Алексей Понтус - Пересекая параллели Страница 6

– Я опоздал. Пробки, сам знаешь. Мне жаль.

Он оторвался от бумаг, выпрямил спину и посмотрел мне прямо в глаза.

– Пробки? Ты меня за идиота держишь? Или ты сам идиот? Ты работаешь тут не первый год и во всём обвиняешь пробки? Даже те, кто здесь первые месяцы работают, придумывают лучшее оправдание. Неужели ты до сих пор не научился выезжать, как следует, чтобы эти самые «пробки» не способствовали твоему опозданию.

– Тогда давай обмолвимся, что я проспал. Я вчера допоздна был тут, хотя ты и сам это знаешь.

– Знаю. Но ты был здесь во внерабочее время. Им ты можешь распоряжаться как угодно, но в рабочие часы уж постарайся быть здесь.

– Хорошо, шеф, я понял. Если ты меня хочешь дальше отчитывать как школьницу, я лучше пойду. Мне вроде как работать надо.

Не знаю почему, но иногда я с ним общался, будто мы дружим уже много лет. Возможно, я иногда и вправду так считал.

– Где твоя работа? Покажи мне! То, что ты просматриваешь разные фотографии по сотне раз? Или что-то там, чёрт тебя подери, рисуешь?

Последнюю фразу он сказал громко, на самом деле громко. Потом замер на несколько секунд, смотря прямо на меня, а после снова принялся писать.

– Слушай, Ник, я понимаю, что у тебя сейчас всё не очень, и знаю, что ты пытаешься всё исправить. И ладно я, я готов дать тебе сколько угодно времени. Но начальству срочно нужны результаты, и нужны прямо сейчас.

Мне надоела эта бессмысленная беседа, все реплики которой я уже заучил наизусть.

– Дмитрий, при всём уважении, не мне тебе рассказывать, что мы тут не пирожки печём. Мне просто нужно время. Ещё немного времени. Так и передай начальству. Я кое-что нащупал.

Ничего я не нащупал.

– Может, ты наконец яйца у себя нащупаешь? Твою мать, что с тобой стало? Посмотри на себя! Когда-то я ждал только повода, чтобы упомянуть о тебе. Теперь же моё новое хобби это придумывать тебе оправдания и увиливать от вопросов. Пошел прочь. Ник, вечно это продолжаться не может. Иди.

Я и сам это знал. Всё пошло к чёрту уже давно, и я сам не понимаю, как Дмитрий мог тянуть меня так долго. И если раньше я мог сказать ему хотя бы спасибо, теперь мне приходится вести себя как дерзкий ученик в разговоре с учителем, дабы показать свою псевдовзрослость. Не о такой взрослости я мечтал. И, вправду, что со мной стало.

Перед выходом я хотел сказать нечто вызывающее, но вовремя сдержал себя. Всё же иногда я мог себя контролировать. К тому же, задерживаться в этом кабинете мне не хотелось. Знаете, при всей моей грубости, я все же очень доверял шефу и знал, что наступит время, и между нами все образумится. Звучит как исповедь бывших любовников. Особенно забавно, что в нашем «любовном» треугольнике был третий, который о нас абсолютно не знал. Да и мы тоже, чего уж там. Ладно, как-то это слишком ненормально звучит.

Захлопнув дверь, я закурил. Сразу же возле меня оказался Макс. Я не стал ждать его стандартного вопроса и сразу же сказал:

– Я в бар, ты со мной?

Обычно в таких случаях он любил мне почитать нотации, но после в любом случае соглашался. Сейчас же он несколько секунд посмотрел мне в глаза, после громко выдохнул, захватил куртку и пошёл за мной следом. Через пару минут мы уже ехали на моей машине. Интересный факт: пробок в сторону бара практически никогда не было, в отличие от дороги в направлении участка.

Почти весь, хоть и недолгий, путь, мы ехали молча. Через некоторое время мой уважаемый коллега, который, казалось, иногда надевает маску шефа, решил, дабы не терять марку, слегка образумить меня. Как они ещё не поняли.

– Слушай, Ник, я знаю, мы с тобой не самые благочестивые люди, и место на Елисейских полях мы вряд ли заслужили, но какого чёрта с тобой происходит? В последнее время ты переходишь все границы, я сам тебя не узнаю. То, что раньше начиналось как развлечение без всякого умысла, сейчас напоминает какой-то сраный беспредел. Твою мать, может, пора завязать? Я знаю, ты сможешь. Мы сможем.

Последние слова прозвучали таким жалобным голосом, что меня чуть не вырвало. Снова же, я не хотел отвечать, так как знал все последующие реплики, потому просто попробовал сделать безразличный тон и сказал:

– Позже обсудим.

