Александр Иванов - Белый лист (сборник) Страница 6

Алексей не мог понять, отчего в детстве этот сон часто повторялся; ведь ни отец, ни мать никогда особо не ругали его за плохие оценки.

Из нечастых коротких разговоров с Мадиной, Алексей осторожно, по крупицам выяснял обстоятельства жизни аула и причины своего нынешнего “везения”.

Ахмад, дед Мадины, до выхода на пенсию работал учителем, а в последние годы директором школы в Нехчи-Келое. На родину Ахмад смог вернуться не так давно; в далёком декабре сорок четвёртого, ещё мальчишкой, вместе с родителями и односельчанами он был выслан той властью из этих мест в Казахстан.

Их аул был расположен в нескольких километрах выше Нехчи-Келоя. На картах его не было. Так, летнее пастбище.

Полевой командир Исраил до начала войны работал простым трактористом в колхозе. Исраила Ахмад не жаловал. Но от родства, хоть и от дальнего, в этих местах не открестишься. Мадинка и сама не знала, зачем дед выкупил Алексея; с работой по хозяйству они и так справлялись, а лишних денег у них отродясь не было.

Мадина говорила неохотно, непроизвольно косясь при этом в сторону соседних подворий. Было видно, что она чего-то опасается. Для своих вопросов Алексей старался выбирать моменты, когда рядом никого не было.

Постепенно отношения с хозяевами становились более привычными и непринуждёнными. Старик по-прежнему больше молчал.

Мадинка… Мадина. Её лицо с насупленными бровями появилось на фоне утреннего неба в горловине зиндана, когда он уже проснулся.

– Вставай, русский! – Она улыбнулась. – Пора работать! – Длинная лестница медленно опустилась в яму.

– Книгу мне принести можешь? Совсем скучно мне в яме по вечерам. Хоть какую-нибудь!

– Принесу. У деда много их. Старые. Я тоже много прочитала.

И действительно, вечером, после ужина, принесла огарок свечи и потрёпанную толстую книгу. Глядя в сторону, произнесла:

– Ты прости, Алёша, но в дом мы тебя пустить не можем. Что соседи скажут? Что мы русского жалеем?

Он держал в руках послевоенное издание истории кавказских войн девятнадцатого века. Долго с удивлением листал, бережно переворачивая слегка пожелтевшие листы редкого издания. Книги хватило почти на две недели.

Работая в огороде, они иногда разговаривали с Мадиной. Девчонка никогда не была в Москве и исподволь расспрашивала о ней. Этот город она видела только на фотографиях. Когда она начинала говорить о Москве, её речь менялась и слова непроизвольно начинали произноситься нараспев. Почти всегда она умолкала, будто вглядываясь в выдуманные ею самой картинки.

Алексею становилось понятно, насколько ей хочется там побывать. Мечтала поступить в педагогический институт.

Алексей уже окреп и стал ориентироваться на местности. Приходили мысли о побеге. Через три месяца Ахмад, не надев ему на ногу колодку, в первый раз взял его в лес за хворостом.

Лес поразил его своей прохладной таинственностью и одарил ощущением свободы. Казалось, это ощущение рождается из разнообразных звуков, производимых происходящей в лесу жизнью. Лучи солнца, пробивая раскидистые кроны деревьев, создавали изумрудное марево. В лиственной палитре появились красно-жёлтые тона. Этот день казался посланным сверху, словно ниоткуда. Алексея посетило уже забытое чувство внутреннего покоя.

Наступил сентябрь.

Шум вертолётных винтов Алексей услышал, уже когда проснулся. Ждал не вставая. Мадина сегодня запаздывала.

– Ну что, дождался?! Вылазь, браток. – Два солдата, спустив лестницу в яму, помогли ему выбраться, сочувственно поддержав под руки.

Молодой офицер в камуфляжной форме, без головного убора, стоял рядом с ямой, положив руки на автомат, висевший на шее. Капитан. По аулу ходили несколько бойцов, сгоняя немногочисленных его обитателей на лужайку к стоящему вертолёту.

– Капитан Дурнов, – представился. – Какой части будешь?

– Гражданский я. Семёнов Алексей.

– Повезло тебе, Семёнов. Случайно тебя обнаружили. Девчонка наводочку дала. Её благодари. Тихонько так, подошла ко мне и кивнула в сторону кустов, где яма. Что-то тут нечисто. Ну, давай укажи на своего “хозяина”. Мы его с собой прихватим. Бумаги на базе в Ханкале оформим. А там – куда следаки выведут! Но без твоих показаний я с ними возиться не стану.

– Давай, Кузменко, гони мужчин сюда, к вертолёту! – крикнул он стоящему неподалёку усатому сержанту.

– А вас-то как сюда занесло, капитан?

