Елена Доброва - Фамильные ценности и другие рассказы Страница 6

Дима смотрел, как его жена Лида моет посуду. Она ополаскивала тарелки с одной стороны. Потом проводила губкой по тыльной стороне. Снова ополаскивала и ставила их на сушку. В ее движениях помимо привычной ловкости, выработанной годами, чувствовалась уверенность и даже некая властность – казалось, ни одна тарелка не посмеет пойти против хозяйки и занять не свое место на сушке.

Лида поставила последнюю тарелку и взглянула на Диму.

– Еще чай будешь?

Дима сделал последний глоток и протянул жене чашку.

– Нет. Все. Напился.

Лида поставила чашку на полку и села рядом с Димой.

– И что ты скажешь, Лид?

– Скажу – надо ехать. Там есть еще родственники?

– Нет. Мы единственные. Нет ни детей, ни кого.

– Поезжай, Дим. Выясни насчет завещания, и если его нет, пусть напишет, пока еще в здравом уме.

– А как я скажу – пиши завещание?

– Да. Так и скажешь. Пиши, мол, завещание на нас с Лидой. А то все пропадет. И заодно узнаешь, что там ценного. Мы единственные родственники. Ты племянник. Фамильные ценности должны оставаться в семье. Короче, Дима. Когда ты поедешь?

– Не знаю. Надо на работе договориться.

– Чего там договариваться! Скажешь: у меня единственная тетка, сестра матери, при смерти. Надо в Москву ехать. Вот и все. Кто это, интересно, тебя не отпустит?

– А если она не умрет?

– Не умрет – хорошо. Ты, главное, завещание обеспечь. И возвращайся. Все равно потом ехать придется – ведь когда-нибудь она все же отдаст Богу душу.

Тетка жила в старом доме, в одном из переулков Замоскворечья. Из восьми комнат большой коммунальной квартиры только три были заняты – одна Диминой теткой, вторая – маленькой, сухонькой и еще довольно бодрой старушкой. Обитательница третьей комнаты последнее время проживала у дочери, которой легче было поселить старую мать у себя, чем ездить к ней ежедневно через весь город. Остальные комнаты пустовали Диме открыла соседкина родственница.

– Ой, как хорошо, что вы приехали. А то она все одна да одна. Я как прихожу, помогаю ей, конечно. Но мне, сами понимаете, и за своей-то тетей некогда ухаживать. А к вашей все время надо доктора вызывать. Она плоховата стала. Руки не хотите помыть с дороги?

Дима сполоснул руки, вытер их кое-как вафельным полотенцем, сделал глубокий вдох-выдох, открыл дверь и шагнул в комнату, где лежала его тетка.

Лида встретила его горячим обедом. В квартире пахло свежими щами и недавно пожаренными котлетами с чесноком.

– Ну, рассказывай. Че там было-то?

– Лид, даже не знаю, как сказать. Нечего рассказывать.

– Ну, завещание-то написала?

– Не, не написала.

– Почему это, интересно? Ты же у нее единственный племянник. Кому она все добро свое хочет оставить? Стране?

– Да Лид, не кипятись. Не говорил я с ней на эту тему.

– Как это? А чего ж ты там делал два дня?

– Да я с ней сидел. Продуктов купил, картошки. Молока там всякого разного.

– Какой картошки! Она что, варить ее себе будет? Она же не встает!

– Соседкина родственница ей помогает. Она там каждый день бывает, ну и к тете Любе заходит. Она обещала варить ей картошку.

– Конечно, она ей картошечку сварит. А та ей за это завещаньице отпишет! Дурень ты, Димка. Вроде так соображаешь, а дурень-дурнем.

– Да нет, Лид, эта соседкина родственница очень приличная, ничего такого не будет.

– Ты все знаешь про нее? Почему не будет? Скажет потом, что та ее позвала и все свои ценности ей завещала.

– Ну не мог я ее просить, понимаешь! Вроде лежит человек живой. А я ему про завещание.

– А когда помрет, поздно будет. Завещание живые пишут. И она должна тоже об этом подумать. А то – ишь, божий одуванчик! Не соображает она!

– Лид, ну что ты, в самом деле. Тетя Люба хорошая.

– А я не говорю, что плохая. Я говорю, что она должна тебе все свое добро отписать, пока жива еще. А то все ее жемчуга соседкиной родственнице достанутся.

– Да вроде я там у нее ничего такого не заметил.

– А ты думаешь, они прямо на виду лежат, чтоб их любая медсестра видела? Ясное дело, они где-то спрятаны. Но тебе она должна сказать – где, чтобы они чужим не достались.

– Ох, Лидка, не смог я.

– Не смог – сможешь. Еще съездишь.

– Что ж, я каждый день туда мотаться буду?

– А кто ж наследник-то? Я, что ли? Ты наследник, ты и мотайся. И помотаешься как миленький. Ради наследства-то.

– А они скажут – вот, то годами не ездили, а как бабка помирать собралась, так засуетились.

