Анатолий Росич - Охота на избранных Страница 6

Но первые мгновения встречи должны быть сродни мгновениям вечности, в которой, как известно, царствует тишина. Они знали, что это минутное молчание скажет друг другу больше, чем тысячи самых красивых слов. А после такой минуты и разговор будет на определенной тональности.

– Что новенького, Оленька?

– У кого, Сереженька?

– У тебя.

– Ты, наверное, хотел спросить…

– Нет. Я хотел спросить, как дела у тебя.

– Не надо, Сережа. Я знаю, что я тебе тоже интересна. Но ты хотел спросить сначала об Оксанке, так ведь?

Грохов опустил голову, потом поднял, прямо посмотрел в ее бесхитростные глаза (он знал, что бесхитростные женские глаза – это редкость). Они сверкали, как ночные дождинки на листьях под утренним солнцем.

– Да, Оленька, ты права. Как себя чувствует Оксанка?..

4

До отправленья поезда «Киев-Варшава» оставалось десять минут. Вацлава Крышановского, невысокого блондина средних лет, провожали двое мощных помощников (по документам, а по функциям – телохранителей) депутата Верховной Рады Украины Романа Паукшенко.

– Подождите пять минут, и можете заходить, – прогудел один из охранников, с распиравшей пиджак бизоньей спиной, и скрылся в вагоне.

Постороннему рыжеволосому человеку, тоже не хилой наружности, прохаживающемуся по перрону, через окно было видно, как телохранитель профессионально обшаривал глазами и руками купе. Двумя пальцами приподнял треугольно уложенную подушку, словно чебурек с жирного противня, ознакомительно-брезгливо похлопал тяжелой ладонью по матрасу, как хлопают по мягким местам купленную на время дешевую женщину. Не выходя из купе, дождался своего коллегу и уезжающего польского гостя. Сопровождающие покинули вагон в последний момент, когда поезд уже тронулся.

– Ты понял? Вип-персона нашлась. Пх!.. – фыркнул бизоноподобный, провожая глазами медленно уползающий поезд.

– Для «Паука», наверное, важная птица, – развел руками напарник.

– Да в том-то и дело, что в сравнении с нашим «Пауком», этот европеоид – букашка, – резюмировал помощник Паукшенко.

Поезд еще не выехал за черту города, как в двухместный люкс, в котором разместился один поляк, постучали. Крышановский как раз переоделся в апельсиновую футболку и спортивные брюки. Поиграл спортивной грудью перед зеркалом и лишь затем открыл дверь. На пороге купе стоял стройный рыжеволосый мужчина, с усиками, в утемненных, под стать волосам, оранжевого оттенка очках. Одет он был неприметно – джинсы, темно-серый джемпер и легкая светло-серая куртка.

– Кофе или чай? – весело спросил незнакомец, слегка улыбаясь.

– Что?.. Кто вы? Не понимаю! – то ли возмущаясь нежданным визитом, то ли принимая шутку, легко воскликнул хозяин люкса почти без акцента.

– Понял, – закрыв за собой дверь, произнес нежданный гость. – Желаете покрепче. – И вдруг, без малейшего размаху, с висячей руки ударил поляка в челюсть.

Удар был настолько резкий, что больше бить не пришлось. Крышановский упал на сиденье, распластав руки, как падают в конце сентября на асфальт созревшие киевские каштаны, раскрывая от удара кожуру. Незнакомец быстро достал из внутреннего кармана куртки шприц…

В тот момент, когда за рыжеволосым закрылась дверь в купе, возле него остановился подошедший с другой стороны вагона черноволосый мужчина в темных солнцезащитных очках. Глядя в окно, он безмятежно провожал взглядом из-под очков Киев. Поезд проезжал Борщаговку – безликие панельные девятиэтажки советской эпохи сменились бесконечными гаражами, разрисованными графити.

Минут через семь рыжий вышел из купе. Он направился в одну сторону, черный – в другую, оба быстро покинули вагон. Еще минуты через три поезд резко затормозил – кто-то рванул стоп-кран – и замер на одной из пригородных станций, фактически еще в Киеве.

Когда состав тронется, проводницы из двух разных вагонов, которые взяли за сто долларов «до Ровного» очень просившихся мужчин (одна – симпатичного рыжего, вторая – привлекательного брюнета), попытаются их найти, проверяя купе и тамбуры, но поиски ни к чему не приведут. Что ж, разные чудаки встречаются в поездах. Но главное в данном случае не исчезнувшие фальшивые пассажиры, а наличествующие стодолларовые купюры – настоящие, не фальшивые…

«Рыжий» не спешил становиться русоволосым, «брюнет» не спешил становиться шатеном. Они стали такими только тогда, когда, добравшись по отдельности на такси до Пушкинского парка, войдя в него, вдали от посторонних глаз сняли парики, очки и усы. Там и встретились.

