Екатерина Береславцева - Начинай со своего дома Страница 6

– Значит, именно он привил вам тягу к искусству?

– Ну что вы, Сашенька, – усмехнулся Серебряков, – дядя Жора был, возможно, и неплохим художником, но мало кто об этом догадывался. В не частые свободные минуты он мог за мгновение намалевать афишку или расписать задник, но по большей части он весело кутил с точно такими же творческими людьми или тихо спал в своей мастерской.

– Но как же ваша мама оставляла малыша на такого ненадежного человека? – ахнула я.

– После того, как однажды я закатил рев, когда у меня забрали из рук кисти, мама поняла, что меня лучше не трогать. А когда я подрос, то стал полноценным помощником дяде Жоре, который к тому времени устал от свободной жизни и вдруг женился на моей маме.

– Ого! – воскликнула я. – Ничего себе поворот!

– Согласен, лихо жизнь накрутила. Так что, отвечая на ваш, Саша, вопрос об участии родителей в моем профессиональном становлении, могу сказать, что да, участие было непосредственным и очень ощутимым!

– Скажите, Андрей Михайлович, а в художественной школе вы учились?

– А как же! Видя мои способности, дядя Жора посоветовал маме отдать меня к хорошему педагогу, что она и сделала. Школа, в которую меня определили, находилась…

Серебряков продолжал говорить, а я вдруг вспомнила, что еще не спала сегодня. Нашла когда думать об этом, дуреха, во время ответственного интервью! Я постаралась широко открыть глаза, пристально всматриваясь в лицо напротив. Голос Серебрякова, который сначала мне казался по-мужски будоражащим, превратился в монотонный сплошной гул. И чем дальше он говорил, тем больше и больше сонная вялость охватывала меня. В голову лезли какие-то смутные образы индейцев с томагавками в руках, скачущих на ярко-рыжих львах. Как интересно он рассказывает, – сквозь дремоту думала я. – Только почему эти дядьки с высокими разноцветными перьями в волосах так похожи на моего нового знакомого? Все, как один. Ах, нет, в руках у них уже не топорики, а кисти со стекающей краской, которая капает на траву, оставляя за собой разноцветные масляные дорожки. Вот бы пробежаться по ним босиком! Совершенно явно я увидела под ногами яркую лужицу и, окунув в нее правую ногу, провела большим пальцем кривую загогулину. Палка, палка, огуречик, вот и вышел человечек, рассмеялась я и… проснулась. Надо мной склонилось озадаченное лицо моего интервьюируемого.

– Ой, мамочки, – пробормотала я и выпрямилась. – Простите, пожалуйста, Андрей Михайлович, кажется, я задремала…

– Никогда не видел, чтобы мой голос так действовал на человека! – рассмеялся Серебряков. – Может быть, пора осваивать профессию гипнотизера?

– Вот вы смеетесь, а мне очень стыдно, Андрей Михайлович! – я почувствовала, что краснею. – Хоть у меня и есть смягчающее обстоятельство – я не сплю вторые сутки. Но все равно мне не следовало…

– Вторые сутки? – вскричал художник. – Вы что, Саша, готовитесь к полету в космос? Тренируете таким образом свой организм? Так может быть вам за ужином надо было другой еды заказать, в тюбиках? Для завершения картины, так сказать.

– Нет, не надо было, – помотала я головой. – Не люблю суррогаты.

– А если серьезно, что могло помешать вам провести ночь, как и все нормальные люди, в обнимку с подушкой?

– Работа, – махнула я рукой. – У нас была сдача номера. Обычное дело, Андрей Михайлович. А у вас тут так спокойно и голос такой завораживающий, что я расслабилась, и вот вам результат…

– Значит, так! – Серебряков кинул взгляд на наручные часы. – Сейчас ровно девятнадцать тридцать. В вашем нынешнем состоянии брать интервью не совсем правильно, и даже, я бы сказал, вредно. Давайте сделаем так: вы езжайте домой, поспите, а завтра рано утром, часиков в восемь или девять, мы с вами встретимся, и я отвечу на все ваши вопросы.

– А как же ваш самолет? – вспомнила я.

– Полечу вечером, только и всего, – невозмутимо пожал плечами Серебряков. – Ну что, договорились?

– И вы из-за этого интервью готовы перенести свой отлет? – удивленно подняла я брови.

– Я просто не хочу вас подводить, Саша, – посмотрел он мне прямо в глаза. Зрачки у него были черные-черные, а от них желтыми черточками отходили маленькие лучи. – К тому же, именно я уговорил вас приехать ко мне, так что будет справедливо, если часть ответственности за это я возьму на себя.

– Вы хороший человек, Андрей Михайлович! – с чувством сказала я.

– Да ну, оставьте! – бросил он. – Нормальный.

