Юрий Серебрянский - Счастливая жизнь зарубежного человека. Повести и рассказы Страница 6

Жаль, что мы редко общались.

К ночи у меня поднялась температура. На кухне варились пельмени, сидели распаренные после бани родственники. Мне налили стакан медовухи, заставили выпить и немедленно отправили спать.

Дедушкина подушка пахла так же, как в детстве, телевизор остался прежним, часы с мутным пластиковым стеклом. Но сама деревня изменилась.

Осенью здесь было нечего делать. Но хуже всего то, что изменилось отношение ко мне, приехавшему по делу. Каникулы мои закончились. И других уже не предвиделось.

В девяносто четвертом тир сожгли недоброжелатели с барышского рынка. Мы прекратили возить товар в Россию.

Я поступил в университет.

Южный крест

Волны накатывали с шипением убегающего из турки кофе. Самого моря мы не видели. Непочтительно сидели к нему спиной. Бар был так устроен.

Да и какое море ночью. Тьма, сливающаяся с тьмой, очерченная похожей на вытянутое созвездие полоской прибрежных огней.

Мы называем Иссык-Куль морем. Он соленый, и, если не приглядываться, дальнего берега не видно.

Песок и воздух. Свежий морской воздух.

Отдыхающие – алматинцы. В городе знакомых встречаешь часто и, здороваясь, говоришь – «город – маленький». Только здесь понимаешь, что все-таки большой. Знакомишься с людьми, друзей которых ты не знаешь и не учился с ними в одной школе. Возможно, эти люди только талантливо прикидываются алматинцами.

Обычно сюда приезжают компаниями. Так веселее и безопаснее. Хотя туристы для местных – табу. Каста неприкосновенных. Только в самых отчаянно дешевых санаториях, на неогороженных диких дискотеках можно нарваться на происшествие с местными.

Даже в обслуживании домов отдыха и в столовой работают «феи на практике».

Вечером вместе со всеми отплясывают на дискотеке накрашенные до неузнаваемости студентки алматинских колледжей пищевой промышленности.

Приятно осознавать, отвернувшись от моря, что там, за горами, раскинувшимися макетом из папье-маше сразу за поселком Бозтери, суетится Алматы.

Проблемы и заботы. Нормальной телефонной связи нет. Пункт переговоров санатория «Киргизское взморье» не место для решения проблем. Там очередь и пожелания загореть и приехать сюда к выходным.

Хозяева юрт, основных пунктов вечернего досуга, с наступлением темноты начинают собирать освобождающиеся пластиковые столики и стулья. Самые предприимчивые позволяют гостям остаться пить водку на всю ночь. С условием, что сами хозяева улягутся тут же, за ширмой. Это не должно смущать.

К одиннадцати мамаши уводят своих расцветших дочек с дискотек.

Колонки заносят. Молодежь группами начинает перемещаться по темным асфальтированным аллеям санаториев, цепляясь рукавами за кусты вьющейся розы в поисках мифических дискотек соседнего пансионата. Идут на звук.

Чаще всего находят караоке.

Кто-то оседает в фойе Взморья. В Золотых песках хорошая шашлычная, но далеко идти, не всегда есть места и очередь длинная. Самодостаточные компании, разувшись, гуляют по холодному песку, глядя на звезды. Звездное небо над нами такое, как будто смотришь не через мутную атмосферную линзу, а в телескоп.

Местные с темнотой куда-то исчезают. Их и днем-то не особенно видно. Иногда наткнешься на убирающуюся в коттедже женщину. Она обязательно извинится.

Они даже какие-то чуточку более интеллигентные, чем нужно на курорте. У меня всегда было ощущение, что у продавцов баночного пива, что стоят вдоль аллеи на пляж, и хозяина юрты за спиной высшее образование. Уж слишком они смущаются. Так уж получилось, мол. Жизнь заставила.

Такси здесь – гнилые «копейки». Если куда поехать, меньше четверых на заднее сиденье не сажают. Впереди кассир – жена в платке.

Всегда ходят в теплой одежде. Дети продают на пляже чебаков.

– Давай возьмем чебаков к пиву? – под нашим навесом, пристроенным к юрте, всего три столика. Все заняты. Комары вьются под российскую музыку, недоумевая по поводу китайской гирлянды.

– Давай лучше сига, – мы оба любим копченую рыбу. Чебак – пляжное удовольствие днем. Закопанная в песок бутылка греется, пиво теряет вкус. А чебачки, местная мелкая рыба, – семечки, почти даром.

Переворачивающиеся дамы подтягивают лифчики.

Под грибком режутся в карты.

Однажды я вытирал руки после чебачков о железный катамаран, принадлежавший санаторию «Мурок».

Так что да, лучше сиг. Разделанный.

Иссык-Куль для большинства из нас – синоним отдыха. Экзамены – автобус – Иссык-Куль.

