Евгений Филимонов - Иди сквозь огонь Страница 6

– Так, стоп. Успокойся. Лёша, да? Я тебе уже благодарен, что вспомнил. Молодец. А теперь, помаленьку вспоминай, что и как.

Приободрившийся, словно с него сняли пудовые вериги, Алексей стоял и вспоминал:

– Кажись, семьсот двадцать третья. Мы там не пасемся, далековато, да и вроде спорная там территория и нам там делать нечего. А он сказал, что старый конь борозды не испортит.

– Семьсот двадцать третья? Это на углу Парковой и Мира?

Кайзер развернул в памяти карту района. Да, школа стояла на углу названных улиц. При этом находясь в самом дальнем конце района влияния стаи Кайзера. Спорная, нейтральная точка. Где могли пересечься его парни и соседи.

– Грай, бери ребят и мухой туда. Всё проверь, волну не подымай. Если что-то там приключилось, то это уже все знают. Школа же.

Брат кивнул, и ткнул пальцем в парочку наиболее крепких пацанов из шеренги.

– Ты… и ты. Со мной. Бегом оделись и к гаражу. – И направился к выходу.

Кайзер молча провожал массивную фигуру брата. Он не мог поехать с ними, это неправильно. Чёртовы статусные игры. Ничего, брат метнётся быстро. Он подождёт.

Глава 5

Катя задумчиво смотрела в окно, за которым привычно гнулась под ветром уже немолодая, но тонкая берёза.

Небольшую рощицу у школы посадили давным-давно родители школьников, пожелавшие таким образом увековечить себя и своих детей в истории заведения. Что ж, память осталась добрая. Пусть и небольшая – роща давала отличную тень и чувство свежести в жаркие дни.

С ветки под окнами точно с таким же интересом уставилась на Катю любопытная синица.

В детстве Катя думала, что жёлтогрудки прилетают в город только зимой, но – либо в мире что-то изменилось, либо она думала неправильно – вёрткие птички мельтешили повсюду и летом.

С минуту Катя и птица пристально рассматривали друг друга, а затем синичка вспорхнула и исчезла среди чёрно-белых стволов.

Катя проводила её взглядом. Кажущаяся лёгкость птичьей жизни манила и прельщала, но верить этой лёгкости было бы глупо. Катя и не верила, но, всё-таки, удержаться от чувства лёгкой зависти не могла.

Мысли, подобно улетевшей птице, перепорхнули на недавние события. Несмотря на то, что прошло два дня, Катя всё ещё обдумывала произошедшее той ночью, которая изменила многое, если не всё.

Она вспоминала сон.

Раскинув руки, она бросилась в бушующее пламя.

И рыжий демон обнял её, нежно и ласково. Так, как облекает вода, в которую ныряешь в летний день. Но, огонь не давил. Он был невесом и неосязаем, близок и далёк, вокруг и нигде. Вёрткие языки пламени плясали перед глазами и, словно дразня, уворачивались от Катиных рук, когда она пыталась их ухватить.

Катя остановилась, заворожённая безумной игрой, не зная, куда и зачем идти. Внутри огня имелся только огонь, направления и смыслы остались где-то там, снаружи.

Словно почувствовав её нерешительность, где-то вдалеке прозвучал Голос. Уже не шёпот, а настойчивый призыв:

– Приди ко мне.

Ухватив направление, Катя сделала шаг. Затем другой. Демон радостно взревел, и вокруг завертелась свистопляска огненных смерчей. Они налетали на Катю и рассыпались при прикосновении, но не прахом, как снаружи, а ворохами искр. Искры тотчас пропадали в породившем их огненном буйстве, но отдельные искорки не сгорали, а повисали рядом с Катей. И с каждым шагом их становилось чуть-чуть, но больше.

Катя неверя разглядывала вертящееся вокруг кружево пылающих светляков – они что-то напоминали ей, до боли знакомое. Но что? Понимание находилось где-то близко, возможно нужно сделать ещё шаг… еще… и еще. Искра, ещё искра, ещё и еще… И когда она уже почти поняла, в миг, когда знание готово было взорваться у неё в мозгу – вновь пришёл Голос.

– Сожги себя… Очистись!

И тотчас мягкие опахала огня превратились в испепеляющие ветра, сдирающие плоть с хрупких костей, а затем и кость перемалывающие в лёгкий серый пепел. Без всякой боли. Без всякого сожаления. Вот только пришёл ужас, что это конец – конец всему и всего.

Она сгорела.

И сгорала всю ночь. Раз за разом. Восставая из пепла и снова сгорая. Окружённая мятущимися искрами, что так и водили вокруг неё непонятный хоровод. Но с каждым воскрешением сознание очищалось, становясь всё прозрачнее и прозрачнее. Словно далёкий и неведомый ювелир создавал сейчас изумительной чистоты алмаз, выжигая все примеси, мешающие чистоте. Алмаз, которому предстояло стать… Чем? Или кем? Катя не знала. Ведь драгоценность может украшать, а может и сжигать, концентрируя и пропуская через себя гигантскую энергию.