– Исраила вот недавно “уговорили”. Где-то в этих местах его подельнички должны были отлёживаться. Заскочили так, для профилактики. Но, похоже, нет здесь никого.

Солдаты собрали всех. Четыре старика и двое подростков стояли перед ним нестройной группой. Ночью выпал, ранний для этого времени, робкий снежок. Ахмад тоже был с ними. Он стоял справа, опираясь на палку, отрешённо глядя перед собой на покрытую белой изморозью траву.

Мальчишки щурились, прикрывая глаза от солнца. Семёнов старался охватить взглядом загорелые, ничего не выражающие лица крестьян, выжидательно и в то же время равнодушно глядевших на него. Они знали, кто он и что может сказать.

Чёткий изломанный абрис сверкающих горных вершин на фоне синего неба висел над ними в почти звенящей тишине. Эта величественная и безмятежная картинка казалась неуместной декорацией для всего происходящего. Тихонько наигрывала музыка из радиоприёмника в кабине пилота.

Капитан нехотя покусывал травинку. Пригладил растрепавшиеся от ветра соломенные волосы, поглядел на наручные часы.

– Ну что, Семёнов? Все здесь. Который “твой”?

В дверном проёме сарая появилась Мадина. Она остановилась, прислонившись к дверному косяку, и, прикрыв глаза рукой от солнца, стала смотреть на группу мужчин. Поскуливал запертый где-то Алмаз.

Повисла пауза. Семёнов ещё раз окинул взглядом смотрящих на него стариков и подростков. Остаться в стороне никак не получалось. Как-то вспомнился давний разведрейд и тот, зарезанный “охотниками”, таджик. Опять кто-то должен был умереть. Подумалось как-то обо всём сразу…

– Да нет, капитан. Этих никого не знаю. Я здесь только со вчерашнего дня. Глаза завязаны были. Ещё даже не покормили. Меня двое бородатых привезли – тех опознаю, если увижу.

Местные стояли не расходясь. Ровно на секунду взгляды Алексея и Ахмада пересеклись, зацепившись чем-то друг за друга.

– Ну, как знаешь. – Капитан покрутил над головой в воздухе рукой. – Отчаливаем!

Через минуту лопасти вертолёта начали медленно вращаться. Поднимаясь по трапу, Алексей успел помахать, всё так же неподвижно стоящей у сарая, девушке в чёрном платке. Мадина не ответила. Но каким-то скрытым чувством Семёнов понял, что она заметила его жест и тоже попрощалась с ним.

Ночью в горах подморозило, и выпал первый снег. С вертолёта вид земли напоминал причудливый чёрно-бело-голубой узор ковра, покрывшего горы и предгорья. Шум винтов дополнял всю картину. Неподвижно стоящие внизу люди, удаляясь, становились неразличимыми маленькими знаками, убегающими из поля зрения.

Потерянный хвост

Рассказ

Этот чёрно-белого окраса пёс был необычайно крупным и молчаливым. Морда алабая[1] была покрыта зарубцевавшимися шрамами, а кромки обрезанных ушей демонстрировали рваные края – свидетельства многочисленных схваток. Его побаивался даже человек, дававший ему пищу. Хромой Ахмад, считавшийся его хозяином, работал в проборазделочном цехе, в отделе главного геолога нашего высокогорного рудника. На вид Ахмаду было под шестьдесят. Его засаленная тюбетейка целыми днями мелькала в зарешечённых оконных проёмах проборазделки. Пастухи, прогонявшие мимо рудника отары овец и гурты яков, пытались сторговаться с Ахмадом, предлагая за пса хорошую цену. В горах ценились хорошие собаки.

На ночь Ахмад снимал с поводка и запирал огромную овчарку внутри помещения, тем самым обеспечивая сохранность оборудования и приборов. Днём же он выводил пса на улицу и привязывал к огромной пустой цистерне из-под воды, с незапамятных времён ржавевшей рядом со входом в проборазделку. Когда пса запирали в помещении, стальная цепь и старый ошейник из толстой бычьей кожи оставались лежать на земле.

Говорили, что Хромой Ахмад подобрал и выходил этого пса пару зим тому назад, после того как того сильно подрали волки. На клички волкодав не отзывался. Никто не слышал его лая. Он ни на кого никогда не бросался, словно презирал суету окружавшего его мира. И только глухое, утробное урчание можно было услышать, когда пёс, делая одну-единственную попытку, яростно кидался, желая достать наглого рыжего кота, который ежедневно в обед садился на полметра дальше от того места, до которого он мог дотянуться. Как ни могуч был рывок алабая, сдвинуть с места тяжёлую цистерну ему было не под силу. Натянутая цепь звенела, сопровождаемая пугающим рыком. Со стороны это выглядело так, словно снаряд раскалённой ярости разбивался о невидимую ледяную стену.