Максим Сумароков - Продавец перемен Страница 7

– Интересная метафора, Джеймс. Ты хочешь сказать, что мы сами себе создаем проблемы, стараясь упростить отношение к жизни? – спросил Макс.

– Я хочу сказать, что происходит это подсознательно, и чтобы выявить это отношение к жизни, как раз и нужны кризисы и проблемы. Как в медицине: чтобы обнаружить спрятавшуюся хроническую болезнь, врачи устраивают пациенту провокацию. Болезнь переходит в острую стадию, и можно видеть ее симптомы. И затем, по симптоматике и анализам, назначить эффективное лечение.

Раз вам понравилось, я продолжу метафору с ключами. Стандартная связка ключей, предназначенная для открывания бытовых дверей жизни, хранится внутри нашего сознания и называется «социально-экономическая парадигма».

Поскольку этот научный термин звучит не часто, то стоит начать с определения. Сам термин «парадигма» впервые ввел американский философ и историк науки Томас Кун в 1962 году. Итак, парадигма – это набор статичных мировоззренческих формул, модель целостного, свободного от противоречий видения мира. Парадигма – это не просто свод правил, это, скорее, целостное мироощущение, существующее вместе со всеми успехами, достигнутыми благодаря ему, а также со всеми проблемами и противоречиями, возникшими в результате его влияния.

Для обычного человека парадигма – это устойчивая форма мышления, совокупность убеждений и ценностей, а также набор стандартных правил, позволяющий решать текущие бытовые проблемы. Можно сказать, что это картина мира, состоящая из набора контекстов и которую соблюдает человек. Наше мышление – некая матрица, сумма теоретических и практических знаний, общность подходов и принципов жизни.

Бизнесменам это можно объяснить по-другому. Парадигма – это некий универсальный бизнес-план, набор проверенных временем схем и решений, позволяющих эффективно развивать бизнес. Причем он впитывается в сознание не столько во время получения степени магистра делового администрирования (MBA), сколько из знакомства с «историями успеха». О них я обещал вам рассказать, но обратимся к ним чуть позже. Наша картина мира, контекст, наша парадигма мышления, так же как язык или культура, усваиваются автоматически.

Например: здоровый человек вообще не замечает атмосферного давления, хотя на него и давит воздушный столб весом около шестнадцати тонн. Но попробуйте нырнуть в воду хотя бы на пару метров, и у вас тут же затрещит в ушах. Почему? Потому что на вас, кроме воздуха, будут давить еще и два метра воды. Точно так же наличие определенного стиля мышления не ощущается до тех пор, пока не наступает кризис или пока мы не столкнемся с носителем другого контекста.

Столкновение с другим восприятием – это переживание не из приятных. В момент соприкосновения с чуждым обычный человек переживает те же ощущения, что и при резком погружении в другую культуру. Такой своеобразный культурный шок. Соприкосновение с другим мышлением может вызвать протест, брезгливость и неприятие вплоть до отвращения. Человек чувствует: это действительно нечто чужое, оно отвратительно, и оно пугает.

– Приведи, пожалуйста конкретный пример, Джеймс, – попросил Макс.

– Хорошо. Например, попробуйте накормить свининой правоверного мусульманина. Или намекните православной христианке, что не будете возражать, если она станет вашей четвертой женой. А потом предложите иудею поработать в субботу. И вы сразу же все поймете, причем это дойдет до вас в очень неприятной, если не сказать опасной, форме. Какую реакцию вы получите в результате?

– Даже боюсь представить, – пробормотала Лиз.

– Я подскажу, принцесса. Гнев, неприятие, отвращение и брезгливость. Это и есть культурный шок в чистом виде, и он может сопровождаться самыми острыми реакциями. Ведь пищевые запреты и семейные предписания – это важнейшие элементы любой культуры, поэтому не пытайтесь проверить это на практике. Это вредно для здоровья и опасно для жизни. Вот почему, сталкиваясь с чужой культурой или чужим стилем мышления, другой парадигмой или другим контекстом, многие ощущают прямо-таки физическое отвращение.

– Как это все сложно, мистер Сайзерленд, – сказала девушка.

– Знаешь, Лиза, я отвечу тебе поговоркой старинного русского полководца по фамилии Суворов, который дошел со своим войском до Альп. Так вот, он говорил: «Тяжело в учении, легко в бою». Это значит, что, приступая к переменам, принимая их, ты обязательно сменишь свое не самое эффективное мышление на другое – которое приведет тебя к успеху и намеченной цели. Я понятно объясняю, друзья мои?