Сон длился вечность, пламя тоже не имело границ. И череда возрождений из пепла тоже тянулась бесконечной нитью. Пока не пришло понимание того, что же она видит.

– Господи, да это же… – Катя поняла вдруг, что искорки, веселящиеся вокруг, складываются в то, что она так любила. Но получающаяся картина отличалась, отображалась как-то по-иному.

Катя развела руки – и звёзды устремились к ней. Одна за другой, сливаясь в плотный толстый луч света. Ведь вокруг носились именно они – любимые ночные мигуньи, складывающиеся в созвездия и скопления, роящиеся и взрывающиеся громадными фейерверками.

Она поняла, в чём фокус – звёзды вокруг оказались старыми знакомыми, но предстали с иного ракурса, словно Катя оказалась далеко-далеко от Земли, за бесконечным звёздным полем, и смотрела сейчас на них с обратной стороны. И звёзды летели к ней. Или – она к ним, к далёкой родной планете, затерянной где-то невообразимо далеко.

Звёзды ударялись о Катю, и растекались радужной плёнкой по телу. В пыль не обратилась ни одна – удар за ударом, вспышка за вспышкой – им не было конца. И когда поток вдруг иссяк, Катя сияла всеми оттенками радуги. Круговерть цветных пятен ускорилась, сливаясь в сплошной всебесцветный кокон. А потом кокон замерцал, вспухая миллиардами далёких сверхновых – и исчез, втянувшись в Катю с тонким, на грани слуха, звоном.

И вместе со звёздами исчез и огонь.

Катя висела в беспросветной темноте. Непомерно далеко булавочным проколом тихо мерцала одна-единственная белая крапинка. И от неё шло тепло, то самое, что было присуще её любимым родным человекам. Катя вдруг поняла, насколько мала и одинока эта маленькая точка в бескрайней тьме. В равнодушной и вневременной темноте, той самой, что была не тенью от света, а НЕ-светом.

Пришедшее знание отдавало банальностью, но Катя почему-то ему поразилась и – приняла, вобрала с непонятной для самой себя горячностью. И тепло, идущее от далёкого светлячка, вдруг наполнило её, не жаром схлынувшего только что огня, а ласковым пушистым прикосновением материнской руки.

Словно получив незримый сигнал, далёкая отметина во тьме начала стремительно расти. Прокол во тьме, точка, жирная точка – она росла и росла, превращаясь в знакомый с детства неровный голубоватый шарик, испещрённый белыми бляхами облаков. И Катя рухнула в родной мир. Теперь он стал для неё действительно родной и близкий. Весь сразу.

Падение завершилось не в родном доме. Она очутилась в стремительно несущейся машине, понимая и ощущая находящихся в ней не очень молодых мужчину и женщину, везущих куда-то в неизвестность маленького спящего ребёнка. Ощущая каждую его и её мысль, раздвоившись внезапно и став ими обоими. Странный сон… и оборванный. Пришедший внезапно, и ушедший точно так же внезапно, подобно озорному котёнку, что царапает коготком и тут же улепётывает под кровать.

Катя осмысливала увиденный отрывок чужой жизни, понимая, что такой сон – не случайная игра подсознания. Слишком уж ярким и насыщенным было увиденное. Она надеялась, что сон вернётся и продолжится в следующую ночь, но та прошла на удивление спокойно. Не было привычной стены огня, не было Голоса, не было ничего. Просто сон.

Уснула – проснулась. Посерёдке – нолик, ничего. Ничего – с тьмой в серединке.

Это пугало и радовало одновременно. Пугало – неизвестностью грядущего и непониманием произошедшего. Радовало – тем же самым, но со знаком плюс, жизнь вдруг обрела тысячу новых оттенков и завтрашний день не обязательно окажется повторением вчерашнего.

И новый день стал действительно новым.

От раздумий Катю отвлёк рёв моторов за окном, оборвавшийся визгом тормозов. К школе подполз глянцевой гусеничкой кортеж из трех джипов с тонировкой стёкол, вторящей чёрному цвету машин. Из передней вытек спортивного вида мужчина, немолодой на вид, с короткой стрижкой, как у киношных братков. В отличие от последних – облачённый в явно дорогой костюм, и с повадками барса на послеобеденной прогулке.

Катя наблюдала за развитием происходящего. Вышедшего первым мужчину уже окружили упруго выпрыгнувшие из задних машин парни, и группа направилась к школе.

Что-то в нём было не так, Катя не могла понять – что. Словно она видела картинку на витрине, скрывающую другое, внутреннее, содержимое. И тогда она протянула к этому странному человеку тонкую нить своего умения – и прикоснулась. И тотчас отпрянула, внутренне ощетинившись кошкой от неприятного ощущения.