Александр Карнишин - Будни директора школы. Не дневниковые записи Страница 6

Бригада во главе с музыкантом не торопясь, но и не мешкая, очистила зал от всего лишнего и принялась за стену. Каждый вечер после уроков двое-трое человек с молотками и зубилами потюкивали, постукивали, вырубая постепенно кусок плиты длиной метров пять и высотой четыре, обрисовывая контуры будущей сцены.

Директор, открыв дверь своим ключом, вошел в актовый зал и замер на пороге в облаке пыли.

– Фу-у-у… Что тут у вас?

– Она упала! Мы тут всего две арматурины перерубили, она и завалилась сразу!

– Черт! Ведь чуть потолок в столовой не рухнул!

– Да, кто ж думал…

– Все живы-здоровы?

– Да. Вот, глядим, что дальше.

– А что дальше? Дальше – выносить. Дробить – и выносить.

Ломами, зубилами, старым топором кусок стены разбивали в щебенку и ведрами постепенно вынесли из актового зала. Одновременно зачистили остатки стены, торчащие острыми зубами вокруг образовавшейся сцены.

– А что, пока неплохо получается, правда?

– Что с полами-то делать будем? Паркет же тут не восстановить уже…

– А какие идеи?

– У меня есть знакомый художник… Могу позвать.

– Давай!

Художник, поглядев на изуродованный водой, а потом падением стены пол, предложил решение простое и элегантное: вся поверхность актового зала зашивается фанерой-десяткой встык. Швы проклеиваются и шпаклюются. А потом поверх разрисовывается рисунок наборного дворцового паркета с цветными фигурами. А еще позже, когда все подсохнет, сверху все заливается в три слоя прозрачным лаком.

– Это дорого, но зато надежно!

– Дорого… Значит, придется опять идти к шефам.

Все выделенные по смете лимиты на ремонт были израсходованы ранее, и только помощь безотказных шефов, которым было сказано, что зал в школе будет лучшим в районе, помогала продолжать ремонт.

– Но – лучшим? – строго спросил директор шефствующего предприятия.

– Точно! Настоящие художники работают! Такого ни у кого нет.

– Ну, жду тогда приглашения на открытие…

Через два месяца постоянного стука, ядовитого запаха от красок и лака, директор принимал работу. Он стоял посередине огромного пустого зала, ставшего еще больше из-за отсутствия старого подиума, смотрел на новые светлые шторы, разлетающиеся от ветра, дующего в окна, на «царский паркет», просвечивающий сквозь застывший в камень прозрачный лак, на высокую и глубокую сцену, над которой музыкант уже установил светильники…

– Хорошо. Ну, хорошо, ведь, а?

– Да. Это – зал. Вы молодцы… Это здорово, это – лучше всех!

«Прогульщица»

Звонок в дверь оторвал директора школы от семейного ужина. Жареная картошка, черный хлеб, пара котлет… Он недавно только пришел из школы, чуть охрипший после уроков и после своего исторического кружка, мокрый, как мышь.

– Ешь, ешь, я открою, – бросила жена.

Встала, щелкнула замком, открыла дверь на традиционно темную лестничную площадку, всмотрелась.

– Это к тебе…

– Ну, так, пусть заходит, что ли.

– Нет-нет, – раздалось с лестницы. – Лучше вы выйдите, а то она убежит!

Директор отложил вилку с наколотым уже куском котлеты, вытер губы и в тапочках переступил через порог.

– Она пришла! Пойдемте скорее к нам! Она пришла и может опять пропасть!

Это было время, когда в школы приходили молодые учителя. Их направляли в городской отдел народного образования, а оттуда распределяли по школам. Пришли три молодые симпатичные учительницы и в его школу. Одна – на начальные классы, одна – рисование и труд, одна – математик. Три подружки получили две комнаты в общежитии, где уже жило три учителя других школ. Общежитием называлась стандартная трехкомнатная квартира, в каждой комнате которой стояло по две кровати.

И все было хорошо. Первые месяцы. Но потом закрутилось, завертелось, навалилась рутина и ежедневный труд. Девочкам было сложно.

А у математички еще и что-то с личными отношениями, которые только-только начались у нее в нашем районе, да вдруг сразу и закончились. И с длинных зимних выходных она просто не пришла в школу. И на второй день не пришла. Соседки сказали, что она исчезла. Пропала неизвестно куда. Вещи все на месте, а самой ее нет. Уехала куда-то. То ли к маме, то ли к мужику этому, то ли просто загуляла с тоски и остановиться не может.

Это же так знакомо: загулять, а потом просто не идти учиться, или не выходить на работу, уже по инерции, просто потому что выйти – страшнее, чем продолжать пить…

Неделя.

– Да, увольняйте вы ее! Прогулы есть прогулы, по какому бы поводу они не случились!

– Во-первых, уволить даже за прогулы молодого специалиста не так уж и просто. Можно, конечно. Я смогу. Но вы уже придумали, кто будет вести ее уроки? И вообще: что, она была очень плохим учителем?

