Владимир Янсюкевич - Время затмения. Роман Страница 6

И вот однажды, загребая ладонями очередную порцию песка, Данилка нащупал прохладный влажный, немного липкий, комок. Серовато-белёсая масса была похожа на глину, но цвет (!) Он вскочил, схватил комок и стал сосредоточенно мять. Масса была тяжёлая, тягучая, как пластилин, и легко поддавалась лепке. Потом отыскал другой комок, третий, и вскоре перед Данилкой выстроилась целая шеренга рыбок, ежей, черепах… Он смотрел на их подсыхающие бока, и в его душе распускался аленький цветок невиданного наслаждения – он сам сотворил их сейчас! Своими руками! Масса оказалась не только белой, но и в меру жирной – после полного высыхания на фигурках не появилось ни единой трещинки. Позже отец просветил Данилку – эта глина из породы каолинов. В Китае издавна используют её для производства фарфоровой посуды. Но у нас она встречается редко, в виде небольших вкраплений в песчаном массиве. Новое занятие настолько заразило Данилку, что теперь он отдавался только ему, с трудом отрывая себя для исполнения других необходимых обязанностей вроде учёбы и помощи по дому. А с годами оно не только окрепло, но и выработало в нём профессиональную хватку и художественный вкус. И так незаметно закончилось детство.

В двадцать лет он уже стал самым настоящим профессионалом в лепке, слепил фантастическую голову змея Горыныча с курительной трубкой в зубах. Она страшно напоминала голову последнего генералиссимуса, причём, при взгляде на неё с разных сторон, непостижимым образом меняла выражение: то хмурилась, то загадочно улыбалась.

Вместе с братьями взрослели и их детские разногласия. И в особых случаях они делались глубоко непримиримыми. Повод для второй крупной ссоры возник в те времена, когда братья женихались.

В конце семидесятых в посёлок на освободившееся место продавца приехала из Иваново эффектная молодая женщина, Эмма Распадова, красивая, соблазнительная. Её появление было сродни неожиданно расцветшему среди лопухов экзотическому растению. Всё мужское население посёлка с вечера того же дня срочно окультурилось: стало опрятней, улыбчивей, забыло на время про хмельное, повадилось ходить в магазин за покупками (несмотря на то, что в разгар застоя на магазинных прилавках было шаром покати) и пристрастилось к танцам. А женским овладел ревнивый психоз: оно бросилось повсюду следить за своими мужьями, и в результате в этот год в бараках скопилось мусора больше, чем когда-либо, а на огородах случился повальный неурожай. Новая продавщица одевалась ярко, модно, носила свободную причёску, источала аромат дорогих духов, и вообще была непривычно раскована и сексапильна, словно дива, сошедшая с зарубежного экрана. «Секс-бомба»! – шептались подростки по углам. Она умела себя подать и делала это открыто, с удовольствием. Кроме того, от неё всегда исходило чудное запретно-заграничное благоухание дорогих духов. И потому даже во время киносеанса в клубе она занимала центральное место, где бы ни сидела, и была подобна роскошному цветку, высаженному заботливым садовником в центре клумбы – все взгляды и все носы были устремлены не на экран, а на неё.

И Данила потерял голову. В ней он впервые увидел женщину, как самку. Он следил за ней, как хищник следит за добычей. Его глаза не видели ничего, кроме движения её тела, его уши не слышали ничего кроме звучания её голоса. Его несло в потоке желания, как щепку. Но природная застенчивость и воспитание заставляли соблюдать дистанцию приличия. И, наконец, как-то на танцах в клубе с колоннами, с невероятным усилием поборов свою застенчивость, он познакомился с ней поближе. И ещё ближе друг к другу они оказались, когда Данила провожал её домой нарочито длинным путём. И через несколько дней, во время катания на лодке по тихим водам Струи, сделал ей предложение. Эмма кокетливо рассмеялась и обещала подумать. А на следующий день Данила увидел её рядом с Виктором. Они шли по улице в обнимку. Виктор держал её за талию и что-то шептал на ухо. И всё это происходило средь бела дня, на виду у жителей посёлка. «Неслыханная распущенность!» – возмущалась женская половина посёлка. «А Виктор-то наш ловок!» – завистливо ухмылялась мужская половина.

