Андрей Халов - Вероника Страница 7

Вероника зашила «баксы» так старательно, что достать их сейчас – значило бы обнаружить заначку. А она не хотела, чтобы хоть кто-нибудь знал, что у неё есть такая сумма валюты: за такой «кэш» могли бы запросто и убить!

В голове Вероники запоздало пронеслась отчаянная мысль, что, видимо, лучше было бы рассчитаться с администраторшей и не ввязываться в отчаянную и опасную, как теперь стало ясно, авантюру с побегом. Но и сейчас, – зачем соврала, что у неё нет денег, – она сама себе не могла ответить тоже! На что рассчитывала?!

Глаза Гарика так плотоядно сверкнули, что Вероника даже испугалась какого-то своего предчувствия, блеснувшего в сознании как яркая, саблезубая молния, затмившая на мгновение рассудок. Она уже хотела было сказать, что пошутила, но вдруг вспомнила, что Гарик меняет доллары по мизерному государственному курсу, и это её остановило.

Лицо Гарика расплылось в загадочной улыбке. Вероника силилась прочитать в ней его мысли, своё будущее или ещё что-то. Ей почему-то казалось, что должно произойти какое-то чудо, и всё устроится само собой. Всё должно обойтись!

– И что ты предлагаешь милая?! – засмеялся Гарик. – Чтобы я тебе билет на поезд купил?!.. Может быть, тебе ещё сто долларов отдать?!

Вероника ответила молниеносно:

– Ну, хотя бы пересчитай доллары по коммерческому курсу! Тогда мне на всё хватит!

– С какой стати, милая?! – Гарик возмущенно приподнялся на своём водительском сиденье и надвинулся на неё сверху, словно пытаясь въутюжить в пассажирское кресло.

– Ну, ты же всё равно поменяешь их потом… в гостинице по коммерческому курсу! У тебя связи!..

– Это моё! – Гарик всё больше, прямо на глазах, стервенел. – Ты мне эти связи делала?!

Вероника ничего не ответила, отвернулась, осунулась, съёжилась. Ей вдруг стало ясно, что чуда не случится.

Возникла тяжёлая пауза. Гарик уже принял какое-то решение, – Вероника чувствовала это, – но продолжал молчать.

– Меня ещё кавказцы ищут! – добавила зачем-то она.

– Откуда знаешь?! – встрепенулся Гарик, превратившись сразу во взъерошенного воробья.

– На вокзале видела….

– Один такой невысокий, лицо длинное узкое, со шрамом на щеке, лет сорок на вид?!

– Вроде да, я сильно не присматривалась….

– Это Саид, чечен….

Гарик вдруг снял ноги с педалей, поджал колени, крутанулся на сиденье, умудрившись при этом ещё и открыть рукой пассажирскую дверцу, вмиг потушил свет в салоне и стал энергично выпихивать Веронику ногами из своей машины:

– Пошла, пошла отсюда!.. Я тебя не знаю!.. Поймают – не вздумай на меня показать!

Такого Вероника не ожидала. Она чувствовала, как грязные ботинки таксиста больно, с силой, толкают её в бедро, пачкая её новое жёлтое импортное демисезонное полупальто, которое купил ей Бегемот на Новом Арбате, во время их единственной совместной прогулки по Москве. Пальто стоило семь сотен долларов – бешеные деньги!

– Ты что, спятил?! – возмутилась она, обернувшись.

Однако жуткий страх, исказивший лицо Гарика, животным ужасом вдруг передался и ей. Её всю затрясло. В одну секунду Вероника всё поняла и уже не на шутку пожалела, что не рассчиталась вовремя, когда была такая возможность. Если так испугался Гарик, который был как бы ни при чём и только помог ей бежать из «Космоса», как тогда должна была испугаться она?!

Вероника инстинктивно схватилась за приборную доску, вцепилась пальцами в мягкую обшивку кресла, пытаясь удержаться в салоне. Гарик продолжал остервенело, испуганно и энергично выпихивать её, словно ополоумев.

– Я тебя не знаю! – твердил он, прикладывая всё больше усилий, чтобы сорвать девушку с места.

– Гарик! Миленький! – испуганно взмолилась, сама не ожидая такого поворота в своей речи, Вероника. – Спаси меня! Слышишь?!.. Я всё сделаю, что только скажешь! Спаси!!!

Гарик ещё некоторое время долбил её ботинками вбок, но уже что-то соображал, и удары, выталкивающие её из салона, были уже не такими сильными.

Вдруг он остановился, повернулся в нормальное положение, опустив ноги.

– Лезь на заднее сиденье! – приказал он ей отрывисто и сухо.

Вероника тут же выпорхнула из салона и в следующую секунду, не помня себя, очутилась на заднем сиденье машины.

– Прячься вниз, чтобы тебя никто не видел! – скомандовал Гарик.