– Да кто скажет-то? Соседи? Плевала я хотела! Не ихнего ума дело. А хоть бы и так? Бабка здорова была – да, не частили. Оба работаем, с утра до ночи. А как поплохела – чаще ездить стали, помочь надо бабке, вон ты картошки нанес. Продуктов всяких. А как же? Наоборот, все правильно. Так что завтра, Дим, поедешь с утречка. А надо будет – и еще съездишь. И пусть кто слово скажет.

Дней через десять Дима в очередной раз возвращался домой от тетки. Он очень торопился, почти бегом поднялся на третий этаж и никак не мог попасть ключом в замочную скважину. Жена услышала возню и распахнула дверь.

– Дим! Ты что это? Я слышу, кто-то у двери возится. А это ты! Что случилось-то?

– Лид, Лидка! Наша взяла!

– Ну да?! Написала?! Ну, давай, давай, рассказывай!

– Погоди. Воды дай. А то в горле все пересохло, пока бежал.

– Может чаю? Вскипел только что.

– Не. Водички. Во, хорошо!

– Ну, давай уж, не томи.

– Ну, короче, так. Она сама заговорила о завещании. Я, значит, пришел, сижу рядом на стуле, мол, как ты, теть Люба, может чего дать тебе? А она говорит, Дима, ничего мне не нужно. Помру скоро. Я ей – да ладно, теть Люб, что ты говоришь глупость какую…

– Ты про завещание рассказывай. А не про свои разговоры.

– Да ты слушай, не перебивай. Ну вот, значит, а она мне говорит, ты мол, мой единственный племянник, никого родных не осталось. Я все свое имущество тебе оставляю. Вон в том ящике бумажка с адресом нотариуса, где мое завещание лежит. Как умру, поедешь туда со свидетельством о смерти моим, и паспорт свой не забудь. Похороните только меня как следует, гроб красивый пусть будет. Я на это деньги-то давно отложила. Все сделай, как следует, обещаешь? Обещаю, говорю. Ну, вот и хорошо. А после сороковин приедете с Лидой. И все оформите и заберете.

– Так и сказала – с Лидой?

– Да, так и сказала. С Лидой, говорит, приедете и все заберете.

– Ну, надо же! Даже не знаю, чего сказать-то.

– Вот так-то, разбогатеем мы с тобой, Лидок. Машину купим. Да?

– Все купим. И мебель новую. Как у Вальки.

– Мы лучше, чем у Вальки, купим. И шубу тебе.

– Машинку швейную.

– Ну, это вообще мелочь! Надо список составить, что нам надо.

– Слушай, а ведь мы можем нашу квартиру и ее комнату сменять на квартиру в Москве. Может, кто-то захочет разъехаться, улучшить жилищные условия. У нас трехкомнатная да ее комната – вот тебе двушка московская.

– Да кто ж захочет в коммуналке жить.

– Ну, мало ли. Может кто – то разводится. Жене с детьми – нашу квартиру, мужу – комнату. А нам – их двушку. Нас устроит двухкомнатная.

– Еще бы не устроить!

– Ой, Дим, даже не верится

– Ну, погоди, она ж не умерла еще.

– Да. Подождем. Интересно, а где у нее все эти драгоценности? Ты не нашел, где они у нее спрятаны?

– Не, не нашел. Слушай, а почему ты думаешь, что у нее есть драгоценности? Она ведь живет так… средненько. Небогато.

– Да, есть, есть у нее. Я точно знаю. Мне когда-то Зойка, Мишкина жена рассказывала, что она сама видела у нее целый короб всяких жемчугов и бриллиантов.

– С чего бы это тете Любе ей свои жемчуга демонстрировать?

– Да она случайно увидела. Она говорит, стучу, та не отвечает. Зойка подождала да и входит. А тетка сидит на диване, перед ней ящик…

– Прямо ящик?

– Ну, короб такой, большой довольно, а там чего только нет! Клад! Она как вошла, так рот раскрыла и молчит. А тетка ей – ты чего пришла? Почему не стучала? А сама так руками ящик прикрывает. Зойка говорит – я стучала, вы не ответили. А я в магазин иду. Хотела узнать, не нужно ли чего. Ну, бабка вроде помягчела, говорит – хлеба купи белого, творожку. Еще чего-то. Короче, Зойка и ушла. А когда вернулась, принесла все – короба нигде не видать.

– Да-а, прямо детектив. А может, там такие побрякушки были, поддельные… ну как они у вас называются?

– Бижутерия?

– Да, бижутерия.

– Нет, Зойка сказала…

– Она что, специалист? На зуб пробовала?

– Дим, ну подумай сам, откуда у старухи бижутерия? Это я вот, захожу в магазин. Смотрю – бусы под жемчуг, двести рублей. Или там, стекляшки, как алмазы. А она уже сколько лет никуда не ходит, ничего, кроме халата байкового, не носит. И потом, с чего бы ей прятать их незнамо куда? Была бы бижутерия, она бы ее не прятала. Я думаю, Дим, это все старинное, может еще дореволюционное. Она его всю жизнь где-то скрывала, чтобы не изъяли.

– Ну, может ты и права. А когда ж это было?

– Когда Зойка с Мишкой еще там жили, до переезда. Им квартиру-то когда дали? Года три назад? Вот, значит, примерно так.