Юджин Кернерман - Искусство жить и жизни смысл. Сборник I. Размышления и комментарии Страница 6

– Ты что? – завопила Лиля, – С ума сошла? Ты – самая умная, сама добрая, и говоришь мне такое? Ну хорошо, не надо мне сочувствовать, я сама всего заслужила! Но хоть посоветуй, что делать?

– Не знаю, Лилечка. Я теперь ничего не знаю. Меня вроде бы и нет. – Женя улыбнулась трубке, но трубка не умела передать этой улыбки, и на другом конце завыла, заплакала Лилечка:

– Если тебя нет, значит тогда никого нет? Ты что же, выходит, мне все врала, да? Ты врала, что я должна встать, и руку разработать, и заново всему учиться? Это ты мне понарошку говорила? А я старалась, может, только ради одной твоей похвалы! Ты есть! Ты есть! А если тебя нет, ты предательница и лгунья! Женечка, ну скажи мне что-нибудь…

Обе они плакали – одна от ярости и горя, вторая от бессилия…

В дверях стоял Кирилл и ругал себя, зачем дал трубку, ведь говорила же Женя, что не хочет ни с кем разговаривать. А теперь вот плачет. И вдруг его осенило: а, может, хорошо, что плачет?

Женя отключила трубку. Положила на колени. И задала первый вопрос с того момента, как пришла в себя после операции:

– Скажи, Кир, а деньги у нас есть?

Кирилл этого вопроса никак не ожидал. Он сел на кровать рядом с ее креслом…

– Есть деньги, Жень. Полно. Твой заместитель привозит каждое первое число. Все время хотел с тобой встретиться, поговорить. Но ты… В общем, история для меня загадочная: он говорит, что пока он издательство будет тянуть, без денег тебя не оставит. А там как получится… Да и мне еще кое-чего платят… – ухмыльнулся он, потому что его условная зарплата соответствовала условному уважению, которое государство испытывало к ученым, занимающимися фундаментальными науками…

– Не фига себе, – покачала головой Женя. – Как интересно…

Это был первый разговор за пять месяцев. О деньгах…

– А, может, он порядочный человек? – высказал остроумное предположение Кирилл.

– Может. Но вообще-то явление довольно редкое… Сережка молодой очень, он про это и знать не должен…

– Может, из хорошей семьи?

– Не факт, – отозвалась Женя.

И задумалась. Этот Лилькин звонок, и удивительное поведение Сережи мешали ей пребывать в холодном оцепенении подледной рыбы, которая держит в онемелом теле лишь одно желание – дожить до весны и бултыхнуться… крепко так бултыхнуться с седьмого этажа, чтобы все это, вместе с памперсами – delit, delit, delit…

Кирилл же, уже стоя в дверях, праздновал это событие и размышлял о своем – о бедной кристаллической решетке, потерявшей стабильность, о краевых эффектах, о деградации и активации зон возбуждения, дающих рост кристаллу… Он был когда-то в нее сильно влюблен, потом долго любил, потом породнился, потом оравнодушнел, отдалился, привык, позже обнаружил, что сросся с ней в какую-то общую неразделимую структуру, вроде взаимопроникающих кристаллов и теперь, когда она захотела умереть, он восстал всем своим упрямством, и именно благодаря этому ослиному качеству честно научился всему, что презирал…

И чтобы продолжалась их общая жизнь, он вынужден был взять на себя «не свое», и Виолетта-помощница только убиралась в квартире, и деньги брать стеснялась, каждый раз Кирилл ей чуть не насильно втискивал, а все прочее – за все Кирилл теперь отвечал, даже квитанции за оплату электричества научился заполнять… И то, что отвернувшаяся от жизни Женя этого как будто и не замечала, его нисколько не огорчало, потому что выполнял он все эти новые для него движения не ради благодарности, а из смутного чувства, что пока его упрямства хватит, Женя будет жить. А пока она жива, то, может, и починится эта проклятая поломка… И в виду он имел в меньшей степени ее поврежденный позвоночник, а гораздо более – структуру… структуру… так он это называл. Слово «душа» было для него так же невозможно к употреблению – как слово «пролонгировать» или «окешить»…

– Неплохо бы Лильке подкинуть… Возможно? – спросила Женя после длинной паузы, когда Кирилл далеко улетел в своих кристаллографических рассуждениях.

– Скажи, сколько, и Гришка отвезет, – отозвался Кирилл.

– Стольничек сможешь?

– Легко, – кивнул Кирилл.

Как странно он ответил. Это Гришка так говорит. Гришкино словцо перехватил, – подумала Женя.

Кирилл все еще сидел у нее на кровати, сгорбившись, в неудобной позе. Какие-то жилы незнакомые проступили на шее, лишняя кожа под подбородком. Похудел он, вот что. И постарел. Бедный… как управляется. Господи, да ведь это он все сам… Этого и быть не может… Это ведь и не он уже… Его же рвало от Гришкиных пеленок!

А Лилька теперь каждый день разговаривала по телефону с Женей, рассказывала о всех перипетиях своей сложной семейной жизни, и снова благодарила за помощь, и это длилось больше недели, пока Женя не сообразила, что Лилька умышленно не спрашивает ее о здоровье, что не в глупом эгоизме больного человека здесь дело, а в какой-то стратегии. И она задумалась. Хотя думать ей было трудно. Она так привыкла к спасительному умственному оцепенению, благодаря которому можно было вынести себя за скобки и перестать страдать от унизительной неподвижности и ненависти к своему полуживому телу… Так вот… в чем стратегия? Почему сердобольная Лилька ни разу не спросила ее – а как ты? Как ты там лежишь в своем памперсе с немыми ногами? Почему-то это казалось важным.

Спрошу, – решила Женя, уже засыпая…»

(Приведено по:

http://litbook.net/book/67381/iskusstvo-zhit/page-1/)

Комментарии 2.6

Какая же стратегия направляла «глупую», больную, страдающую в своем кромешном семейном аду Лильку в ее общении с депрессированной, отрешенной от жизни, суициидальной Женей? Что могла знать сердобольная Лилька о рациональном Фрейдовском методе психоанализа, возвращающего людей к жизни?

Нет, она не сидела в изголовье постели Жени, не задавала ей вопросов, пытаясь привести ее сознание в ту исходную точку подсознания, котoрая предшествовала Жениному «умственному оцепенению». Но, как мы видим, Лилькин метод в данном случае оказался эффективнее Фрейдовского: изо дня в день бомбардирует она замороженное Женино сознание не столько своими семейными горестями, сколько горечью души, теряющей родную, незаменимую для нее душу подруги.

Таким образом Лильке удалось взорвать холодное…

«…оцепенении подледной рыбы, которая держит в онемелом теле лишь одно желание – дожить до весны и бултыхнуться… крепко так бултыхнуться с седьмого этажа, чтобы все это, вместе с памперсами – delit, delit, delit…»

Как весенние воды взрывают зимний панцырь сибирских рек, заливая вздымающиеся глыбы льда, так и слезы подруг «яростные… и бессильные» оказались в силах взорвать Женино оцепенение и она задает…

«… первый вопрос с того момента, как пришла в себя после операции:

– Скажи, Кир, а деньги у нас есть?..

– Неплохо бы Лильке подкинуть… Возможно? – спросила Женя после длинной паузы…»

Так вот к какой точке подсознания возвратила «глупая» Лилька Женино сознание – к милосердию. К той точке, в которой в момент катастрофы находилось ее сознание. К тому инстинкту милосердия, которое, скорее всего, первозданно было заложено в ее душу.

Так вот почему, впитывающий Женины слезы Кирилл празднует победу: кристаллик жив. Да, начинает синхронизироваться, заживляться периферия его структуры. Да, оправдалось его…

«…смутное чувство, что пока его упрямства хватит, Женя будет жить. А пока она жива, то, может, и починится эта проклятая поломка…»

Что же это за мистическое «смутное чувство… упрямства», которое заставляет зацикленные на мировой кристаллической решетке ум и абстрагированные ранее чувства Кирилла сфокусироваться на кристаллике Жениной души? Разъяснение дает сам автор рассказа:

«Он был когда-то в нее сильно влюблен, потом долго любил, потом породнился, потом оравнодушнел, отдалился, привык, позже обнаружил, что сросся с ней в какую-то общую неразделимую структуру, вроде взаимопроникающих кристаллов и теперь, когда она захотела умереть, он восстал всем своим упрямством…»

Не правда ли, друзья, интересно сочетается ли упрямство с любовью, а если да, то, может быть, «упрямая любовь» и есть вера?

И еще меня волнует «смутность чувства…» Кирилла. Не исходит ли она подобно Жениному состраданию к людям из первозданных глубин его подсознания? В таком случае, не можем ли мы надеяться, что в каждом из нас Первозданной Силой, Природой, Богом-Творцом – как кому угодно считать – заложены инстинкты сострадания, веры, общечеловеческой любви. И все что требуется от нас – это «упрямство» на пути к их активизации.

Вновь-таки вам, дорогие друзья, судить приведет ли этот путь к взаимопроникновению кристалликов наших душ и к сохранению глобального кристалла нашего «безумного, безумного, безумного мира.»