Кажется, голос слегка дрогнул. Дьявол. Не всегда так просто держать маску бессердечного типа. Хотя иногда я начинал думать, точно ли это просто маска. В любом случае, Макс это заметил, очевидно, сделал для себя выводы о какой-то внутренней победе, посмотрел на меня ещё пару секунд, после отвернулся и молча старался делать вид, что приметил нечто интересное за окном. Такая немая сцена длилась до самого конечного пункта назначения.

Макс был прекрасным парнем. Почему-то у него было три любимые рубашки, которые он менял каждый день по очереди. Как шутка, иногда можно было отсчитывать дни по его рубашкам, система работала как часы. Объяснял он это упорядоченностью и удобством, плюс ко всему рубашки не требовалось часто стирать. В детстве он воспитывался на военных фильмах, где, казалось бы, рассказывается об ужасах смерти и бойни, он же воспринял это как повод для доблести и геройства. Надо сказать, вся эта наивная подростковая романтика осталась в нем и сейчас, только решил он в один момент стать почему-то копом. Знаете, многие из нас в детстве хотели стать солдатами, уйти в полицию, только, мать его, с первыми лобковыми волосами обычно вся эта чертовщина перерастает в нечто более практичное, или даже не практичное, а переосмысленное. Макс же, несмотря на очевидную половозрелость, остался себе верен до конца, и сейчас мы имеем парня, которому уже чуть больше сорока, а, по сути, ребёнка-переростка, который всё так же считает полицию местом для храбрецов и потенциальных героев. В этом стоит отдать ему должное. И, может быть, оно всё так и было бы, если бы в определённый момент что-то не сломалось. Так часто бывает. Вроде бы всё идет как надо, но вдруг что-то ломается. И, кроме как внезапной поломкой, по-другому объяснить это не получается.

Обычно у всех потенциальных защитников чести и справедливости так и бывает. Все объясняется случайной поломкой. Ты живёшь в надеждах, раздумываешь стать музыкантом, футболистом, может, даже банкиром, в конце концов, наверное, стараешься идти к этому, что-то понять, но вдруг «бах!», что-то начинает идти не так, детали механизма заработали не как раньше, ритм стал не тот, да и появился какой-то еле слышный скрежет, который постепенно становится всё громче и громче. И ты понимаешь, что всё стало как-то по-другому. Что ритм, хоть и другой и не такой выразительный, довольно-таки постоянный и уверенный. Да и к скрежету, при всей своей диковинке и очевидных неполадках, можно привыкнуть. Обычно наиболее тупые из нас начинают объяснять всё это таким практичным словом, как взросление, когда, мол, приходит опыт и нам необходимо что-то ритмичное, что-то, якобы, осмысленное, когда предыдущие мечты становятся синонимом слову «детские фантазии». И ты пытаешься что-то кому-то доказать, убедить, но скрежет внутри них, который в разы громче твоего, не позволяет услышать тебя. Самое интересное, что те, кто догадается хотя бы попробовать починить детали, смазать шестерёнки, часто добиваются успеха. Но вы даже представить себе не можете, какому малому количеству людей приходит это в голову.

Про себя могу сказать, что у меня тоже произошла поломка, но в немного другом смысле. В детстве я был ребёнком с довольно банальной ролью неуверенного юнца с большой тягой к знаниям. В старшей школе так случилось, что круг моего общения слегка поменялся, а точнее попросту появился, и, соответственно, моё времяпрепровождение тоже изменилось, и далеко не в лучшую сторону. А когда в один момент стало ясно, что всё зашло слишком уж далеко, было уже поздно, в колледж я не попал, и как-то постепенно пришла мысль, что полицейская академия не такой уж и плохой вариант. Благодаря какой-то давно приобретенной разумности у меня стало что-то получаться. Я не знаю, что было бы, если бы я не дал своей жизни возможность пойти под откос. Но в какой-то момент меня проела ржавчина, вирус, если хотите, называемый современным миром. И при всём желании не заразиться им, в попытках спрятаться и оградиться, вирус оказался настолько сильным, что в итоге просто сломал меня. Безвозвратно.

И вот встретились мы, сошлись на жизненном пути, один исправный, но со слегка неправильно настроенным механизмом, и я, испорченный ржавчиной настолько, что предыдущая настройка уже и не распознается. В кино такие дуэты принято называть «хороший-плохой полицейский». Наш бы я назвал «хороший-никакой полицейский». Не хочу объяснять, почему.

Как только мы зашли в бар и я уже был почти возле стойки, мысленно смакуя следующие несколько глотков, тут же раздался пронзительный звонок. По ощущениям он был как громкий будильник после трёхчасового сна. Вздрогнув и поспешно сняв трубку, даже не глянув на его отправителя, я сразу услышал голос шефа, который без лишних формальностей сказал холодным, безэмоциональным голосом: