой пришли в центр посмотреть фейерверк. Времени было почти полночь, салют был очень красив, под какую-то волшебную музыку, доносившуюся из уличных динамиков. А потом начался Армагеддон. Музыка стихла, последние искры разноцветных огней упали в Енисей и в одну секунду тысячи людей на набережной, на мосту, на центральной площади, расположенной тут же неподалёку, поняли, что праздник кончился и пора домой. Причём срочно, потому что скоро перестанут ходить автобусы.

Нам с подругой нужно было перебраться на другую сторону дороги через небольшой мостик. Так же, как и сотням других людей на этой и той стороне сооружения. Мы взялись за руки и влились в людской поток. Все что-то кричали, звали друзей, многие, естественно, были пьяны. Ступеньки небольшой лестницы, ведущей на виадук, были покрыты слоем пивных бутылок, в которые ноги чуть ли не проваливались, как в снег. Внизу, под нами, те, кто решил выбрать путь попроще, двинулись сплошным потоком прямо через дорогу, перегородив её. Десятки автобусов, меж которых проплывали люди, застревали в этой человеческой гуще и образовывали какофонию из сигналов, мата своих пассажиров и физически ощущаемых потоков энергии. Эти мгновения для меня были словно кадры из фильмов. Моя девушка высказывала мнение, как это всё ужасно и даже страшно. А я пребывал в каком-то абсолютно потустороннем состоянии, впитывая восхищённым взглядом всё это бурлящее окружающее пространство. Я даже думаю, что так надо определять дело своей жизни. Осознавать, от чего ты получаешь катарсис, и проецировать это на какую-то деятельность.

Через пару лет, наткнувшись на журнальную статью про китайского художника Ай Вэйвэя, который сделал инсталляцию, просто рассыпав на полу огромного зала галереи сто тысяч керамических семечек, изготовленных вручную, и привёз на ту же выставку тысячу своих соотечественников, которые ходили везде, вызывая недоумение окружающих, что, собственно, было перфомансом, я понял, что вот он – мой любимый деятель современного искусства. Всматриваясь в фотографии семян подсолнечника, ровным десятисантиметровым слоем накрывших несколько десятков квадратных метров пола выставочного зала, я ловил те же бессознательные космические флюиды, что и тогда, посреди людского моря.

Примерно то же самое я чувствую, объезжая на скорости многочисленных участников вело-роллерного движения или пешеходов. Это мне нравится куда больше, чем катание в пустынных местах. А вот время для кайфа от безлюдья на острове Татышев – это ночь. Прошлым летом я попытался воплотить свою давнюю мечту -что-то вроде клуба страшных историй. Любовь к ночным посиделкам у костра за травлей пугающих баек – это у меня ещё со школьно-студенческих времён. Осуществить задуманное до конца так и не вышло, посидели мы всего пару раз, своей стандартной компанией, без привлечения незнакомцев, что по плану задумывалось. Но удовольствие, тем не менее, получили. Есть тут одно местечко на берегу Енисея. Там уютно, всегда хватает дров, хотя жечь костры тут и запрещено, зловеще скрипят работающие всю ночь неподалеку баржи, а городские огни на противоположном берегу не дают мистическим мыслям нагнать панику на особо впечатлительных. Ведь смысл на самом деле не в страхе, а в общении, пусть и сдобренном адреналином.

Один раз, после посиделок здесь, мы с друзьями заблудились. Это был не запланированный заворот сюда, а спонтанный, после игры во фрисби, ещё до клуба страшных историй. Посидев часов до двух у костра, мы двинулись домой. Нас было трое, в роли Сусанина выступил я. Объявив, что чётко знаю нужное направление и твёрдо уверенный в том, что выведу своих спутников к пешеходному мосту, ведущему прямо в центр города, я и слушать не собирался их неуверенные заявления о том, что, возможно, мы движемся не туда. Я помнил примерное сплетение гравийных дорог и тропинок, и даже когда время, проведённое в пути, заставило усомниться в собственной правоте, мое мужское эго не позволило сознаться в надвигающемся провале. Шли мы уже минут пятнадцать, хотя по внутренним часам двух третей этого срока было вполне достаточно, чтобы выбраться на асфальт и зашагать к таким желанным в тот момент светлым городским улицам. Но время тикало, а мы всё шли и шли. А ещё, знаете, иногда бывают такие моменты в жизни, когда типичная атмосфера мистического триллера вдруг опускается в окружающую реальность. Мы двигались по узкой колее дикой песочно-земляной дороги, с единственным источником света – тлеющей на конце палкой, вынутой из костра. На растущие вокруг деревья – невысокие, облезлые и кривые – опустился зловещий туман. Он стелился по земле, не давая нам даже попытки разглядеть возможное направление движения, хотя это и так было бессмысленно в кромешной ночной темноте.

Постепенно мы начали нервничать. Мозг принялся подкидывать сюжеты о временных тоннелях и прочих вещах из дешёвых мистических журналов. Шутки шутками, но скоро в это можно было вполне начать верить. Ведь остров не такой уж большой, чтобы в течение двадцати пяти минут, которые мы уже точно были в пути, не наткнуться на асфальтовую дорожку, кромку Енисея, если уж совсем неверным путём мы шли, или хотя бы мерцающий вдалеке фонарь, за который можно было бы уцепиться взглядом, как за путеводную звезду. Но ничего из этого вокруг не было. Через несколько минут мы вышли к небольшому оврагу. Я внутренне чертыхался, потому что в этом месте, чёрт возьми, не был ни разу в жизни и даже не могу представить, где оно может находиться! А ведь остров я, в принципе, знаю. И вовсе он, а вернее, та его часть, где мы находимся, не огромная, чтобы преподносить такие явные сюрпризы. Разгоняя тишину нервными шуточками, мы начали спускаться в овраг. Лесная чаща, кстати, к тому моменту миновала, уступив место одиночным своим представителям, всё так же окутанным туманом. И сейчас, по идее, если за оврагом нам не откроется вид прямого пустого пространства, готового дать ответ на вопрос о нашем местонахождении, это будет уже совсем печально. В достигшей точки кипения надежде мы вышли из оврага и увидели. огни торгового центра. Огромная оранжевая надпись «Июнь», окруженная ярким светом фонарей, сверкала на том берегу города Красноярска, который именуется левым. Мы разразились смехом. Все это время мы шли в направлении, противоположном тому, на которое я рассчитывал! Мы уперлись чёрте куда, очень далеко на самом деле. Я понять не мог, каким образом тут оказались. Как мы зарулили в прямо противоположный конец острова!