Сергей Шишков - На грани высоты и падения. Роман Страница 6

Они плакали, осуждая всех людей в военной форме.

– Десять и пятнадцать лет заключения за то, что они честно служили своей родине? Что же это за игры властей с лучшими людьми страны? Это уже свыше всякой меры, – сказала Светлана.

Надежда Петровна предложила написать письмо самому Сталину, думая, что он знает, какие это были честные и порядочные люди.

В ответ Светлана сказала:

– У нас на работе редактор предупредил, что уволит любого сотрудника, кто будет вслух говорить, а тем более писать об этом.

Они решили сами сходить в следственный комитет и там узнать местонахождение Ивана и Анатолия.

Поход туда на следующий день оказался безуспешен, просто их никто туда не допустил.

Часть третья

Лагеря

Глава 5

Серый дом на Литейном

Помни, каждая жизнь имеет свою цену

Находясь в машине в окружении вооружённых людей, Иван в первый раз ощутил на себе насилие. Исполнявшие чей-то бессмысленный приказ эти безразличные к его судьбе люди разговаривали с ним тычками своих автоматов до тех пор, пока, наконец, машина не остановилась. Открыв заднюю дверь, один из них подтолкнул его к выходу. Оказавшись на свежем воздухе, Иван узнал здание Большого дома, возле которого он бывал и ранее, и, конечно, знал, что на этом месте ещё в царские годы была знаменитая тюрьма. Говорили, что в его коридорах подследственным, которых вели на допрос, было запрещено встречаться. Конвоиры прятали их в специально установленные большие шкафы, поворачивая лицом к стене, чтобы избежать любого контакта. При встрече тихие вздохи для них были единственным способом общения.

Не радовали и всевозможные прозвища этой зловещей организации, такие как Серый дом, Малая Лубянка, вызывавшие у него чувство страха. Все эти картинки возникли в голове Ивана тогда, когда его вели по узкой лестнице на пятый этаж и по длинному казённому коридору.

Его втолкнули через высокую тяжёлую дверь в комнату, где за столом сидел следователь в форме. Иван, сделав по инерции несколько шагов вперёд, остановился, не зная, что делать дальше.

Следователь же, сидя за столом, напомнил о себе громким голосом, сказав:

– Ну что, Иван Шишков, давай раскалывайся, рассказывай, кто тебя вовлёк в преступную группу по разбазариванию государственных фондов?

– Ни в какой преступной группе я никогда не состоял, – ответил Иван.

На что последовало новое обвинение:

– Ты, как и твои кореша, посягнули на святые основы, завещанные нам великим Сталиным. Кто тебя вовлёк в работу по организации всероссийской ярмарки? Почему были испорчены сотни тонн продукции и растрачены миллионы рублей государственных средств?

– Это ошибка. Мы не портили продукцию и не тратили государственные средства, – ответил Иван, стараясь отвечать спокойно, что выводило из себя блюстителя закона.

– Короче, у меня нет времени с тобой разговаривать сейчас, вот тебе лист бумаги и карандаш. Ты должен о своих преступлениях всё написать. И чем подробнее ты это сделаешь, тем лучше для тебя и твоих проходимцев. Все фамилии твоих учителей, всё, чему тебя научили эти предатели, что ты натворил сам должно быть отображено здесь.

– Но мне нечего писать, я честно выполнял свою работу.

– Посмотрим, когда ответишь на все вопросы, – сказал он и нажал на кнопку, вмонтированную в стол.

Дверь раскрылась, и вошёл новый человек в форме.

– Увести, – отчеканил следователь.

Ивана отвели в комнату, где прямо на полу сидело около двадцати человек мужчин. Присмотревшись, пытаясь найти среди них Анатолия и других его товарищей, и, не найдя их, он отошёл в сторону, а потом также, как и другие арестованные, уселся на пол и задумался.

Он представил себе ту камеру пыток, где жестокие следователи начнут выбивать из него нужные им показатели его мнимых преступлений перед родиной, и вновь подумал об Анатолии:

– Неужели над его друзьями применяли насилие, требуя показаний? Почему от Анатолия нет никаких известий? Где он мог быть сейчас? Может, за стеной в другой комнате, а, может, его уже куда-то увезли?

Ему захотелось поговорить с кем – либо из присутствовавших здесь людей, а вдруг кто-то знает или видел его, и стал выбирать лица и искать в них отзыва на своё желание, но увидел, что почти все они отводили от него глаза.

