Александр Солин - Евангелие от Афея Страница 7

– Великий человек, – в замешательстве ответил Матвей.

– Е-рун-да! – отчеканил Проводник. – На самом деле оба они – великие мясники. И если там, у вас им до сих пор не воздано по заслугам, то здесь они получили сполна! Я уже говорил, что у нас ждет убийц?

– Нет еще, – оробел Матвей.

– Ничто! – грозно провозгласил Проводник.

– Что – ничто? – не понял Матвей.

– Ничто! – потряс посохом Представитель Высшей Справедливости. – Ничто -это значит, что их личности стираются, а их гетакроны складируются в одном из сегментов Зоны. Заметьте, мы не обрекаем убийц на вечные муки, мы их попросту уничтожаем. Совсем. Без следа. Как будто их и не было. Им отказано быть даже космическим мусором. Как видите, ада здесь нет, но есть Справедливость и Возмездие. Так вот, от подобной участи этих двух спасло решение Совета, принятое в отношении каждого из них. Их обязали опубликовать ресурсы – высшая мера для нашего сообщества, ибо нет ничего унизительнее, чем выставить напоказ интимные низости и мерзости личной жизни. Такова судьба всех диктаторов, – удовлетворенно подвел итог Представитель Чистого Разума.

Матвей вдруг вспомнил сцену из детства в исполнении матери и ее подруги. Встретившись на улице, женщины принялись энергично и звучно обмениваться подробностями их молодой, задорной жизни. С какой стати им пришло в голову обсуждать чей-то лоб, сказать трудно, только мать вдруг заявила, что чем шире и выше лоб, тем человек умнее, на что ее подруга возразила, что у Сталина лоб вон какой – и раздвинув большой и указательный пальцы до обидных размеров, втиснула туда лоб вождя – а ума вагон и маленькая тележка. Мать побледнела, огляделась и, понизив голос, нервно забормотала: "Ты что, Мария, совсем рехнулась!? Ты что такое несешь?!" Подруга осеклась, и обе женщины как по команде с вопросительным страхом посмотрели на молчаливо взиравшего на них снизу вверх шестилетнего Матвея: слышал и понял ли он. Не сомневайся, тетя Маша: и слышал, и понял!

– Что ж, поделом, – согласился он. – А что такое Совет?

– Среди людей всегда находятся те, кому небезразлична судьба человечества. При жизни они необязательно бывают правителями, даже наоборот – реже всего правителями, но попав к нам, имеют возможность реализовать свои способности, участвуя в принятии решений, касающихся путей развития человечества. Лучшие из них и составляют Совет.

– Но ведь их от силы сотня, другая. Что же делают остальные?

– Есть подсоветы, экспертные группы, исполнительные структуры и т.д. Вершина пирамиды довольно многочисленна. К тому же постоянно происходит естественная ротация. Кроме того, многие заняты научной работой. Остальные же решительно просят оставить их в покое.

Матвей попытался себе это представить. Получилось – все как у людей.

– Вот вы нахваливаете ваш мир, – понесло теперь уже его, – а выходит, большой разницы нет. Кстати, а что вы делаете с нашими ворами, мошенниками и прочей подобной публикой? Ведь их там у нас как собак нерезаных!

– Мы не приветствуем воровство, но и не порицаем. Мы относимся к нему, как к одному из векторов, определяющих в данный момент направление развития земного общества. Учитывая, что это явление в отдельные периоды может носить массовый характер, мы вынуждены считаться с ним, либо ограничивая, либо поощряя, в зависимости от того эффекта, который мы желаем получить. Воров мы принимаем наравне с другими, ибо нет ни одного человека, который бы не украл хоть раз. Так же и с богатыми: наш рай гораздо демократичнее Царства Небесного, и к нам не надо пролезать сквозь игольное ушко.

Матвей был откровенно разочарован. Конечно, не будь он к себе чересчур снисходительным, он мог бы уличить в детском воровстве и себя самого, но оно не шло ни в какое сравнение с настоящим воровством – таким, что приносит состояния и совершается почти открыто! От таких мыслей у него снова возникли сомнения, туда ли он попал. То, что он слышал от Проводника до сих пор, резко расходилось с его последним откровением. Еще парочка таких виражей, и он вылетит из седла!

– Деньги соединяются с теми, кого они заслуживают, но это еще не повод таким завидовать, – снова угадал его мысли Проводник. – Вижу, вы разочарованы, и я вас понимаю. Пройдет еще немало времени, прежде чем вы поменяете свое мнение. Пока же мой вам совет – посмотрите что-нибудь из вашего детства, ибо в нем больше смысла и радости, чем во всей остальной жизни. Я буду поблизости.

8

Ах, детство – тихая летняя ночь перед рассветом!

