Дмитрий Вечер - Сказки Сакуры Страница 6

– Скажи, что любишь меня! Что ты любил меня всегда. С детского сада. Как только первый раз увидел меня. И всегда меня помнил… И ждал.

– Да…

– Скажи, что ты мечтаешь прожить со мной всю жизнь.

– Да…

– Скажи, что ты мечтаешь жениться на мне.

– Да…

– Хочешь меня?

– Да…

– Сильно?

– Безумно!… У меня просто чердак дымится, как только представлю тебя без всего.

– А я тебе не дам… Никогда.

– О-о-о!…

– Можешь отваливать прямо сейчас! Не получишь ни кусочка… Моего тела. Стой!… Ты куда?… Больной что ли? Крепче меня держи! А то не удержишь… Глупый.

Я поднимаю ее на руки… Она такая легкая! Как пушинка. И несу туда, куда она показала жестом слабеющей руки. В ее комнату… Мы целуемся прямо на ходу. Я еле разбираю дорогу. И по пути случайно задеваю головой об дверной косяк. Ее головой… Кошмар! У Маши сразу шишка на лбу… Цирк, короче. Она стонет… Хватается за голову. Я несу ее на кухню. Мы находим ложку. Долго держим под проточной водой. И прикладываем к шишке. Маша стоит посреди кухни. С холодной ложкой в одной руке. И моим горячим, пульсирующим сердцем в другой. Смотрит на меня исподлобья…

– Дим… У тебя прыщик на виске. Хочешь, выдавлю?

– Ой, Маш… Я стесняюсь. Это же так противно, наверное.

– Совсем нет! Он же твой. Родной…

– Ну давай.

– Давать жена будет!…

Моя ненаглядная решает, что раз уж мы все равно на кухне, неплохо бы чайку попить! Наливает две восхитительные и ароматные чашки. Намазывает мне бутеры маслом. Кормит меня с ложечки каким-то офигенным вареньем, чуть-ли не из лепестков роз. Конечно это только так кажется, что из лепестков… Но что наша жизнь? Иллюзия… Весь мир такой, каким мы его сами себе представляем. Ты любишь человека… И он кажется тебе богом. И если он тоже любит тебя… Он захочет стать богом для тебя… И для себя. После чая мы идем в ее комнату. Она ложится на кровать. На спину… И протягивает ко мне руки. Я снова тону в ее объятиях. В ее божественных поцелуях… Ее маленький нежный язычок сплетается с моим. Где-то Там… Глубоко. Внутри… Нас. Я боюсь получить передоз этой безумной любви! Любви к светловолосой девочке. Такой хрупкой. И такой… Отважной! Она бросается в чувства как в омут. И тянет меня за собой. На самое дно. Которого… Нет! На ней только махровый домашний халатик. А под ним… Ничего! Я чувствую это. Меня буквально сводят с ума ее серые колготки. С маленькой дырочкой на левой коленке. Той коленке, что ближе… К сердцу. Я целую эту дырочку. Наверное, миллион раз! Или два… Не помню точно. Потом распахиваю халат… И она вскрикивает испуганно:

– Дима! Ты так торопишься… Ведь нельзя же так… Сразу.

– Нельзя?… А почему?

– А действительно… Почему?

Она успокаивается. А я… Целую ее небольшую, но очень красивую грудь. Такую нежную. И такую… Ласковую. Она улыбается мне. А потом… Я запахиваю халатик. И завязываю ей поясок.

– Спасибо, Дим…

– Я люблю тебя.

– А я… Тебя.

Я возвращаюсь домой как пьяный. Все-таки хватанул столь ожидаемый и желанный передоз! Не смог вовремя остановиться. Да и не хотел… На следующий день захожу к Шурику. Нашему клавишнику. У нас в группе было два Шурика. Шурик Длинный – вокалист. И «просто Шурик». Я говорю просто Шурику о том, что Маша теперь моя девушка. А он слушает меня… И угорает.

– Ты чего ржешь, родной? Расскажи, может вместе посмеемся.

– Блин, Димас… Не думаю, что для тебя это будет так смешно.

– Давай колись! Припарил уже.

– Да просто… Час назад заходил Шурик Длинный. И был такой же убитый по самые помидоры… Как и ты. И говорил тоже… Что и ты. Один в один.

– В каком смысле?

– Ну… Что с Машей у него все зашибись. И что она теперь его девушка.

– Врешь, гад!

– Когда я тебе врал? Ну может пару раз… Но не сейчас, точно! Да ты съезди к ней сам и спроси. Она сегодня примчалась к Длинному домой. Кинулась на шею. Сказала, что любит его безумно. И просила не бросать ее… Скачи, родной!… Лети как ветер!… Узнай правду. И отомсти за любовь.

Я полетел. И узнал… Все так и оказалось! «Извини, Димка… Ты хороший. И он тоже. Я долго мучилась. Не знала, кого из вас выбрать. И решила остаться… С ним. Прости меня.» Вот так все и закончилось. А Длинный бросил Машу через два дня. Как только приехала его подруга. Я долго грустил. Думал, может Маша вернется ко мне. Но она… Не вернулась.

3

Прошел год… Я поступил в педунивер. На ист-фак… Отчасти от того, что не любил математику в школе, а история всегда давалась мне легко. Я учился хорошо. Но когда начал играть в школьной группе, резко съехал по всем предметам на тройки! С ними родимыми и закончил школу. Только по русскому, литературе и истории были четверки. Просто, я забил на учебу. Из-за музыки. Гуманитарные предметы я схватывал на лету. Поэтому получать четверки на них было без проблем. А пятерки мне не ставили потому, что я ничего не учил. Второй причиной поступить на Ист-фак была возможность играть в группах. Там стоял неплохой аппарат. Музыкантов уважали и не валили на экзаменах. Это все я узнал от историков нашей школы, выходцев оттуда, которые вели у нас вокально-инструментальный ансамбль. Третьей причиной было свободное время. Если на работе пашешь с утра до вечера, то в универе всего полдня. А в остальное время на учебу можно вообще забить и заниматься музыкой и другими делами. Только в сессию придется поднапрячься. Это мне тоже по секрету рассказали наши троечники-историки. Ну а четвертой причиной была конечно… Маша. Я все еще надеялся, что она вернется ко мне. Тем более, если я буду учиться рядом с ней. Мы станем часто видеться. В мечтах я уже снова нес ее на руках по коридору в спальню. Или на кухню… За холодной ложкой на лоб.

Поступил я без проблем. Маленько нервничал, что у меня аттестат с тройками. Но на приемной комиссии табель успеваемости даже не смотрели. Сказали, что школьные оценки – полное дерьмо и отстой. Они не отражают настоящей картины моего внутреннего мира. И действительно… Экзамены по истории я сдал на отлично. Только сочинение на четыре. Как всегда, орфография подкачала. Еще на вступительных экзаменах я познакомился с парой гопников. Я тогда сам ходил с теннисом на голове. Неформал во мне еще только зрел и подрастал внутри. А опыт общения с гопниками я имел довольно большой. Потому что несколько лет варился в подобных кругах. И даже научился говорить как гопник. Отчего потом до конца так и не отвык. Зато из любых пьяных разборок я почти всегда выходил сухим из воды! Один раз меня пытались подписать на деньги за якобы разбитые мной стопки три гопа. По пьяни… Причем один из них был просто мегоздоровяк. Такая дурмашина в кривоватых очечках отличника. Которым он конечно никогда не был. А с моей стороны не имелось ни одного свидетеля! Я вообще оказался один против троих! И внаглую уперся рогом в землю, что был пьян и ничего не помню. Это коронная отмазка всех четких пацанов… Которая всегда срабатывает. Главное – стоять на ней до конца! И они ничего со мной не смогли сделать. Попытались снова разбить мне лицо… А я настолько обнаглел, что ответил. И одному начистил репу. Меня чуть не убили! Но тот, который был самый здоровый, почему-то вдруг меня зауважал… Наверное за наглость. Оттащил своих шакалов. И отпустил меня с миром. И даже за руку здоровался при встрече! Вот поэтому гопники всегда тянулись ко мне. Даже потом, когда я отрастил хайр и пел под гитару песни на виадуке возле городской администрации Красноярска. В тот безбашенный период моей жизни целая бригада коротко стриженых фанатов постоянно отиралась рядом со мной. Они уважали меня. И не только за базар. А еще и за то… Что я по сути был таким же, как они. Свой среди чужих, чужой среди своих. Вот такая тема… Других уличных музыкантов трясли время от времени всякие быдломэны. А меня никто не трогал. Потому что рядом со мной на мосту всегда сверкала в лунном свете пара-тройка лысых черепов. Всяких братков тянуло ко мне как магнитом. И в хорошем, и в плохом смысле слова. Так что в институте среди гопников у меня сразу появились и враги… И друзья. А тусовался я там всю дорогу с двумя одногруппниками: гопником Мишей и мажорной девочкой Таней. Нам было клево втроем. Все перемены мы проводили вместе. Курили… И трещали о том, как проходит земная слава. Я с гопотой всегда находил общий язык довольно легко. У меня даже лучшим другом среди неформалов был Волосатый – отставной гопник и рыночный разводила.

Ну так вот… Первого сентября поднимаемся мы с Мишкой и Таней на крыльцо нашего нового альма-матера на ближайшие пять лет. Открывается дверь факультета. И навстречу выпархивает… Маша! А дальше все происходит так, как я себе и представить не мог в самых смелых мечтах… И в снах. Она вскрикивает: «Димка, милый!» Кидается мне на шею и целует! Ну… Пусть не в губы, а в щеку. Но ведь кругом же люди! Она видно просто постеснялась… В губы. У девчонок же всегда репутация на первом месте. А чувства – на втором. Если только башню не оторвет от какого-нибудь знойного прекрасного принца. Мои новые друзья просто выпали, особенно Мишка! У него буквально челюсть отвисла. Такая девочка бросилась мне в объятия… А я подумал: «Боже… Мои ноги топчут ступени на пороге в рай!» Потом оказалось… Что это было всего лишь чистилище. И ступени вели не в рай. А в какое-то другое… Место. На первой же перемене, в коридоре, все мои мечты и надежды лопнули как мыльный пузырь. Я «застукал» Машу в объятиях незнакомого тощего дятла за два метра ростом. С внешностью зубрилы-отличника. Она тоже увидела меня. Позвала… И представила мне этого кренделя, как своего парня. Гена Боляев. Очень приятно! Вечер… Дмитрий Вечер. Злой Вечер… Очень злой! Падла ты такая двухметровая… Увел мою девочку, гаденыш. Чтоб тебе, шпала тощая, ни дна ни покрышки. Убейся о баскетбольный щит, карандаш! И ластиком своим кровавые сопли вытри… Которые сейчас появятся на твоей физиономии. От протекторов… Последние фразы я только подумал. Но озвучивать не стал… Не знаю почему… А ведь так хотел! И репу ему расколоть как грецкий орех тоже собирался. Но потом решил, что нога моя на уровне двух метров вряд ли будет достаточно боеспособной. Да и Маше это не очень понравится. Не хотелось мне ее огорчать… Так и забил я на все. Оставил как есть.