– Я с вами завтра поспорю, – вяло произнесла я. – Сейчас у меня на это нет сил. И чем дальше, тем меньше их остается.

– Знаете что, – задумчиво протянул он, не отрывая от меня львиных глаз, – а оставайтесь-ка вы тут, у меня.

– Как – у вас? – я смутилась и даже немного испугалась.

– Вот так. Да не смотрите вы на меня так, я вовсе не собираюсь вас соблазнять. Я просто предлагаю вам переночевать тут, а сам поеду домой. Вот видите там в углу дверь? За ней есть небольшая комнатка, в которой я сам время от времени ночую, когда допоздна задерживаюсь на работе. Там очень удобный диван, и есть даже чистое постельное белье. Конечно, как же я сразу об этом не подумал! Вам там будет очень уютно, соглашайтесь, Саша.

– Но… – я захлопала глазами.

– Подумайте сами, какой смысл ехать домой в таком состоянии, если рано утром все равно приезжать сюда? Правда, ваши домашние могут взбунтоваться, если и вторую ночь вы не появитесь дома…

– Гошка меня поймет, я часто остаюсь на работе, – пробормотала я, все еще сомневаясь, как мне поступить. По-хорошему, надо бы домой, но как подумаю, что сейчас трястись в автобусе, а потом пилить пешком до квартиры… Нет, решено, ничего страшного не случится, если я останусь тут.

– Вот и прекрасно! – обрадовался Серебряков, прочитав на моем лице согласие. – Идемте же, а то у меня такое ощущение, что еще минута, и до дивана мне придется нести вас на руках. Не то что бы я был против это сделать, милая Сашенька, но боюсь, что вам это покажется не совсем приличным.

Я покраснела и мигом вскочила с кресла. Серебряков весело рассмеялся и сделал широкий жест в сторону своей каморки.

– Добро пожаловать в прибежище для художников, а также милых барышень, занесенных ветром судьбы в эти дикие места!

– Судьба сегодня играет со мной в забавные шутки, – хмыкнула я и провела пальцем по теплому кулону на своей шее.

За указанной дверью оказалась очень милая комнатка с диваном, накрытым красным клетчатым покрывалом, круглым журнальным столиком в углу и невысоким старомодным буфетом у стены.

– Хорошо у вас тут, – оценила интерьер я. – Уютно.

– А я что говорил! – обрадовался хозяин. Он поставил на столик мою сумку и открыл нижний ящик буфета. – Так, что у нас тут?

На свет появилась цветная стопка постельного белья. По комнате разнесся аромат свежести и еще чего-то очень тонкого и неуловимого. Я не успела понять, что это, как вдруг из моей сумочки послышался звонок.

– Алло, – схватила я трубку. – Сенька, привет! Нет, я еще не дома. В театре? Да, была. Мммм… Сень, мне сейчас неудобно говорить, давай, завтра созвонимся, ладно? Спасибо, и я тебя! Пока!

– Беспокоятся? – тонко улыбнулся Серебряков.

– Наверное…

Я положила телефон рядом с сумкой, на стол, и прислонилась к стене. Серебряков застилал постель. Что-то нервное вдруг появилось в его движениях, я почувствовала это всем своим женским нутром. Со стороны вся эта ситуация выглядит, наверное, довольно двусмысленно, впрочем, я сейчас так устала, что думать об этом совсем не хочется.

Хозяин жилища выпрямился. Во взгляде его сквозила растерянность.

– Саша, скажите, у вас случаются моменты дежавю? Когда кажется, что все это со мной уже когда-то было?

– Случаются, – кивнула я. – У вас сейчас дежавю, Андрей Михайлович?

– Очень ясное. Такое, что мне даже страшно стало. Хотя, поверьте, меня трудно чем-то напугать. Но сейчас у меня абсолютная уверенность, что все это уже было. Вы точно также стояли здесь, на этом самом месте, и я точно также застилал для вас постель.

– А потом? – я с интересом взглянула в смуглое лицо. – Что было потом в вашем дежавю?

– Больше я ничего не вижу, – он беспомощно развел руками.

– А я вижу, – прикрыла я на минуту глаза. – Сейчас вам позвонят и скажут, что эскизы к постановке, которые вы отправляли на рассмотрение в один из театров Вены, одобрены, и они согласны ставить спектакль с вашим участием. Кажется, это «Маленький принц»?

Я открыла глаза. По-моему, мне удалось очень удивить этого холеного красавца.

– Откуда вы узнали про Вену, Саша? – его смуглые скулы заметно побелели. – Об этом не знает никто из моих…

Закончить фразу он не успел. Из кармана его рубашки послышался детский смех. Телефон, догадалась я.

– Алло? – метнув в меня быстрый взгляд карих глаз, сказал в трубку Серебряков. – Yes it’s me. From where…?1