Дружелюбное солнце, неведомые, тревожные ароматы, патриархальная жизнь частного сектора, заводная зеленая лягушка, жестяной мотоциклист в черных крагах, целлулоидная утка, купание в оцинкованной ванне, мир за окном маленького домика, запах курятника, хлева и собачей шерсти, протяжное мычание коровы и парное молоко на закате дня, слипшиеся подушечки с повидлом, ходики на стене рядом с портретом кудрявого Пушкина, кораблик в завитушках ветра из книжки сказок, ветер по морю гуляет, тяжелый черный телефон на столе, патефон, протяжные песни про войну, про калину, про дуб с рябиной, про степь, про бродягу и Байкал, про любовь. Кино, самое важное из всех искусств, поезд идет на восток, обреченные герои "Звезды", трофейные фильмы с подстрочником, я поминутно и громко дергаю мать: "А что она сказала?", и голоса со всех сторон: "Уберите пацана, это для взрослых!" Мой детский сад, сопливые носы и мокрые глаза моих друзей и подружек, метелки чубчиков, тонкие косички, тихая девочка в мягкой кофточке, почему-то самая лучшая, болезни и вши одни на всех, длинные чулки и следы от круглых резинок, желтый глазок масла поверх пюре, незабываемый вкус котлет, дрожащая пенка на горячем молоке, отвратительный вкус рыбьего жира, матроска с бескозыркой, танец "Яблочко" вприсядку, береза в кадке в углу зала распускает липкие листья к Первомаю. "Под знаменем Маркса-Энгельса-Ленина, под руководством великого Сталина, вперед…", Ленин – Сталин, Ленин – Сталин, военные марши из репродуктора, блестящие погоны на плечах взрослых; одна на весь город полуторка, за которой бежит ребятня, лошадь на все случаи жизни, запах дегтя, сена, помета, настоящий двухколесный велосипед, лечу, обгоняя ветер; запах хвои и мандаринов, тонкие свечки вместо лампочек, тихий звон и вращение шаров в полумраке, скрип полозьев по укатанной зимней дороге, сладчайшие сны.

Вместо "вчера": "Пап, ты же мне обещал!" Вместо "завтра": "Когда я вырасту большой…" И бесконечное «сегодня».

Портфель, тетради, пенал, чернильница-непроливайка, форма на спинке стула – мое детство кончилось, завтра я иду в первый класс.

Буйный апрель заставил раздеться до рубашки.

Отца переводят с повышением на запад, нам выделена теплушка, и сейчас его друзья помогают грузить туда вещи. Я участвую в общей суматохе. Мне разрешено таскать мелкие вещи, но я стараюсь ухватить то, что потяжелее.

Вот погрузка закончена, на полу теплушки расстилают клеенку, режут хлеб, сало, колбасу и начинаются проводы. Немного растерянные лица, слова от всей души, искренние рукопожатия, женские слезы – сердечное расставание, я это чувствую, но особенно не переживаю: я весь в ожидании путешествия. Все целуются, достается и мне. Вместе с отцом и матерью я поднимаюсь внутрь, вагон трогается, нас везут и цепляют к поезду.

Ночь, день, и мы на месте. Вещи грузят в машину и везут туда, где мы теперь будем жить. Наша новая двухкомнатная квартира – в двухэтажном доме с тремя подъездами, на пересечении двух больших улиц. Ничего такого я раньше не видел и откровенно восхищен. За переездом наблюдают из своих окон соседи, вышел поздороваться будущий сослуживец отца. Возле меня крутятся два пацана моего возраста. Один из них с хитрым видом предлагает мне:

"Скажи – чайник!"

Я доверчиво говорю:

"Чайник"

"Твой отец начальник!" – радостно кричит пацан и отбегает, показывая на меня пальцем.

Это мой будущий друг Вовка Крымчук, с которым я отсижу за одной партой десять лет, а это – дом, двор и город моей грядущей юности.

9

– Простите, вы здесь? – нарушил молчание растроганный Матвей.

– Разумеется, – тут же ответила темнота.

– А можно вас называть по имени-отчеству? Здесь это принято?

– Отчего же, вполне. Разрешите представиться: Петр Филимонович Фишер, русский сектор.

– Петр Филимонович, – начал Матвей и осекся: обратившись к Проводнику по имени, он в некотором роде его признал и тем самым только упрочил его позиции. Так недалеко и до капитуляции!

– Так что вы хотели знать? – спросил Проводник.

"А-а! – махнул Матвей ненастоящей рукой. – Семь бед – один ответ!" – и спросил совсем не то, что хотел: – Почему мы говорим в темноте? Неужели невозможно сопровождать наш разговор какой-нибудь картинкой? Будь моя воля, я бы общался с… с прибывающими на фоне каких-нибудь цветочков!

Вместо ответа передо ним тут же вспыхнуло мужское изображение по пояс. У мужчины были наиприятнейшие черты лица, одет он был в рубашку и пиджак модного фасона.