Геннадий Мурзин - Разноцветье детства. Рассказы, сказки, очерки, новеллы Страница 6

Они такие разные. Если что и роднило их, то это – внешние данные. Александр – высок и строен, с кудряшками на висках, всегда опрятен, словом, первый парень на факультете. Настёна – фигуристая блондинка среднего роста с длинными по пояс и густыми льняными волосами, таинственно-манящим взглядом голубых глаз. Так что одного взгляда достаточно было парням, чтобы «запасть». И бесповоротно. Сия участь не миновала и Александра. Отталкивая других обожателей, Настёна благосклонно отнеслась к ухаживаниям Александра. Через неделю после защиты дипломов поженились. Родители Александра невестку восприняли холодновато.

– Уж больно вертлявая, – осуждающе делилась мать с соседями.

Несмотря на прохладу в отношениях, родители Александра сделали все, чтобы не мешать молодым: даже однокомнатную квартиру купили в районе новостроек.

Полтора года молодые жили хорошо, душа в душу. Глядя на воркующих голубков, родители Александра готовились сменить гнев на милость, проявить побольше благожелательства к невестке.

А там и Никитка явился на свет Божий. Александр готов был сутками глаз не отводить от крохи, не мог надышаться первенцем, часами разглядывая его, находя все новые и новые родственные черты. И правда: Никитка пошел в отца Александра, а того больше – в деда. Можно сказать, вылитая копия. В полгода Никитку окрестили. Отец Александра на крестины взял семейную реликвию – из ажурного и старинного золота крестик, попросил священника освятить и собственноручно надел на розовенькую шейку внука: он исполнил предсмертную волю родителя.

Никите было два года, когда Александр заметил неладное: его обожаемая Настёна все чаще и чаще стала заявляться с работы домой навеселе, все меньше уделяла внимания сыну, соответственно, холодела и к нему. Александр, нет, тоже не был таким уж ангелом и по пятницам с приятелями заглядывал в бар, на пару часов, чтобы распить чуть-чуть водочки и пивка. Сидит, бывало, а на часы поглядывает: домой, мол, пора. Александр знал меру, а Настёна, увы, вскоре перестала ее чувствовать и чем дальше, тем чаще стала ударяться в загулы. Александр понимал, насколько бывает доступной всякому пьяная женщина, поэтому заревновал. И вот скандалы на этой почве. Александр, мучаясь, терпел, надеялся, что Настёна одумается. Но маята не может быть бесконечной: Александр ушел из семьи. Ушел в том, в чем был, оставив все нажитое жене и сыну. Предупреждал и не раз, что это может однажды случиться. Настёна же, похохатывая, говорила:

– Никитку не отдам, а без него никуда не денешься.

Настёна спекулировала. Настёна не только не отдала сына, но и запретила встречаться. Однажды, когда Настёна долго не забирала Никитку из детсадика, Александр, карауливший неподалеку, решил сам забрать ребенка и увести его домой. Увлекшись общением, не заметил, как появилась Настёна. Увидев у себя непрошенного гостя, озверело схватила со стола нож и истерично заорала:

– Убью! На глаза не кажись, если хочешь жить!

Настёна все больше опускалась. Ее прежнюю красу как корова языком слизнула. Опухшее от вечной пьяни лицо могло теперь вызвать лишь отвращение. И на работе перестала задерживаться: выгоняли. Ну, кому нужны опойки, пусть и с высшим историческим образованием?

Через год после ухода Александра, испытывая вечную нужду в деньгах, поменяла однокомнатную квартиру, подарок свекра и свекрови, на комнату в коммуналке. С доплатой. Куда деньги пошли? Ясно: на пропой.

Одно хорошо: теперь было кому кое-как приглядеть за ребенком. Клавдия Ивановна, соседка, строга с Настёной. И когда Настёна попробовала было привести домой очередного подзаборного хахаля, вышарила за порог обоих. А в след крикнула:

– Не хватало, чтобы еще ребенок видел твой разврат!

Лаяться с соседкой Настёна не отваживалась: видимо, опасалась ее крутизны.

В семь Никита пошел в школу. На обеды у него денег никогда не было. Александра Александровна, учительница начальных классов, видя вечно голодный взгляд мальчишки, старалась подкармливать. Одноклассники, оказавшиеся на редкость чуткими, приносили из дома гостинцы – то пирожок с мясом, то сметанный коржик, то ватрушку с творогом. С парнишками Никита не водился: сторонился. И даже во дворе его редко видели. Разве что с Лёхой из соседнего подъезда повстречается и поболтает несколько минут. Как-то Лёха зазвал Никиту в гости. Сходил – и больше ни ногой. И вовсе не потому, что с ним там плохо обошлись. Наоборот, слишком уж хорошо. Родители Лёхи – люди приветливые, угостили, просили бывать чаще, Никита, мол, их Лёхе друг – в самый раз. Никита застыдился, ему не хотелось показаться назойливым. Стыдился приглашать Лёху и к себе: а что, если мать пьяная завалится?

