Андрей Рихтер - Испытание любви Страница 6

Мыкола прошел испытание на шестерку по пятибалльной шкале. Выпив кофе, посидел с полчаса и собрался уходить, но задержался на четверть часа, увидев, как Галина пытается включить свет в коридоре. Сама она уже привыкла к тому, что на капризный выключатель надо нажать дважды или трижды. Иногда, в сердцах, и батьку его помянешь недобрым словом, хотя какой у выключателя может быть батька.

Поинтересовавшись, есть ли у Галины отвертка, и получив желаемое сразу в трех экземплярах – большая крестовая, малая крестовая и обычная – Мыкола, не отключая электричества (а то ведь ничего не видно будет), снял с выключателя клавишу, что-то там подкрутил, вернул клавишу на место и спросил, в порядке ли вся остальная электрика. Галина (нет бы промолчать – гость же, не электрик из ЖЭКа!) вспомнила про бра в спальне, который не включался «ни таком, ни каком». Давно надо было вызвать электрика, но Галина временно приспособила на тумбочке вместо бра настольную лампу и успокоилась. Как известно, нет ничего более постоянного, нежели временное. Ознакомившись с проблемой, Мыкола спросил про изоленту и пассатижи. Галина принесла ему коробку с инструментами, оставленными ей Константином после развода (еще и шутил, сволочь: «Инстру́мент есть, значит, и мужик появится») и отправилась на кухню жарить сырники. Любая услуга должна быть вознаграждена, а мастера, сделавшего что-то полезное, непременно нужно угостить. Или заплатить ему, иначе как-то не по-божески. Денег Мыкола, разумеется, не возьмет, а вот от угощения вряд ли откажется. Сырники были выбраны за быстроту приготовления и универсальность – хочешь с медом их ешь, хочешь с вареньем, хочешь так, чаем запивай. Да и не из чего было сооружать настоящее угощение. После отъезда Виктора в холодильнике кроме нежирного творога, огурцов, помидоров и кефира ничего не водилось. Галина пыталась соблюдать врачебные запреты, да и аппетит был не ахти какой. Если уж начистоту, то не было никакого аппетита, ела чисто по привычке. Утром салат из помидоров с огурцами, в обед – одно-два яблока или йогурт, вечером немного творога и стакан кефира. Не то настроение, чтобы гурманствовать. Не столько даже из-за болезни и кафедральных дел, сколько из-за сына, точнее – из-за его проблем.

Сырники готовились не более четверти часа, но за это время Мыкола не только починил бра, но и отрегулировал окно в спальне так, чтобы из него не дуло. «Пошлейшая в своей обыденности ситуация – Мастер На Все Руки и Одинокая Женщина, – подумала Галина и тут же одернула себя: – Ничего пошлого, мужчине положено быть мастером на все руки (брат Степан об этом всю жизнь талдычит), а одинокой женщине сам Бог велел иметь какие-то мелкие проблемы по хозяйству. Она же – Женщина! Все естественно. Вот если бы Галина пришла к Мыколе в гости и начала бы чинить выключатели, то это смотрелось бы немного странно… Впрочем, какая разница? Главное то, что Мыколе, кажется, нравится чинить и приводить в порядок, а Галине нравится жарить сырники. Все остальное несущественно. Каждый может и должен заниматься тем, чем ему хочется заниматься. И, вообще, в Божьем мире не существует случайностей. Все предопределено, только не всегда это сразу бывает понятно.

От угощения Мыкола попытался отказаться. Сослался на некие дела, но по глазам видно было, что он врет. Хозяйка проявила настойчивость и пришлось согласиться. Под сырники раскупорили бутылку вишневой наливки домашнего приготовления (презент доцента Петикян, великой мастерицы всевозможных заготовок). Посидели. Поговорили. Галину вдруг потянуло на откровенность. То ли вишневка, наложившись на вино, развязала язык, то ли просто захотелось излить душу человеку, который поймет и посочувствует. Насчет того, что Мыкола из тех, кто способен понимать и сочувствовать, сомнений не было.

– Бедная… – сочувственно сказал Мыкола, выслушав Галинину исповедь.

Галине тут же захотелось возмутиться. Слов вроде «бедная» или «несчастная» в свой адрес (пусть и сказанных с сочувствием), она не выносила. Но оказалось, что Мыкола говорит не о ней.

– Бедная наша Украина, – продолжил он. – Нигде у нас ни порядка нет, ни правды. Все как в кривом зеркале, смотреть тошно… Но ничего, скоро все изменится.

– Изменится, – печально кивнула Галина. – Выживут меня совсем. У вас в техникуме, случайно, нет свободной ставки преподавателя истории?

Удивительно, но ей вдруг захотелось побыть слабой, нуждающейся в утешениях, женщиной. Чтобы пожалели, успокоили, приласкали, объяснили, что все будет хорошо. Наваждение, сущее наваждение… На какое-то мгновение стало стыдно – позволила себе раскиснуть, да еще при едва знакомом человеке. Нехорошо. Затем мелькнула мысль – околдовал он меня, что ли? Галина решительно тряхнула головой и уже раскрыла рот для того, чтобы сказать: «Не звертайте уваги, пане, я фіглюю»,[15] именно так, по-захиденски[16], чтобы шутейнее вышло. Однако, прежде чем Галина успела произнести хоть слово, Мыкола встал, подошел к ней, обнял левой рукой за плечи, прижал к себе, а правой стал гладить по голове. Совсем как отец в детстве, только у отца не было такого колючего свитера. Но что за неприятность колючий свитер, если он надет на хорошего человека? И если обнять хорошего человека самой и вжаться посильнее, то свитер сразу же перестанет колоться…

Счастье длилось целую вечность, а потом Мыкола нежно поцеловал Галину в макушку и негромко сказал, перейдя на «ты»:

– Все будет хорошо, Галю. Ты не переживай.

– Я не переживаю. – Галина подняла голову и с благодарностью посмотрела на Мыколу, ощущая, как крепнет с каждым мгновением возникшая между ними связь. – Я удивляюсь…

– Я тоже удивляюсь, – ответил Мыкола, весело подмигивая. – Удивляюсь тому, как мы не познакомились раньше. В понедельник директору магарыч поставлю. Я у него вчера пытался отпроситься пораньше, чтобы в поликлинику заскочить, а он, добрая душа, не отпустил, потому что я ему план работы на декабрь не сдал. Потребовал срочно сдать, и я просидел над этим планом до половины десятого…

– У тебя замечательный директор! – Впервые в жизни Галина искренне хвалила совершенно не знакомого ей человека. – И ты…

К горлу почему-то подкатил комок и недосказанное пришлось выразить взглядом.

– И ты замечательная, – улыбнулся Мыкола.

Он наклонился, коснулся своими губами губ Галины (более целомудренный поцелуй невозможно было представить) и повторил: – Все будет хорошо…

Галина ожидала какого-то продолжения, но Мыкола снова удивил. Поблагодарил за угощение, попросил позволения позвонить завтра (именно так, не «дай мне твой номер», а «могу ли я позвонить тебе завтра?») и ушел. Галина встала у окна на кухне и загадала – помашет ей Мыкола рукой или нет? Захотелось загадать, совсем как в юности, ранней-ранней юности… Мыкола не подвел. Вышел из подъезда, остановился, задрал голову, увидел Галину, заулыбался и замахал обеими руками сразу. Галина распахнула окно и помахала в ответ.

Ромео и Джульетта а-ля Киев. Пародия на сцену на балконе.

4

– Не подумайте, что я какой-нибудь слабовольный тюфяк. С волей у меня все в порядке, и побеждать я люблю. Радуюсь, когда в чем-то обхожу конкурентов, даже горжусь собой. Просто для меня имеет значение моральная сторона вопроса. Это не пустые слова, я не рисуюсь нисколечко. Для меня это действительно имеет значение…

Слово «мораль» и его производные были любимыми у Виктора. Ольга прекрасно понимала почему. Быть слабовольным неудачником не так приятно, как высокоморальным человеком, не опускающимся до низменных средств борьбы. Раньше, стоило только мужу начать разглагольствовать на тему «моя мораль и мои достижения», Ольгу сразу же разбирал смех. В самом деле это выглядело смешно, особенно с учетом того, что ей-то уж хорошо было известно, чего стоят на самом деле «высокие моральные принципы» Виктора. Потом она какое-то время злилась – ну, сколько же можно, в самом деле? А с какого-то момента раздражение сменилось безразличием, привыкла.

С недавних пор, сразу же по возвращении из Киева, Виктор изменил свою «программу». Теперь, рассуждая о морали, он говорил не «для меня», а «для нас, украинцев». И вообще, старался приплести рассуждения о национальном к любой теме. Поначалу Ольгу это забавляло, но очень скоро начало удивлять. Явный перебор налицо. За Виктором вообще-то водилась склонность увлекаться как женщинами, так и всем остальным. Восторженное преклонение перед Вуди Алленом сменялось не менее восторженной любовью к фильмам Гринуэя, то Виктор читал запоем одного лишь Коэльо, то вдруг переключался на Пелевина. Недели три восклицал с недоумением: «Как же это я не открыл его раньше?!» Перечитывал особо полюбившиеся вещи по нескольку раз, сыпал цитатами налево и направо, но в один прекрасный день заявлял, что Запад себя исчерпал, литература может быть только на Востоке, и какое-то время никого кроме Мисимы с Мураками не признавал… Но вот национальная идея за все время их знакомства увлекла Виктора впервые. Раньше он свою принадлежность к украинской нации, казалось, не осознавал. А если и осознавал, то почти никогда о ней не упоминал. А если и упоминал, то в шутку. Придет вечером с работы, достанет из холодильника бутылку и закуску, подмигнет жене и скажет: «Не можна нам справжнім українцям без сала да без горілки»[17]. Или мог спеть на пару с дочерью «Ой, на горі та женці жнуть»[18]. Не всю песню, а только первый куплет, до «Гей, долиною, гей, широкою, козаки йдуть». Дальше не выучил. Ну, еще как-то раз объяснил Анечке, что голубой цвет на украинском флаге символизирует небо, а желтый – землю, бескрайние пшеничные поля. А тут вдруг понесло… Да как понесло!