Вероника нырнула между сиденьями, в проход для ног, и затаилась там, как мышь. «Прощай моё жёлтое пальто за семьсот долларов!» – мелькнуло у неё в голове.

– Всё, говоришь, сделаешь?! – переспросил откуда-то сверху из темноты Гарик.

– Всё! Всё! – подтвердила Вероника, не помня себя от страха.

– Неделю буду тебя драть как сучку! – выдал своё, видимо, давно созревшее решение Гарик.

– Хорошо! – согласилась девушка. – Только вывези меня на родину! Прошу тебя!

Она даже не понимала толком, что там говорит ей этот армянин. Теперь Веронике, главное, было удрать из Москвы! И пусть этот армян говорит сейчас всё, что хочет, лишь бы помог!

– Ладно! Лежи и жди! Я сейчас! – тон голоса Гарика сразу поменялся, стал какой-то стальной, жёсткий, даже жестокий, – так ей показалось. – И только попробуй потом что-нибудь не сделать, что я захочу! На неделю ты – моя!

Вероника лежала внизу, в проходе между креслами, затаившись как мышь, ничего не понимая от страха.

Дверца машины хлопнула. Было слышно, как по асфальту, где-то совсем рядом с её ухом, швыркают по мокрому и грязному талому столичному снегу ботинки Гарика, удаляясь прочь. Вскоре тишину нарушал только гул привокзальной сутолоки.

Глава 4

Вероника спала…. А, может быть, и не спала. Она сама не могла понять, что с ней происходит.

Перед ней плавала «мама»:

– Я называю это посвящением, сучка! И запомни теперь и на всю оставшуюся жизнь своё новое имя, сучка! Теперь ты – Лада!

– Меня зовут Вероника! – пыталась возразить она.

Тогда «мама» сильно дёргала её за поводок. Она тянула его так остервенело, что ошейник сдавливал Веронике артерию на шее, отчего в глазах у неё темнело всё больше.

Она слышала сквозь эту темноту противный голос:

– Меня не волнует, сучка, как тебя звали до того, как ты попала ко мне! Теперь я твоя «мама», и я даю тебе имя! Имя твоё, сучка, теперь, отныне и навсегда – Лада! Запомнила?!.. На всю оставшуюся жизнь ты теперь – Лада! А о том, как тебя звали прежде, можешь забыть!

– Почему на всю оставшуюся?! – удивлялась Вероника. – Я ведь у вас только на время отработки долга.

«Мама» снова дёргала за поводок так, что Вероника чувствовала, что отключается:

– Потому что, сучка Лада, ты его уже никогда не отработаешь!..

Вероника попыталась открыть глаза.

Они не слушались, как будто бы на неё напала непереносимая сонливость от нескольких бессонных ночей, и закрывались. Она постаралась осознать, где находится, и что с ней происходит, но не смогла и снова окуналась в беспамятство.

Через какое-то время она проснулась вновь.

На этот раз веки были более послушны и открылись.

Теперь она увидела, что лежит в постели, но не может пошевелить головой. Даже глазами вращать было тяжело и больно. Краем зрения Вероника видела белый клочок простыни.

Недалеко от неё, за незашторенным окном, по низкому хмурому небу быстро проносились облака. Небо казалось так близко, будто бы до него оставалось каких-нибудь метров десять-двадцать.

Вероника узнала этот номер. Это был номер, который снимал Гладышеву Бегемот, где она провела последние два дня перед побегом из Москвы.

Сначала она решила, что видела кошмарный сон: и про побег, и про всё остальное, что с ней произошло.

В самом деле, быть может, это был всего лишь сон? Временами интересный, временами удручающий, но всё же сон?! Никуда и ни от кого она не убегала, а просто увидела всё это во сне. Ведь и раньше такое случалось, что, проснувшись, она долго не могла понять, было ли то, что с ней только что происходило, сном или явью, и только потом, заметив, что она лежит в постели, начав всё больше просыпаться, понимала, что переживала всё запомнившееся ей в сновидении.

Они, эти сны, часто бывали похожи на реальность, иногда приходили как продолжение жизни, которая с ней происходила, иногда как параллельное настоящей действительности существование, которое уводило её далеко от происходившего с ней на самом деле.

Долгое время многое из того, что она помнила, часто оставалось для неё спорным: сон ли это был или явь.

Она до сих пор не могла дать себе отчёт, например, в том, был ли в её жизни курсант Яковлев, Гриша Охромов, эта страшная история с её дружком Афанасием…. Да и не был ли сном сам Афанасий? А попытка обвенчаться в церкви с Яковлевым.… Что это было?! Сон – не сон?! Сомнения, стоило ей вспомнить что-то из того, без конца одолевали её до сих пор, поскольку события эти, да и многие другие, были такими странными, что просто не укладывались, казалось бы, в канву её жизни и происходили где-то на пограничной территории между сновидением и явью.