И ему стало понятно, что разговоры между ними были запрещены, а боязнь каждого усугубить свою судьбу останавливала их желание общаться.

Ивану казалось, что он понимал этих людей, поэтому больше не смотрел в их глаза, а углубился в рассуждение текста своих показаний следователю. Он решил честно признать свою правоту, считая, что ярмарки были традиционными на Руси мероприятиями, открывавшими людям возможность свободной торговли. И эта ярмарка, по его мнению, имела ту же цель, только она была более масштабной и целенаправленной. Проведение её в Ленинграде, по его мнению, придавало ей больший авторитет и значение. По крайней мере, ни один из областных руководителей не высказал своего неудовольствия, а организаторы ярмарки работали честно и с высокой долей ответственности. Он не увидел в этой работе признаков вредительства.

Ему было непонятно только одно: почему не были поставлены товарные вагоны для отгрузки товара? Иван объяснил в записке и то, как ходил в управление железной дороги, с кем там разговаривал, выясняя причины отсутствия вагонов, как писал докладные в Смольный, не добившись результатов.

Ещё он написал, как участвовал в организационном совещании, где ему поручили работу с ответственными лицами, написал об Анатолии Дмитриевиче, как о честнейшем человеке, доверивший ему эту работу. Не забыл он сказать и то, что делал всё, чтобы работа по организации оптовой ярмарки прошла успешно.

В комнате было необычайно душно и дурно пахло, в ней происходило постоянное людское движение. Некоторых вызывали на допрос. Кто-то вновь занимал свои места, некоторые уже никогда не возвращались обратно.

Так как уборных в помещении не было, то заключённые часто просились вывести их, хотя охранники на это реагировали неохотно, а когда выпускали, то постоянно грубили.

Так прошла ночь и целый день. Время тянулось нескончаемо медленно. Наступил вечер. Трудно было определить точное время, в высоком единственном окне комнаты отражалась только желтизна вечерних фонарей. Усталость стала брать своё, и Иван на полу свернул своё тело калачиком и уснул.

Неожиданно дверь распахнулась, и вошедший человек в форме громко сказал:

– Иван Шишков, на выход.

Пришлось подняться и направиться вслед за ним и вновь оказаться перед тем же следователем, который, прочитав показания, сказал:

– То, что ты написал, никому не интересно. Что ж будем допрашивать, раз не желаешь рассказывать всю правду.

– Я же правду написал, – робко произнёс Иван.

А теперь изволь отвечать однозначно на мои вопросы, – сказал он, а потом долго и нудно задавал примитивные, но подчас провокационные вопросы.

Иван не знал, как он оценит их, не нанесут ли его ответы вред ему самому и другим людям.

Вопросов было много о нём самом и его родителях, о работе во время войны и его друзьях.

Следователь спрашивал его также о том, знал ли он о вредительских действиях ленинградской антипартийной группы, и понимает ли он, куда ведёт вредительская экономическая политика Вознесенского?

Это были трудные вопросы, но Иван уже догадался, что доказывать что – либо следователю было бесполезно, поэтому на большинство вопросов отвечал коротко и однозначно: нет.

Ему было не совсем понятно только одно, почему следователь долго выяснял у него чисто профессиональные его качества как горного инженера.

В целом же Ивану показалось, что следователю было всё равно, что он отвечал ему, потому что сразу после допроса он вызвал ещё двоих своих помощников, принёсших ему листок бумаги, и, держа лист перед собой, зачитал то, что там было написано.

Это было уже готовое постановление тройки членов суда, решившие осудить Ивана Шишкова «за участие в антисоветской группе, посягательстве на святые сталинские основы плановой экономики, вовлечение себя в работу по организации антисоветской всероссийской ярмарки, порчу продукции и растрату государственных средств на десять лет колонии без права переписки в первый год заключения».

Глава 6

Дорога к вечной мерзлоте

Ивана повели в комнату, где уже сидели только что осуждённые на длительные сроки заключения люди.

Ночью их строем вывели из Серого дома и, погрузив в машины, отвезли в вагон товарного поезда с нарами, сделав его на целый месяц местом проживания почти тридцати человек.

Вагон, набитый людьми, двигался по железным дорогам России. Его, то отцепляли от поезда, то прицепляли к новым составам. Поезда делали свои остановки только в безлюдных местах, где разрешалось справить нужду, да размять у вагона ноги.