– Сложно, но понятно, – ответил Макс.

– Я согласна с Максом. Сложно, конечно, и слишком глубоко для меня, но все-таки я понимаю, о чем ты говоришь, Джеймс, – сказала Лиз.

– Хорошо, подведем промежуточный итог. Мышление не аморфно, оно меньше всего напоминает жидкость, которая покорно принимает форму любого сосуда. И уж если говорить о жидкостях, то наш разум больше похож на цементный раствор: вначале он жидкий, но после того, как застынет, становится очень прочным. В детстве и юности человек усваивает определенную картину мира, вырабатывает определенный контекст, и это затвердевает и обычно служит человеку до самой смерти. Кстати, после застывания цемент, как и восприятие мира, почти не гнется – только ломается. Сталкиваясь друг с другом на жизненных дорогах, носители различного мышления могут причинить себе такие же повреждения, как два автомобиля, не сумевшие разъехаться на узком шоссе. Наше мышление – как железнодорожное полотно, по которому движется поезд нашего сознания. Именно оно определяет станцию назначения, на которую мы прибудем, вне зависимости от того, насколько наш состав нагружен навыками, знаниями и опытом.

– Джеймс, скажи, а это для всех обязательно?

– Что именно?

– Ну, менять стиль мышления, пересматривать сложившуюся у себя картину мира.

– Макс, а тебя все устраивает в твоей жизни?

– Ну, в принципе да…

– В принципе… А если честно, Макс, есть в твоей жизни что-то, чего ты не можешь никак достичь? Ты подходил к этой проблеме и так, и эдак, но проблема не решается?

– Макс, скажи ему, у тебя есть уникальная возможность поработать с самим мастером! – с энтузиазмом включилась Лиза.

– Ты готов поработать над проблемой с моей поддержкой, Макс? – спросил Джеймс.

– Да, мистер Сайзерленд, давайте попробуем.

Урок коучинга

– Начинай, – улыбнулся Джеймс.

– Ну, хорошо… Мне уже тридцать восемь лет, мистер Сайзерленд. У меня до сих пор нет своего дома, в котором были бы слышны детские голоса, и по-прежнему, когда я просыпаюсь, рядом со мной никого нет.

– Что это означает, Макс? – задал вопрос продавец перемен.

– Я хочу семью, любящую жену, детей. Да, я сентиментален и старомоден.

– Макс, тебе необязательно стесняться своих желаний, – улыбнулся старик, – и что тебя останавливает в достижении этих целей?

– Я не знаю, Джеймс.

– Макс, а ты хочешь жену, детей?

– Да, я же только что это сказал, – удивился молодой человек.

– Реально хочешь или это из разряда «не плохо было бы? Понятен мой вопрос?

– Ты спрашиваешь, как сильно я этого хочу? Так?

– Да, Макс, именно.

– Я очень этого хочу.

– Хорошо, Макс. Если ты реально хочешь прорыва в этой сфере жизни, давай исходить из того, что ты не ребенок. Только ребенок до семи лет может чего-то не знать. А дальше человек уже практически сформирован. Я говорю не о знаниях географии, истории, математики или любого другого школьного предмета, а говорю о картине мира и способности анализировать свои поступки, задавать себе вопросы и отвечать на них. О способности ощущать себя самостоятельной личностью, отдельным индивидуумом, – мягко сказал Джеймс, – хорошо?

– Ладно, – кивнул Макс.

– Тогда я повторю свой вопрос. Что мешает тебе, Макс, иметь сейчас любящую женщину и детей?

– Я не… э-э-э…

– Что, Макс?

– А как ответить?

– Ты хитрец, Макс.

– Ну, я реально не… Черт!

– Макс, в этом моя жизнь и талант. Я помогаю людям задавать себе правильные вопросы и учу отвечать на них. И это ключ к трансформации мышления. Это ключ к смене картины мира, парадигмы. Это ключ к новому контексту, в котором будет присутствовать искомый ранее, но недосягаемый результат. Итак, Макс. Не важно, ошибешься ты, отвечая на этот вопрос, или не ошибешься, будешь произносить откровенную ерунду или нет, будешь ли ты при этом выглядеть, как сейчас, растерянным маленьким мальчиком. Это все не важно. Просто начни отвечать. Не закрывать возможность прорыва привычным «я не знаю», а создавать эту возможность. Напряги мозги, в конце концов. Выдохни и начни говорить, – настойчиво требовал Джеймс.