Михаил Попов - Москаль Страница 6

– А которая из них Оксана? – поинтересовался «наследник», жуя вареник.

– Я, – с умеренным кокетством ответила беленькая.

– Тогда я буду смотреть на Лесю. – Сказал Дир Сергеевич. И пояснил, хотя у него никто не спрашивал, почему так: – Сподобалась.

Леся даже бровью не повела в ответ на это заявление. Наверняка, при ее работе, приходилось ей выслушивать много двусмысленностей и сальностей от перебравших гостей. Но в данном случае невозмутимость девушки держалась не только на официантском профессионализме, но имела более глубокую природу.

Немного обидевшуюся Оксану взял под опеку Рыбак, он сказал, что поет она «как соловей», а им всем, уже выпившим так много, не помешало бы чуток искусства.

– Заспивай, Оксана!

Этот клич поддержал живее всех Кечин, именно в нем почему-то сильнее всего разгорелась тоска по малороссийской музыке. Оксана «заспивала», и очень хорошо даже. Голос у нее был тонкий, но приятный, и мелодию она вела без единой ошибочки. Обязанности разделились. Леся раз за разом вставала и выходила в сени, то за одним, то за другим, ибо петь не умела. Совершала она все эти движения все с тем же одухотворенно-отрешенным видом. И Дир Сергеевич почти непрерывно пожирал ее слезящимися глазами. Ему все в ней нравилось. Нежный овал лица, едва уловимый пушок на щеках, широко расположенные черные очи. На бровях и ресницах была чертова прорва краски, но даже это не убивало ощущение непосредственности и невинности, присущее изначально ее облику. Хотя, какая уж тут невинность в ресторанной подавальщице!

Мучительно ее хотелось с кем-нибудь или с чем-нибудь сравнить, без этого впечатление оставалось досадно неполным. Отчасти уже спутанное сознание предъявило кошку Власю, из челябинского детства. Смесь абсолютной пластичности и независимости. И тоже с черными глазами. Она позволяла себя тискать, валять, даже таскать за хвост, но всегда вела себя так, будто смотрит на тебя сверху вниз. Не меняя выражения гармоничной, спокойной морды. Неудачное сравнение, хотя и в чем-то точное. Леся эта, навряд ли позволяет себя просто так тискать и валять. И хвоста нет.

И вообще видит ли она, что ее так пристально рассматривают? Взглядами пару раз с ней удалось встретиться, но Дир Сергеевич был не уверен, что он был увиден, когда на него посмотрели. А, может, он накручивает себя. Перед ним простая провинциальная, заторможенная деваха, для которой бегать с тарелками вареников от печи к столу – верх карьерный. И за пятьдесят долларов она окажет обычную быструю услугу где-нибудь в темном углу этого заведения. Есть же здесь темные углы, там будет пахнуть хомутами и овсом. Не сказав ни единого слова… Надо намекнуть Рыбаку… И пропадет очарованье?

Водка исчезала в бутылках совершенно незаметно, как будто всасывалась в дно. Но при такой закуске опьянение медлило, накапливаясь в недрах организма. Порядок за столом потихоньку начинал разваливаться на несколько персональных безумий, а тут еще «спивание» Оксаны, поддерживаемое спорадически рычанием Рыбака.

В какой-то момент Диру Сергеевичу стало обидно за «свою» Лесю. Что она одна на подхвате, а другие только поют. Он не мог сообразить, как можно было бы быстро исправить положение, и придумал только одно – надо придраться к самим песням, и он придрался. Заявил, что они «неправильные».

– Ну что вы поете? Несе Галя воду! Кого обрадуешь такими словами. Надо так: несе, пусть все та же Галя, не возражаю, но водку! Несе Галя водку!

В этот самый момент вошла Леся с очередной бутылкой. И совершенно мятежный Бурда зааплодировал этому забавному совпадению.

– Несе водку Леся! – усовершенствовал свое предложение Дир Сергеевич, но больше восторгов не было, собутыльники отвлеклись. Это шефу было перенести трудно. Он нахмурился, собрался с обрывками мыслей, но больше ни одна украинская песня не поддавалась немедленной переделке. Но он чувствовал, что должен, обязательно должен вернуть себе всеобщее внимание.

– И вообще у вас все неправильное. Вот, – он вытащил из кармана несколько мятых украинских банкнот. Нашел бумажку с изображением Шевченко. – Иди сюда.

Леся не торопясь встала, подошла.

– Читай! – велел Дир Сергеевич.

Леся одним взглядом спросила, что читать.

– Вот тут, маленькие буковки, стихи вашего народного поэта. Читай, читай!

Леся медлила, сразу три версии пронеслось в агрессивном сознании «наследника». Она не умеет читать, она плохо видит, она немая! Интересно, что ни одна из них не уменьшила степень интереса к ней. Текст прочла Оксана. Явно грамотная, с острым зрением, и не немая девушка, умеющая к тому же петь. Но все эти достоинства ничуть не поворачивали ситуацию в ее пользу.

Свою Украйну любить,любить иi… Во време лютев остатню тяжкую минутуЗа нiе Господа молить…

– И что? – спросил у него Елагин.

– А то, что у Шевченки нет ни одного современного украинского слова. Теперь надо говорить «не любить», а «кахать», ни «время», а «час», ни «минуту», а «хвылыну», «не молить», а «благать». Получается, блин, одно из двух, или Шевченко никакой не украинский поэт, или нет никакого украинского языка.

Дир Сергеевич воспользовался не своим наблюдением, а вытащенным незадолго до того из интернета, но чувствовал себя победителем. Он был убежден, что поразил воображение всех присутствующих, особенно граждан с украинскими корнями. То-то они разбежались как тараканы. Даже певица удалилась, не говоря уж о молчаливой подруге.

– Слушай, Рыбак.

– Да, – наклонил к шефу свою огромную круглую голову единственный в помещении хохол. И тут Дир Сергеевич поведал ему о своем замысле насчет Леси. Как бы так сделать, чтобы все случилось ко всеобщему удовольствию. Можно даже и денег дать поболее, чем пятьдесят долларов.

Рыбак чувствовал, что его считают очень виноватым в том, что произошло с Аскольдом Сергеевичем, и готов был, насколько это возможно, заглаживать вину, но все же предложение младшего Мозгалева показалось ему неуместным. Тип предпринятого загула вроде бы не предполагал никаких эротических поворотов. Тут украинская хата, а не подмосковная сауна. Он попробовал отговориться тем, что девушка не похожа на «таких», которые всегда согласны. Но «наследник» настаивал с помощью жаркого слюнявого шепота, что, мол, недотроги на вид просто набивают себе цену.

Тяжело встав, Рыбак вышел. А в это время в компании произошла песенная революция. Кечин, Бурда и Елагин, старавшийся все же пить меньше остальных, запели хором «Прощайте родимые скалы, на подвиг отчизна зовет».

Дир Сергеевич откинулся на резную спинку стула и призакрыл глаза. То ли прислушивался к песне, то ли ждал появления Рыбака с новостями.

Елагин внимательно следил за этими переговорами, установление прямого, пусть и пьяного, контакта между Рыбаком и «наследником» не входило в его планы. Непосредственный «доступ к телу» шефа, краеугольный камень любой карьеры в «Стройинжиниринге». Елагин с отвращением вздохнул, – о какой ерунде приходится думать на этой работе. Впрочем, надо полагать, повсюду то же самое. Уйти то есть некуда. Знакомое шило менять на сомнительное мыло. Аскольда он хотя бы уважал как сильную, трудовую капиталистическую личность, отчетливо видел, что количество произведенной им полезной работы намного превосходит количество совершаемых барских пакостей. Теперь же, судя по всему, идут другие времена. Младший брат пока что показывает себя специалистом лишь по части пьяной дури. А что, собственно говоря, мешает вообще расплеваться с этим миром грязного чистогана?! Теперь, когда и обе жены и сын прочно ввинчены в заокеанскую жизнь, ему для поддержания своего романтического существования не нужна зарплата начальника службы безопасности. Елагин еще глотнул горилки и с вдохновляющей отчетливостью увидел, что никаких препятствий на новом, светлом пути не обнаруживается. Вот хоть прямо сейчас встань и уйди. Все только обрадуются. И Кечин, и Бурда, и вся директорская шайка там, на Остоженке, не говоря уж о Рыбаке. Спит и чует своею задницей кожу елагинского кресла. Всех майор держал в кулаке. Он даже посмотрел на кулак, сжимающий граненую рюмку. Хороший кулак. Единственное, что мешает его взять и разжать, – Аскольд в темнице. Нельзя бросать человека в таком положении. Вытащу и брошу, сказал себе твердо майор и снова выпил.

И в это момент вошел Рыбак. Сразу стало понятно – поход окончился неудачей, это смущало Рыбака, даже поганые поручения начальства надо уметь выполнять. И даже в первую очередь именно поганые. Он вздыхал и двигал огромными ноздрями и бровями.

– Ну что? – спросил «наследник» не открывая глаз.

– Не нашел, – сказал заместитель Елагина в сторону, прикидывая, какой может быть реакция «наследника». – Спать, видать, легла.

Дир Сергеевич вдруг рассмеялся.

– Да врешь ты все. Ты и не искал ее. Ты черт знает, чем занимался, я, брат, знаю тебя шельмеца.