В тот же день Данила решил объясниться с братом. Но Виктор рассмеялся брату в лицо и дал понять, что тот слишком много о себе воображает и что он не позволит умыкнуть свою невесту. Да, да, Эмма – его, Виктора, невеста, она стала ею месяц назад, когда он мотался в командировку в Иваново, и он рад будет видеть брата на своей свадьбе, которая состоится скоро в клубе с колоннами…

Это известие буквально разворотило Данилу. Целый день он бегал по лесу, словно загнанный олень, не в состоянии остановиться, мышцы самопроизвольно сокращались и гнали его в неведомую сторону, сердце колотилось у самого горла, в голове и в груди полыхал пожар. И только к вечеру, обессилев окончательно, измотанный, измочаленный, он выскочил на высокий берег Струи и, скатившись по песчаному откосу, безвольно распластался у самой воды. Вокруг деловито сновали трясогузки, гортанно покрикивали чайки, равнодушно плескалась и хлюпала у самого уха речная вода. А в нём, вместе с уходящей усталостью, тяжёлой волной поднималось неодолимое, несовместимое с жизнью, отвращение к себе. Всю ночь он провёл на берегу реки, бесцельно слоняясь по мокрому песку, а утром раздобыл крепкую верёвку и убежал на песчаный карьер.

И смешаться бы ему во цвете лет с прахом земным, если бы его тогда не окликнул женский голос. На краю карьера, как спасительное видение, стояла девушка в белом. На фоне тёмного неба она смотрелась расплывчатым ангельским пятном. Он сначала не узнал её. А потом, вглядевшись, пришёл в замешательство.

– Марийка?! Ты зачем здесь?

– Я видела, как ты побежал в лес, – ответила она, стараясь держаться спокойно. – Я всё знаю…

Данила прошептал с яростью:

– Я убью его!

– За что? Он тоже влюбился. Это его право.

– Тогда – её!

– И она ни в чём не виновата. Она выбрала его. Это её право.

– А где моё право? Ты не знаешь… Я сделал ей предложение, а она… она посмеялась надо мной! Она обманула меня.

– Она не обманывала. Она сама не знает, что ей нужно. Просто в ней нет любви к тебе. В ней вообще пока нет любви ни к кому. Виктор любит её, и она когда-нибудь полюбит его… Так бывает… А я люблю тебя, – сказала Мария тихо и просто, глядя Даниле прямо в глаза. Слова давались ей с трудом, но она говорила и говорила, боясь остановиться, пока злополучная верёвка не выскользнула из Данилиных рук. – Давно люблю, с детства, когда мы ещё в партизаны играли. Помнишь, я тебе рану однажды перевязывала?.. И ведь рана-то была настоящая, ты об сук ободрался! – Мария подошла к Даниле и провела по светлой линии старого шрама на руке чуть ниже локтя. – И кровь шла. Я перевязывала, а ты брыкался, говорил, и так заживёт, нечего бинты переводить! Мы ещё тогда лбами стукнулись. У меня даже шишка вскочила, – Мария улыбалась, а на её висках гуляли нервные разводы. – Помнишь?

– Конечно, помню, – ответил Данила, уже отвлечённый от страшной цели.

– Обними меня, – сказала неожиданно Мария.

Данила положил свои большие руки Марии на плечи, осторожно прижал девушку к себе.

– Спасибо.

– За что?

– Я так давно ждала этого. Я ходила за тобой повсюду… Была и здесь, на песчаном карьере… Видела, как ты вылепил свою первую фигурку…

Данила отстранил от себя Марию и вдруг… разглядел её окончательно. В это время, будто по воле Всевышнего, среди затянутого тучами неба образовалось небольшое окно, и через него пролился на землю мягкий мерцающий свет, как раз на то место, где стояла Мария. И всё наваждение, до сих пор державшее Данилу в плену и наводившее на него сердечную судорогу, исчезло, развеялось, оковы пали. И он впервые понял, как она изменилась с тех пор, эта бойкая девчонка с мальчишескими ухватками. Вечно сжатые губы раскрылись прекрасным цветком, взлохмаченные волосики, соломкой торчавшие из-под панамки, были теперь подобраны аккуратными прядями и сверкали золотистым блеском, в озорных глазах появились и лучезарный свет, и вместе с тем печальная глубина. И вся её фигурка, ранее несколько угловатая, резкая, импульсивная, обрела чарующую плавность движений и привлекательную женственность, а в её былом писклявом голосе появились грудные ноты. И только маленькая ямка на подбородке напоминала о прежней Марийке. Данила смотрел на неё и глупо улыбался.

– Я так давно не видел тебя…

Конечно, они виделись ежедневно, можно сказать, и не расставались – оба работали на заводе, плечом к плечу. Но Мария прочла между слов и поняла это, как слабый отклик на её чувство, как первый и робкий шаг к сближению, и ухватилась за него с жертвенной самоотдачей. Она добилась своего, а дальше – как Бог рассудит. Их судьбы скрестились на самой высокой ноте, на переломе. Жизненная энергия Данилы, взбунтовавшаяся и вышедшая из берегов, неожиданно нашла отводное русло и была спасена…