Слово «Иссык-Куль» алматинцы произносят в десять раз чаще, чем слово «Киргизия».

Киргизия – это не здесь. Здесь музыка, шипение моря, пиво и звезды.

– А родители что сказали по поводу твоего увольнения? – Андрей держал в руке банку «Баварии». Его нога шевелила растопыренными пальцами не в такт музыки. В такт неприятному ощущению высыхающего на коже песка. Он светлый. Сгорает здесь даже от отраженного в воде солнца. Но все равно мы часто сюда ездим.

– Поняли, наверное. Главное, я ведь вернулся в Алматы.

– Совсем плохо там было?

– Я еле-еле зиму пережил. До сих пор иногда кашель нападает.

– Ты же в январе только в Африке был, там жарко, да? – мы не виделись с Андреем почти год. Он не изменился. Мы не изменились. Здесь, на Иссык—Куле. Все те же студенты.

– Там плюс двадцать шесть уже считается жарко.

– Да ладно!

– Серьезно, наш таксист Майкл все время потел, а я никак от Кокчетава отогреться не мог.

– Негров много?

– Да, Я понял теперь, как они себя у нас чувствуют. Идешь по улице – одни черные головы и твоя, выделяется. Хотя на улицу нас не пускали. Только из отеля в Гигири и обратно.

Принесли сига. Лоснящуюся лепешку копченого цвета.

– Привез что-нибудь? – мы начали ломать с разных сторон.

– Да так, сувениры. Копье.

– Покажешь потом? – мы стали разговаривать сквозь зубы, пережевывая рыбу.

Столики вокруг незаметно освободились, хозяин собрал их и уже складывает потихоньку прилавок.

– Пойдем на берег, – говорю.

– Я только обсох, – Андрей обул сланцы.

Мы пошли по широкой аллее к берегу и, ступив на песок, оказались под звездной картой.

– Я должен был видеть там Южный крест. – Я ковылял по песку, глядя вверх.

– И что, видел? – Андрей медленно шел следом, нес сига в газете.

– Да, видел.

Я остановился. В сланец попал песок. Я брезгливо затряс ногой.

– А как заседания проходят? – Силуэт Андрея на фоне таинственно подсвеченных фонарями старых деревьев у выхода к пляжу. Длинная тень высокого человека.

– Как в новостях показывают. Сидят амфитеатром. В костюмах. По регламенту выступают профессора. Россия, США, Россия, США, Франция какая-нибудь влезет. Китай. Остальные слушают и голосуют. Есть три кнопки. Но самые нужные кнопки – смена языков. Минуту на французском послушал, две – на китайском. Испанский мне понравился. Потом фуршет и домой. В аэропорт.

– И тебе это надоело? – Мы уже дошли до грибка и сели, разложив сига и откупорив по банке.

Мимо прошла какая-то парочка. Босиком. Между морем и нами. Парень миролюбиво посмотрел на нас.

– Надоело. Самое приятное, когда суточные раздают. Никогда не знаешь, сколько. Все страны, такие как наши, стоят в очереди, получают в окошке деньгами или чеками. Я, когда там получил на руки, сразу пошел в туалет, спрятал в карман на трусах и все заседание проверял.

Смотрел за другими, многие тоже щупали пиджаки.

Дали на второй день. Я сидел рядом с членом киргизской делегации. Мы по алфавиту рядом и вообще. Так он за ужином в отеле напился от счастья. Все подсчитал уже во время докладов. И на ремонт хватит, и на мебель. Но дело не в деньгах. Хочу жить у моря. В стране с морем. Ты не хочешь?

– Да можно, – Андрей смотрел на полоску прибрежных огней.

– А я, прям, сильно хочу. Чтобы можно было в любой момент у моря оказаться. Сел на машину и раз, и вот оно.

– И что, тот киргиз? Вы переписываетесь?

– Ни с кем не переписываемся, я совсем ушел. Что я ему напишу?

– Что ушел жить у моря.

– Вот зря ты смеешься. – Мы уже неплохо выпили, и пора было возвращаться в корпус.

Снилась Африка. Низкорослые деревья – жалюзи, листьями вверх. Марево взлетно-посадочной полосы на закате. Созвездие Южный крест. Я четко видел его во сне.

Но, когда утром открыл глаза, не мог вспомнить, как оно выглядело.

Ночь в районе Асок

Я много раз привозил своих туристов в этот темный переулок Асока. Каждый раз пользовался своим преимуществом видеть все лица, стоя в проходе автобуса с микрофоном в руке. Лица людей, которым это интересно. Нормальные люди. В жизни без отклонений. Я понимаю их. Они просто не воспринимают тайцев людьми. И девочки эти для них – обезьянки, и об этих приключениях они пишут потом на форумах в Интернете: «Снял сегодня двух смазливых обезьянок» или «Развлекался сегодня с одной обезьянкой за двадцать пять долларов. Делала все».