Как ни удивительно, Никита учился хорошо, можно сказать, на одни пятерки. Изредка нападало необъяснимое упрямство и наотрез оказывался отвечать на уроке. Схлопотав двойку, Никита уже на другой день, сам напросившись, получал пятерку. И тут в отца пошел.

3

Никита спустил худенькие ноги с кушетки на холодный пол, перекрестился, взял в руку нательный крестик (не тот, что достался от предков при крещении, а другой из алюминия, его он нашел на улице; данный же при крещении странным образом однажды исчез с его шеи; Клавдия Ивановна сказала, что находка принесет ему удачу, так как была послана Богом). Никита пошел и умылся. Зашел на кухню. Глянул в один их шкафчик, в другой, не прошел мимо и кастрюль, но везде – пусто. Как всегда. Вынул из стола краюху позавчерашнего хлеба, налил кипятка, подсаливая хлеб, стал завтракать.

На кухне появилась соседка. Никита спросил:

– Клавдия Ивановна, а где мама? Не знаете?

Соседка хмыкнула.

– Известное дело… Еще утром куда-то ушла.

Никита, прожевывая хлеб, сказал (видимо, от взрослых слышал):

– Опять нажрется.

Соседка посмотрела на парнишку, но ничего не сказала. Соседка шумно запередвигала свои кастрюли.

– Никитушка, – обратилась она, не оборачиваясь, у меня щи сегодня получились уж больно хороши… С бараниной… Да и пирог с гусем, вроде бы, получился… Отведай… Оцени, а? – Это ее подход такой к мальчишке. Иначе – откажется. Потому что гордый сильно. – Ну, Никитушка, положить?

– Только немного, Клавдия Ивановна… Я – сыт.

Соседка налила до краев большую тарелку дымящихся аппетитно пахнущих щей, из духовки достала пирог, отрезала большущий кусок и положила на другую тарелку.

Никита сказал, жадно разглядывая тарелки:

– Много, Клавдия Ивановна… Мне, пожалуй, не съесть.

Никита навернул все, не оставив на тарелках и крошки.

– Спасибо, Клавдия Ивановна… Было вкусно – очень-очень! С Рождеством вас!

– И тебя, Никитушка… И тебя… Вечор была на богослужении… Почти ночь простояла… Как там хорошо! Сходил бы, Никитушка, а?

– Собираюсь, Клавдия Ивановна, – солидно ответил мальчишка и встал из-за стола.

– Вот это хорошо, сынок, очень хорошо. Помолишься и на душе-то посветлеет.

– Хочу, Клавдия Ивановна, попросить Боженьку…

– О чем?

– Этого – не скажу… Извините, Клавдия Ивановна.

– Не неволю… Просить заступника нашего – не грех. Услышит и снизойдет до тебя благодать Божия.

4

Полдень. Под мерные удары все того же среднего колокола, возвещающего, что в церкви уже идет молитва, Никита поднимается по высоким ступеням на паперть, входит в притвор (нет, не входит, а втискивается) и останавливается. Как же быть? Не протолкнуться же. Но ему надо туда, вперед, чтобы видеть глаза Его. Вьется вьюнком худенькое тельце Никиты, ныряет он под ногами молящихся и, наконец, оказывается слева от аналоя, возле кирпичной церковной стены, откуда ему хорошо видна печальная Дева Мария с Иисусом на руках. Никита становится на колени и устремляет свой умоляющий взор туда.

Дьякон в эту минуту зычно басит:

– Господу помолимся!

Никита вместе со всеми жарко крестится. Он, продолжая стоять на коленях, не отводя взгляда от иконы, долго-долго молится, губы его что-то беспрестанно шепчут. Никита забывает обо всем на свете. Сейчас для него существуют лишь два лика – Пресвятой Богородицы и ее божественного малыша Иисуса. Вокруг наступает благодатная тишина.

…Никита видит, как из-под самого купола, медленно кружась, спускается к нему розовощекий и светлый мальчик. Должно быть, проносится в голове Никиты, его ангел-хранитель, ниспосланный Богом-сыном, чей день рождения славит сегодня Россия. Ангел складывает на спине крылья, а руку опускает на непокорный чубчик Никиты. Никите очень хорошо сейчас, как никогда прежде. Он необыкновенно счастлив и улыбку шлет навстречу посланцу.

– Меня послал Он, – в ухо Никиты шепчет небесный ангел. – Я твой навеки – защитник и покровитель.

– Ты мне поможешь, да? – столь же тихо, еле шевеля губами, спрашивает Никита и в уголках его глаз становится влажно, но тут ему нисколько не стыдно показаться слабым. – Ну, пожалуйста, ради Христа… Я так хочу…