Маша Трауб - Наша девочка Страница 7

– Это керосин, – объяснила она. – Берешь жука и туда бросаешь.

Мы вышли в огород, где росла картошка. Пошли по ряду с двух сторон. Наталка проворно собирала с листьев жуков и быстро дошла до конца грядки. Я все еще топталась в начале.

– Чего ты возишься? – крикнула она мне.

– Они противные, – честно призналась я, – не могу их в руки взять.

– Вот еще глупости! Собирай, это колорадский жук. А то он всю картошку сожрет. Вот змея – это противно. И лягушка раздавленная – фу, гадость. Жуков‑пожарников я тоже не люблю, они вонючие. А головастиков умеешь ловить? Нет? Я тебя научу.

Пока Наталка рассказывала, она успела собрать всех жуков с моей стороны.

– А что это растет? – спросила я, показав на высокие заросли в дальнем конце огорода.

– Ты что, кукурузу никогда не видела? – удивилась она.

– Не видела. Только на море, вареную, с солью.

– Пойдем!

Наталка бросила банку и радостно побежала к кукурузным посадкам. Я кинулась следом.

Моя новая подружка проворно отогнула листья и сорвала початок. Покрутила в руках и протянула мне.

– Смотри, кукла получилась, – сказала она. И действительно, из листьев получилась юбка, а из волокон – волосы.

– Здорово, – ахнула я.

– Пойдем ногти делать! – объявила моя подружка.

– Это как?

Следующий час мы провели под изгородью, срывая лепестки с цветов и приклеивая их слюной на пальцы.

– Красота! – Наталка, выставив руку, любовалась результатом.

– А у меня лак есть для ногтей. Настоящий, – сказала я. – Давай накрасим?

– Ты с ума сошла? Мама меня убьет! И тебя заодно, – строго сказала Наталка. – Нет, тебя не убьет – ты у нас в гостях, а меня два раза убьет. За меня и за тебя.

Я никак не могла представить себе, как ласковая и добрая тетя Соня убивает свою дочь, причем дважды.

Наталка лежала на траве и разглядывала свои лепестковые ногти. А я смотрела на гору, которая высилась прямо над нами. Казалось, что горы везде – они окружали селение, будто стражи, которые защищают границы деревни.

– Эй, вы там что делаете? – послышался голос из-за забора.

Я так и обомлела. Голос принадлежал Мишке.

– Жуков собираем! – спокойно ответила ему Наталка.

Я же пыталась отклеить прилипший к нёбу язык. Мне хотелось пить, сбежать, оказаться дома, и я даже подумала, что вот-вот хлопнусь в обморок.

– Каринка как? – спросил Мишка.

Я молчала, у меня в груди произошел атомный взрыв.

– Нормально, – откликнулась Наталка, – только опять странная стала. – Она смотрела на меня с тревогой.

– Выходите вечером в казаков‑разбойников играть! – сказал Мишка.

– Если отпустят, – ответила Наталка.

– Слушай, ты совсем странная, – обратилась она ко мне. – Если ты сейчас упадешь, мама нас точно вечером не выпустит.

– Не упаду, – процедила я, наконец справившись с языком.

– Ладно, сиди здесь. Я пойду жуков дособираю.

Наталка убежала, гарцуя и подпрыгивая, как молодая лошадка. Она вообще ходить спокойно не умела, все время бегала. А если стояла на месте, то обязательно подскакивала и дрыгала ногами. Даже за столом умудрялась двигаться – елозила, болтала ногой, раскачивалась на стуле. Меня же все детство учили ходить спокойно, не подскакивать, не шаркать, не раскачиваться, не мотать головой и ногами, не размахивать руками и желательно все делать тихо. Не громыхать тарелками на кухне, не расплескивать воду, не ронять предметы, не двигать стулья по полу, а передвигать их аккуратно. Было еще много всяких «не» – не кашлять, не прикрыв ладонью рот, не смеяться слишком громко, не вытирать рот, нос и все остальное рукой – только салфеткой, не чесаться. Иногда мне казалось, что даже дышать нужно тихо и редко. Поэтому на Наталку я смотрела с восхищением и завистью – она вытиралась как хотела, чесалась, грохотала, бегала, роняла чашки. Она была другой, и тетя Соня тоже.

В городе нужно было быть тихой, а здесь можно было стать громкой. В городе все дети в квартирах были обречены на тихие занятия: «Не стучи мячом, соседи будут жаловаться, не плещись в ванной, а то соседи решат, что мы их затопим, и придут ругаться. Лучше порисуй, возьми вышивку, почитай. Нет, телевизор громко включать нельзя, проигрыватель с пластинками – сделай потише звук. Что ты топочешь как слон? Соседка снизу опять будет жаловаться». Моя мама, когда заходила в квартиру, снимала туфли на каблуках и ходила на цыпочках, потому что соседка снизу кричала, что мы «стучим ей по голове».

Разрешенным шумом считалось только пианино – сын соседки сверху учился в музыкальной школе и нещадно терзал инструмент. Но соседи не возмущались – искусство все-таки.

Опять же, я и представить себе не могла, что сяду за стол завтракать, прежде чем почищу зубы, умоюсь и переоденусь в домашнее платье. Сейчас был уже полдень, а про зубы мне никто даже не напомнил.

Я не знала, как мне быть. Боялась спросить тетю Соню, от которой в прямом смысле слова теперь зависела моя жизнь, как до этого она зависела от тети Зины. Я боялась спросить Наталку, потому что очень хотела ей понравиться. Вот тетю Тамару я бы могла спросить про утренние умывания, но ее не было, и где ее искать, я не знала. Я сидела на земле, боясь пошевелиться и выдать шумом свое присутствие, и думала о том, что у меня сегодня будет первое настоящее свидание с мальчиком. Такое свидание, о которых я читала в книжках. Мы будем идти рядом, не смотреть друг на друга, а земля будет уходить из-под моих ног. Настоящее свидание с рыцарем, который меня спас, донес на руках до дома и теперь волнуется, спрашивает, как я себя чувствую.

Только почему он меня назвал Кариной? Может, он приглашал другую девочку, не меня? Но ведь тетя Соня тоже называла меня Кариной. Значит, меня, точно меня. Надо будет сказать Мишке, что меня зовут Катерина, Катя. Или не говорить? Пусть зовет как хочет. Лишь бы меня. Но почему Наталка к нему так равнодушна и разговаривает с ним по-свойски, как давний друг? Неужели он ей совсем не нравится? Я попыталась вспомнить, как выглядит Мишка, но не могла, как ни старалась – закрывала глаза, пыталась восстановить в памяти черты его лица. Бесполезно. Руки его помнила, лицо – нет. В какой-то момент я даже испугалась – а вдруг он некрасивый? Вдруг он мне только показался красивым? А на самом деле у него уши торчат лопухами или ноги кривые. Нет, он не мог не быть красавцем. Ведь он нес меня на руках! И был главным в компании. Значит, самым лучшим на свете. А что такое казаки-разбойники? Что за игра? Надо спросить у Наталки. Только будет ли тогда это считаться свиданием, если соберется целая компания? Нет, значит, не свидание. Мне стало плохо, в груди опять случился взрыв, и я решила лечь, чтобы разноцветные мухи, которые летали перед глазами, прекратили уже мельтешить. Судя по всему, я опять потеряла сознание. Очнулась оттого, что вдруг стало холодно и мокро. Надо мной стояла тетя Тамара с ковшом в руках. Рядом прыгала Наталка, а тетя Соня держала наготове еще один ковшик. Я закрыла глаза, чтобы насладиться страданиями без свидетелей, но слышала все, что они говорят.

– Наталка, что вы делали? – спрашивала обеспокоенно тетя Соня.

– Ничего. Здесь сидели, ногти клеили. Я Каринке кукурузу показывала – она никогда кукурузу не видела. Потом я пошла жуков собирать. Каринка жуков боится, – перечисляла моя подружка. – А что такое? Что я не так сделала?

– Зачем ты ее одну оставила? Мы же тебя предупреждали – нельзя Карину одну оставлять, – говорила тетя Соня.

– Или жуки, или она. Я что, разорваться должна? – огрызнулась Наталка.

– Как ты со мной разговариваешь? Никто не говорит, что разорваться. Ты же понимаешь, что ей тяжело. Ничего не видела, не знает. Вчера плохо было, сегодня опять вот. Что я ее матери скажу? Что мы недосмотрели?

– Ну я же не знала, что она опять отключится! – воскликнула Наталка. – Что ей, и ногти нельзя делать?

– Все, иди за братом присмотри. И полы помой в доме.

– За что? – ахнула Наталка.

– Иди, я сказала!

Наталка убежала, а тетя Соня обратилась к тете Тамаре.

– Что мне с ней делать? Так жалко девочку. Ты сказала, чтобы я ее как Наталку воспитывала. Она сама попросилась жуков собирать. Надо было ее в постели держать?

– Акклиматизация, – ответила тетя Тамара и потрогала мой лоб.

– Тетя Тамара, – я сделала над собой усилие и открыла глаза, – я зубы сегодня не чистила. И не умывалась. Что мне делать? Я даже позавтракала до этого. Это можно? Меня не будут ругать?

– Что? Какие зубы? Я не понимаю, – тетя Соня положила мне на лоб мокрое полотенце.

– Соня, у нее стресс, – тихо говорила тетя Тамара, подставляя мне кружку с отваром. – Она не знает, как себя вести, и очень боится. Она хочет вам понравиться, но не знает, какие здесь порядки. Вот она не умылась и зубы не почистила, а вы ее за стол усадили и жуков отправили собирать. А она переживает – можно ей или нельзя. Понимаешь?