– Ну, нет. Не сказать – плохим. Она была молодым учителем. А знаний у нее много. Вон и диплом, какой хороший, – неуверенно покивала завуч. – Да и уроки, вроде, неплохие. Я смотрела.

Директор каждый день заходил в классы к подругам исчезнувшей, кивал вопросительно издали при встрече. Те разводили руками и мотали головой – нет, не появлялась. Каникулы кончились. Надо было что-то решать.

И вот перед ним приплясывает в нетерпении невысокая спортивная молодая учительница, заглядывая в глаза: что делать?

– Беги обратно. Беги, пока она снова в загул не ушла. Сиди с ней, разговаривай, тормоши, про школу рассказывай, про детей. Я сейчас. Напомни только номер квартиры.

Директор школы быстро оделся и почти бегом выскочил из дома на темную морозную улицу. Через парк по расчищенной аллее, направо, потом налево к старой пятиэтажке, в темный подъезд, вверх, на четвертый этаж, стукнуть в дверь легонько.

Дверь тут же открылась:

– Она на кухне. Сидит там без света, и никого видеть не хочет, – прошептали в темноте.

С кухни раздавалось какое-то негромкое бубнение. С подругой пытались поговорить.

Директор выдохнул, толкнул кухонную дверь, тихо вошел.

– Сиди-сиди! Куда кинулась? Ну, не будешь же со мной драться?

Вскочившая «прогульщица» послушно осела обратно. Она сидела в темном углу на полу у батареи, на корточках, скорчившись, обхватив руками ноги.

– А вы, девочки, идите пока в комнату. Идите. Я к вам потом зайду.

Дождавшись, когда закроется дверь, он осторожно присел рядом со своей учительницей.

– Ну, что с тобой теперь делать будем?

– Не знаю, – пустым и пыльным голосом прозвучало в ответ. – Увольняйте…

– Да, это легко, в сущности. А дети?

– Они меня не любят, – прошептала с обидой из темноты.

В темноте ей было легче, потому что не было видно глаз.

– А ты? Ты их тоже не любишь?

– Не знаю…

– Ты же хотела в школу… Помнишь, как хотела?

– Дура была, – просто как дуновение сквознячка.

– Почему сразу – дура? И я дурак, выходит?

– Вы директор…

– А ты – учитель! Вот, не будет директора. Даже не неделю – месяц не будет. И ничего в школе не случится. Потому что не директор ведет уроки, не директор смотрит в глаза детям, не директор разговаривает с ними, учит их, воспитывает, любит… Директор – это ведь просто администратор! А учитель… Учитель – это призвание. Вот, ты, когда училась в институте, тебе нравилось?

– Да, очень.

– А на практике? На школьной, на уроках?

– Нравилось.

– Так, работа – она же такая же! Только часов побольше, уроков. А ученики те же самые. И предмет тот же. Мне завуч говорила, что у тебя знания хорошие.

– Что, правда? – наконец-то повернула голову.

– Конечно, правда! Зачем мне врать? И дети спрашивали, когда появишься. Я сказал, что болеешь еще.

– Я не болела. Я прогуляла.

– За прогулы накажу. Это как раз моя функция. А дети все равно ждут…

– Я не могу к детям. Мне стыдно…

– А мне не стыдно? Я принял учителя, дал ему детей, доверил, можно сказать. Я поддерживал всегда. Не ругал.

– Вы мужчина…, – совсем тихо, почти неслышным шепотом. – Вам легче…

– А завучи – женщины. А учителя в большинстве – женщины. А подружки твои, с кем приехала – они мужики, что ли? Эх-х-х… Дура-дурой.

– Ага. Дура. Поломала себе все…

– Да не все. Не поломала еще. Только собираешься. Давай так. Завтра… Да, да – завтра. И не мотай головой, я все равно в темноте ничего не вижу! Завтра ты сама придешь ко мне в кабинет. Утром, с девчонками. И мы поговорим там. Уроков завтра я тебе не ставлю. Походим, посмотрим. Сходишь в библиотеку, там посидишь. С завучами поздороваешься. Детям покажешься. Предупредишь, что выходишь, чтобы учебники несли.

– Но я же…

– Ага, ты же. А я? Слушай сюда, девочка: мне в школе нужен учитель. Ясно? Ты, как говорят, можешь стать хорошим учителем. Вот ты мне и нужна. Если ты хочешь поломать мне все планы – беги опять. Только помни, что ты не сама гуляешь, а срываешь учебу детям и срываешь весь процесс мне. И мне потом еще и тыкать будут наши «старослужащие», что слишком много воли вам давал… Вот ведь… Она же… Не может же… Тьфу! Зав-тра. Ут-ром. Ко мне. Ругать буду и песочить. И выговор напишу. Это обязательно. И приказ дам подписать с этим выговором. Но чтобы послезавтра уже пахала, как та лошадка! Еще и факультативов накидаю – а то, гляжу, нечего тебе делать по вечерам, вот и бесишься со скуки!