Алёна Аворус - Взахлёб. Невыдуманные истории Страница 7

Кот сразу показал, кто в доме хозяин. Как царапнул раз по носу, Карус его сразу признал за главного. Потом они мирно уживались, даже спали рядом. Но к миске своей Тимка его не подпускал, а у Каруса таскал всё, что понравится.

Столько в Карусе было силы и энергии! Он носился, как вихрь. Особенно в лесу за белками. Загонит на дерево, встанет в стойку и лает, зовёт хозяина:

– Нашёл добычу!

Зимой папа научил Каруса таскать лыжника. Но только у папы получалось прокатиться. Мама не могла удержаться на лыжах, так мощно Карус тащил. А нас с Мариной он катал на санках, совсем как настоящая ездовая собака.

Такой Карус был весёлый и ласковый, что даже мама к нему привязалась. Папа вообще был счастлив. Все выходные они пропадали с Карусом в лесу, тренировались охотиться на дичь.

Как-то в конце мая их из леса всё нет и нет. Мы волноваться начали, и не зря. Уже поздно вечером пришёл папа с поводком – один, без Каруса.

Папа тренировал его на рябчиков. Сидел в кустах и манком пищал. Карус папу находил, облаивал и делал стойку. Только Карус папу выследит, как папа снова перепрячется. Вот он спрятался, манком свистит, а Каруса всё нет.

Вдруг папа услышал, что Карус лает. Не как на добычу, а яростно так. Папа побежал быстрее на лай:

– Может, Карус подрался с чьей-то собакой?

Прибежал – никого нет. Только следы на песке, как будто собаку тащили, а она упиралась. Много дней потом папа ходил в лес. Звал, искал, но всё было напрасно. Папа и на Птичий рынок каждую неделю ездил:

– Если украли, может быть там будут продавать?

Летом, когда нас с бабушкой уже отвезли на дачу, ехали папа с мамой в электричке. Вышли в тамбур проветриться, очень душно было в вагоне. Стояли у платформы неизвестной, около открытых дверей. А сразу за станцией уже были видны дома дачного посёлка. Мама посмотрела на участки и сказала:

– Надо же, какой-то идиот сеттера на цепь посадил!

Папа выглянул из вагона:

– Да это же Карус!

Карус услышал своё имя, со всех своих сил рванулся. Вырвал цепь и через забор махнул. Двери закрылись, электричка поехала. А Карус за вагоном понёсся с лаем.

Папа с мамой метались – не знали, что делать. Рванули стоп-кран, побежали к машинисту. А тот отказался двери открывать:

– Сойдёте на следующей станции, не могу сейчас открыть!

И дальше поехал. Карус бежал, бежал за электричкой. Потом пропал. Папа с мамой вышли на остановке, по путям прошли пешком обратно. До той станции вернулись, Каруса не видели.

Пришли к дому, где он на цепи сидел. Вышел мужик какой-то. Папа к нему бросился:

– Это наш пёс, его у нас украли!

– Ничего не знаю, я его на Птичьем рынке купил!

А у самого глаза бегают. Ещё несколько раз родители приезжали на эту станцию, искали, звали, к мужику заходили. Только никто из нас Каруса так больше и не видел.

Сколько ночей я провела, рыдая. Представляла, как Карус, из последних сил, бежит за электричкой. И падает на путях, как загнанная лошадь…

Даже сейчас, как вспомню, слёзы на глаза так и наворачиваются…

Море

После пятого класса я уже не была отличницей: то четверка по русскому, то «удовлетворительно» за поведение.

И вдруг осенью седьмого класса нам объявили:

– Школе выданы пять путёвок в Артек на лето, но поедут только самые лучшие ученики с примерным поведением.

Перспектива поехать в пионерский лагерь меня не очень-то привлекала, но море, море! Я никогда не была на море.

Это был единственный год, когда у меня выходили пятёрки по всем предметам. Я думала, что путёвка уже моя. Но своей вспыльчивостью я погубила всё дело…

Весной мы увлеченно играли в индейцев. Бегали по лесам и строили шалаши. Конечно же, у нас были «вражеские племена». Игра продолжалась и в школе. «Сиу» и «делавары» обменивались на уроках грозными записками и не упускали случая подразнить друг друга.

Все, как могли, мастерили себе «индейские» детали к одежде. Я скрепила два кожаных ремешка от часов, нашила на них разноцветные деревянные бусинки продолговатой формы, а сзади приделала резинку. Получилось очень похоже на настоящую налобную повязку, которую носили индианки в фильмах. На переменах я надевала свою повязку и гордо дефилировала мимо «племени сиу».

Однажды самый вредный из наших врагов сорвал мою повязку и закричал:

– Индианка без повязки, это индейка, а индейка курица!

Я гонялась за ним по коридору, а он размахивал моей повязкой и кричал:

– Без повязки курица!

Почти правая рука вождя нашего племени, я такого стерпеть не могла. И в результате, отчаянно дерясь, мы чуть было не сбили с ног директрису. О примерном поведении и путёвке в Артек можно было забыть….

Печаль моя не поддавалась описанию – я даже забросила играть в индейцев. То ли так совпало, то ли родители видели, как я расстроена, но они объявили:

– Этим летом мы едем на море!

Мы поехали не по путёвке, а «дикарями» – подальше от переполненных пляжей. Родители достали через знакомых адрес хозяина квартиры в Абхазии, к нему мы и поехали.

Вернее, полетели. Когда мы вышли из самолёта в аэропорту Сухуми, мне показалось, что мы оказались в парилке. Дышать было нечем, вместо воздуха вокруг был какой-то удушливый пар. Я чувствовала себя рыбой, выброшенной на берег. Казалось, ещё немного, и легкие мои разорвутся. К своему ужасу, я задыхалась, хватала ртом воздух и не могла надышаться. Почему-то нос вдыхать этот воздух отказывался. Ноги стали ватными, а в глазах начало темнеть…

И вдруг, как по мановению волшебной палочки, мой нос ожил. Я начала дышать, как ни в чём не бывало. Вся эта страшная адаптация заняла несколько минут, родители даже ничего заметить не успели…

Вся наша жизнь на юге зависела от моря: можно купаться или нет.

Пляж был галечный, а море такое прозрачное. Никогда я не видела такой прозрачной воды. В Волге вода всегда желтоватая, когда цветёт, то и вовсе зелёная, а здесь всё дно было видно как на ладони. Я опускала лицо в воду и разглядывала разноцветные камешки. Свет солнца причудливым образом преломлялся сквозь воду, и на дне трепетали и переливались сказочные узоры…

На море я научилась по-настоящему плавать. Раньше я умела плавать только «по-собачьи», перебирая в воде руками и ногами одновременно. Так продержаться на воде можно недолго, силы кончаются. А в солёной воде плыть легко: как будто тебя поддерживают снизу теплые, мягкие руки… Можно плыть, плыть и плыть, и кажется, что это ничуть не сложнее, чем идти…

Я почти превратилась в русалку. Пока родители загорали, я качалась на теплых волнах и ныряла в прозрачной глубине. Вытащить меня из воды было практически невозможно. Мне было не понятно, как можно валяться на камнях, когда есть море?

Однажды ночью пошёл дождь. После этого несколько дней море было грязное, купаться было невозможно. Мы ездили по окрестностям, гуляли в лесу.

И только море расчистилось, как начался шторм. Шторм растянулся не на один день, море бушевало, даже загорать было негде: волны заливали весь пляж.

Впервые я ощутила, что такое стихия: прибой сметал всё на своем пути. Море ревело, как дикий зверь. Поднимающиеся стены воды вызывали у меня какой-то древний, животный ужас. Я с благоговейным трепетом наблюдала за местными парнями, которые умудрялись носиться в этих волнах на каких-то досках и кусках фанеры.

Меня же хватало только на то, чтобы бегать по краю пляжа, в густой пене от набегающих волн. И даже эти остатки волн умудрялись бить по ногам камнями и тянуть за собой в глубину. Страшно было даже представить, что творилось на линии прибоя!

Пока был шторм, мы гуляли по Сухуми и ездили на экскурсии. Как только мы закончили всю «обязательную» экскурсионную программу, наступил долгожданный штиль…

Казалось, море специально разыгралось, чтобы мы вылезли наконец-то из воды и увидели всё самое интересное в окрестностях…

Потом до самого отъезда стояла хорошая погода. Я купалась и плавала, плавала, плавала. И хотя в квартире Гурама была ванная, все равно казалось, что моя кожа навсегда пропахла солью и морем…

И только дома, через несколько недель, запах моря смылся вместе с южным загаром…

Гурам

Около села Эшеры располагался Учхоз, а в нём был небольшой посёлок для работников: несколько частных домов и обычная пятиэтажка, на первом этаже которой были продуктовые и разные другие магазинчики. В этой пятиэтажке у нашего хозяина, Гурама, была трехкомнатная квартира. Мы жили в самой большой комнате с балконом.

Оказалось, что Гурам заядлый рыбак – они с моим папой просто нашли друг друга. Ловили розовых барабулек и страшных морских ершей с ядовитыми колючками, а уж про бычков и говорить нечего…

Было очень непривычно, что на юге обычные дождевые черви – это что-то очень ценное. У Гурама было тайное место за сараем, на берегу, где он копал червей для рыбалки. Было это чаще всего вечером, когда все ещё нежились на пляже в последних лучах заходящего солнца. После обеда с нами к морю ходили и его дочки: близнецы Марина, Манана и младшая Майя. Когда Гурам был в хорошем настроении, он устраивал представление. За мной прибегали девочки: