Владимир Янсюкевич - Роковой вояж. Футурологическая байка Страница 6

Меня вынесли из корабля люди в чёрных масках, скрывавших лица, в чёрных костюмах армейского покроя с золотой окантовкой на вороте и обшлагах. Они тут же заковали меня в наручники и на специальном гиперфлаере1 доставили куда-то в горы, в департамент космической разведки, как потом выяснилось.

Меня затащили в открывшийся волшебным образом проём в высокой башне, подняли на лифте примерно на уровень пятидесятого этажа и, крепко держа под руки, провели по круглой стеклянной кишке, пронизанной ослепительными лучами солнца (был полдень) и висящей над пропастью, в особый шарообразный бокс с небольшими иллюминаторами по бокам. Здесь было гораздо темней. Стены из чёрного шершавого, похожего на пластик, материала поглощали свет, и только лучи солнца из иллюминаторов световыми клинками пронизывали пространство и сходились над матовой поверхностью круглого металлического столика, ввинченного в пол. Бокс слегка покачивался, словно плавал по волнам – наверное, и вся башня колебалась от ветра – и моё самочувствие ухудшилось. Меня трясло, по всему телу гулял озноб. И ещё мне казалось, жизненные силы вытекают из меня, как вода из дырявой бочки. Я чувствовал себя плывущим на доске после кораблекрушения по волнам бушующего океана и был готов к тому, что вскоре моя жизнь, висящая на волоске, оборвётся, и моё тело, если ещё в верхних слоях не будет растерзано акулами-людоедами, поглотит тёмная бездна. Сначала меня изрядно поташнивало, но потом, когда немного привык, испытывал только приглушённую боль во всех частях тела, внутри и снаружи. Жизненный финал на неопределённое время был отложен.

Люди в масках усадили меня на стул, пристегнули к нему за руки и за ноги (наверное, чтобы я не свалился на пол; о побеге не могло быть и речи), вкололи нечто бодрящее и бесшумно удалились, а точнее, внезапно исчезли, будто рассыпались на молекулы.

Допрашивала меня женщина, судя по внешности, китаянка. Нет, скорее, метиска. При монголоидном разрезе глаз радужная оболочка у неё была тёмной, но с синеватым оттенком. Я сразу обратил на это внимание, когда она вошла в световой шар – её глаза сверкнули голубоватым пламенем, так вспыхивает газ над конфоркой при зажигании. Да и скулы особо не выдавались. Она появилась внезапно, неизвестно откуда, словно материализовалась из воздуха в месте скрещения лучей. Или просто я её не сразу увидел, войдя с яркого света в тёмную шарообразную ёмкость. Когда зрение адаптировалось к тусклому освещению бокса, я разглядел её в подробностях. Энергичная, по-своему красивая и элегантная, она была довольно молода и постоянно улыбалась. Потом я понял, что её улыбка не знак расположения, а санкционированный элемент поведения, символизирующий доброжелательность. Но это случилось потом. А пока, несмотря на то, что меня особыми ремнями пристегнули к стулу, привинченному к полу, смотреть на неё было приятно. Она обладала слишком идеальной фигурой и тоже была в чёрном по самое горло, но без маски. На голове жгучее черноволосое каре. Стройные ножки обтянуты чёрной кожей с золотым кантом по бокам. На покатых плечах – чёрная короткая куртка с широкими лацканами, под которой такая же чёрная, облегающая тело, блузка. Обута в короткие лакированные сапоги на высоком каблуке с золотыми застёжками. На её маленькой груди, упакованной в кожаные полусферические нагрудники, красовалась золотая звезда Империи. Она представилась агентом Центрального Блока Имперской Разведки (ЦБИР) по межпланетной миграции. Говорила она по-китайски – я это вывел из характерного произношения, но при этом я почему-то прекрасно понимал её, как будто мне в уши вставили слуховой аппарат с ненавязчивым переводчиком. Хотя не исключено, что я ошибаюсь, и она говорила по-русски, с тем незначительным акцентом, изобличающим её азиатское происхождение, который почти невозможно передать на бумаге. Особенно такому писаке, как я. И звуковой характер её речи я полностью отдаю на откуп воображению читателя.

В первый день прибытия, по вышеизложенным причинам, допрашивать меня было бесполезно. Я молчал, словно кто-то отключил моё соображение и заодно, за ненадобностью, речевой аппарат. К тому же, вливавшиеся в мои уши звуки никак не хотели складываться в смысловые комбинации. Что мне говорили, слышал, но ничего не понимал. Сидел как пришибленный, безучастным болванчиком, покачивая головой из стороны в сторону. И меня оставили в покое. Так и проспал всю ночь, привязанный к стулу. Хотя смену дня и ночи сознавал смутно.

На следующий день она явилась снова. Или это было в этот же день спустя несколько часов. За точность не ручаюсь. Я потерял счёт времени. Опять представилась по полной программе и сказала, что её зовут Ли Цзы. Повтор подействовал на меня благотворно. Я потихоньку стал врубаться и вяло поинтересовался:

– Мне вас так и называть? Или можно просто Ли?

– Называйте меня «госпожа координатор», – сказала она сладким голосом. – И просто отвечайте на мои вопросы.

– Понял, не дурак.

Она улыбалась, но глаза её при этом не выражали никаких эмоций, словно были стеклянными. Я даже подумал сперва, что она робот.

И тут до меня дошло – несмотря на растянутые в улыбке губы, дамочка, назвавшая себя «госпожой координатором», не то чтобы юмора не понимает, но в лучшем случае, дистанцируется от него, опасается среагировать на него по неведомой мне причине. Ибо в целом она выглядела нейтрально-доброжелательной и не вызывала резко негативного впечатления. Меня схватили на ракетодроме, заковали в наручники, привезли чёрт знает куда, посадили на стул, связали, можно сказать, подвесили в башне на огромной высоте, даже не накормили. Но она всем своим видом старается загладить передо мной издержки моего внезапного задержания. Как уже было говорено, я всегда стараюсь ни в чём не обвинять людей без достаточных на то оснований (беспричинно), потому именно таким образом истолковал её манеру допроса. И вид у неё, если не виноватый, то, по крайней мере, сдержанно-предупредительный. И ресницы подрагивают время от времени. Наверняка нас прослушивают, мелькнуло в моей голове, пришедшей, наконец, в полное сознание. И что им от меня нужно, не понимаю? Я и так являюсь жертвой относительности времени и пространства. Меня надо беречь, за мной надо ухаживать, теперь я самое уникальное существо на Земле. Я для них динозавр. Меня надо в музей поместить в качестве экспоната, а не подозревать чёрт знает в чём.

– Извините за неудобства, – она кивнула на ремни, стягивающие мои руки и ноги. – Исключительно в целях безопасности. Моей и вашей в том числе.

«Ну-ну, давайте, давайте, вешайте лапшу на уши!»

Я уже свыкся со своим положением, несколько успокоился и даже пытался острить. А что мне оставалось?.. В самых катастрофических обстоятельствах человека всегда спасало самообладание, а самообладание почти всегда вступает в силу благодаря чувству юмора. Единственному чувству, выделяющему человека, как вид, из мира животных. А что, разве не так? И потеря оного чревата возвращению к первобытному звериному состоянию. Впрочем, подобная метаморфоза отнюдь не из разряда фантастики. Кто смотрит на вещи здраво, понимает, о чём я…

И я начал юморить, чтобы поймать за хвост самообладание. Пускай не слишком остроумно, но мне значительно полегчало.

– Допускаю, – говорю (это я про ремни якобы безопасности). Чтобы я не улетел далеко от башни, когда она рухнет? И чтобы долго не искать мой раздавленный труп?

Госпожа координатор чуть ли не обиделась, отвернулась в сторону, пожевала губами и снова повернулась ко мне со своей неизменной улыбкой.

– Она не может рухнуть, – говорит.

– Всё когда-нибудь рухнет, госпожа координатор, – отозвался я тихо. – Как рухнул мой мир. Дело времени.

Госпожа координатор сделала не совсем по-китайски круглые глаза, поджала улыбчивые губы.

– Время не имеет значения. Важно: кто вы и чего хотите.

– Я уже ничего не хочу, – ответил я вяло и больше в пику госпоже координатору.

– Ваше имя?

– Михаил. Михаил Юркевич.

– Вы еврей?

Опа-на! Приехали. Если и можно задать вопрос, который и мёртвого разбудит, то госпожа координатор попала в точку. Спрашиваю:

– А это имеет какое-то значение?

– Никакого.

– Тогда зачем…

Перебила.

– Отвечайте на вопрос.

– Нет, я русский, – говорю.

Госпожа координатор вдруг как-то странно замерла, будто зависла, и, пытаясь что-то отыскать на круглой столешнице, делала пальцем смазанные движения, как страницы листала. И одновременно с подозрением посматривала на меня, всем своим видом давая понять, что я произнёс какую-то невероятную бессмыслицу. И вдруг:

– Такой национальности нет в списках Империи.

«Здрасьте, приехали! А то я не знаю, есть я или нет».