– Ну, как клиент? – спросил Вадим, бывший пять минут назад «брюнетом», обнажив из-под очков выгоревшие под южным солнцем прямые ровные брови и глаза цвета летней морской волны. – Раскололся?

– Еще бы! – лаконично ответил Сергей.

– Жить будет?

– Куда же он денется! Обязан жить. И нам помогать.

– Ну и? Проясняется что-то?

– Ситуация очень занимательная, хотя до полной ясности еще далеко. Правильно в Москве говорили, здесь начинается что-то небывалое. Но! Москва даже не подозревает, насколько все интересно… – последнюю фразу Сергей произнес уже не деловым, а философски-задумчивым тоном.

«Так вот какие сюрпризы преподносит родной Киев, – думал Сергей Грохов, прохаживаясь уже в другом киевском парке, своем любимом Голосеевском, где ему всегда хорошо думалось. – Выходит, Москва на нынешнем этапе – провинция? Выходит, так. Если в Киеве можно развернуть игру более интересную, более масштабную, чем в Москве, значит, мое место здесь…»

Два месяца Грохов скрупулезно отмечал и изучал все контакты украинских политиков с американскими. Кто из американцев приезжает в Украину? С кем встречается? Не только официально, а главное, какие непротокольные контакты имеют заокеанские визитеры? Какие силы они представляют в США? Кто из этих людей приезжает второй, третий раз? Так, ища ответы на эти вопросы, Грохов вышел на поляка Крышановского. И тот много интересненького порассказал…

***

«Большой Крендель» вызывает!» – такой лаконичный приказ получил народный депутат Украины Роман Паукшенко в полуночный час.

Он как раз собирался погасить свет в своем пахнущем кожано-паркетным запахом большом кабинете и направиться в спальню. Всего пару месяцев назад он вселился в отремонтированную по всем евроканонам, как принято было называть, двухуровневую квартиру в доме на улице Грушевского, окна которой выходили прямо к парламентскому зданию с куполом, к Мариинскому дворцу и открывали взору днепровские дали. Эта квартира говорила о многом – в ней сошлись и уже взятые рубежи, о которых могли только мечтать партнеры по парламенту, и грандиозные перспективы, которые открывались перед 38-летним бизнесменом-политиком.

Пока достраивается загородный дом – почти копия американского Белого Дома, лишь немножко уменьшенная – он пока поживет здесь.

В этой квартире было все, чтобы, переночевав в ней, утром чувствовать себя настоящим человеком, – в том числе и молодая красивая жена. В полночь, по установленному расписанию, Роман Михайлович заканчивал дела, шел в ванную, слепящую модным акриловым блеском, и после всех предпостельных процедур некоторое время смотрелся в зеркало. Он видел: темные, чуть вьющиеся, красиво лежащие волосы, высокий лоб, зеленоватого оттенка умные глаза, прямой, с легкой горбинкой античный нос, полное лицо, но не одутловатое, а пластичное, полное тело, но не как у толстяка, а как у бывшего спортсмена, мастера спорта по классической борьбе. Не очень ему нравилась густая черная растительность на груди, но на то он и мужчина. Показав своему отражению кулак с поднятым большим пальцем, означавшим «все о’кей», он шел в спальню, будил жену и дарил ей оставшуюся, нерастраченную за день энергию.

Понятно, что на этот раз до жены он не дошел – энергия требовалась для неурочной работы.

Была середина июля. В то время, когда политики готовились к полуторамесячным парламентским каникулам, чтобы, заслуженно отдохнув, с новыми силами в новом политическом сезоне возобновить вечную и бескомпромиссную борьбу за права народа, – по телевизору прозвучала небезынтересная для некоторых из них информация.

Вечером «Киевский канал» передал, что в тюремной больнице покончил с собой киллер №1 Костюченко, на счету которого 18 заказных убийств. Скончался он якобы от «психотропных веществ». И в той же Лукьяновской тюрьме взрезал вены другой киллер – кто он и сколько совершил убийств, не сообщалось. В этом же сюжете администрация столичного СИЗО проинформировала, что «количество суицида», благодаря профилактической работе тюремных психологов, резко уменьшилось: всего 19 случаев в сравнении с 27 за аналогичный период прошлого года.

Это сообщение Роман Паукшенко слышал. Но он не думал, что экстренный вызов к боссу связан с данным новостным сюжетом непосредственно.