Андрей Ганеша - Трагедия в стиле свинга Страница 7

Ом дари дуддаридурэвашам гуру сууха – дает силу. Ом дари дуддаридурэшендам гуру сууха – умиротворяет.

Ом дари дуддаридурэбустым гуру сууха – для увеличения.

Ом дари дуддаридурэаюдзанабустым гуру сууха – для удлинения жизни.

Ом дари дуддаридурэагархая хрии сууха – для достижения цели.

Мантры задают необходимый настрой, что ты оказался не в обычном музее, а в живом и волшебном месте. Я брожу по территории, пытаюсь увидеть буддийских послушников, интересно было бы поговорить с ними, понять, что их волнует. Но они погружены в чтение мантр, говорить с обывателями им, пожалуй, неинтересно. Покрутив на счастье молитвенные буддийские барабаны с мантрами, я подхожу к зданию, где находится Итигелов. Это небольшой двухэтажный храм. Тихо и нерешительно вхожу внутрь. На полу храма пара послушников благодарят Будду. Буддийское благодарение внешне напоминает зарядку для суставов спины. Человек на коленях ложится головой вперед и встает. И так три раза. В передней части храма виднеется веревочка, которая спущена со второго этажа. Говорят, что один конец веревки находится в руках Итигелова, который сидит на втором этаже, и что нужно загадать желание и дернуть веревочку. У меня нет каких-то конкретных желаний, я просто хочу изменить свою жизнь в лучшую сторону, хочу научиться радоваться жизни и быть спокойным, как Будда. Дернув за веревочку, я пячусь назад к выходу, потому что не принято поворачиваться к Будде задницей. Ничего особенного я не почувствовал, но был уверен, что теперь моя жизнь как-то изменится. Погуляв по местному рынку, находящемуся также на территории дацана, я купил несколько сувениров с Буддой, а для папы пояс из верблюжьей шерсти для излечения всех болезней, я поехал назад в город. Улица Ленина к вечеру стала наполняться бурятскими десантниками, ведь это было второе августа, когда российские города заполняют люди в тельняшках, когда-то отслужившие в десанте. Кто-то в гостинице меня предупредил, что пьяные буряты очень агрессивны, я все же предпочитаю рискнуть и совершить вечерний променад. Несмотря на одиннадцать вечера, на улице полно народу. На меня производят впечатление бурятские девчонки, у многих красивые азиатские лица и большие европейские глаза. Совершив круг почета по центру, я возвращаюсь в гостиницу.

С утра попробовав массаж с бурятскими травами, я беру такси и отправляюсь в один из местных буддийских храмов. Такси по московским ценам стоит копейки, всего сто рублей, и я уже у храма. Храм находится на возвышенности, и Улан-Удэ как на ладони. В центре храма огромный золотой Будда. Золото, конечно же, не настоящее, но смотрится очень красиво. При храме есть забегаловка, где местные едят позы и запивают пивом. Позы – это обычные, привычные для нас кавказские манты. Местные кушают, выпивают, любуются прекрасными видами. Их медитация очень похожа на русскую попойку. Такси мчит меня обратно в центр. Когда в человеке нет гармонии, то он стремится это восполнить передвижением, мерцающие картинки призваны принести блаженное спокойствие, но не приносят. Хочется поделиться увиденной красотой, перемолвиться словом с близким человеком, но никого рядом нет.

К вечеру мной овладевает похоть. Я заказываю проститутку, почему-то у меня даже и мысли не возникает, что это может быть не бурятка. Я был неприятно удивлен, когда на пороге оказывается обычная русская девка. Я все равно не отказываюсь: не люблю беспричинно обижать людей. Девку зовут Аленой, она умеет складно говорить, при этом минимум на двух языках. «Какая умница», – думаю я. Я привык, что проститутки в провинциальных городах – это обычные непутевые дурочки. Она предлагает мне завтра показать город, но я всегда настороже, особенно с проститутками. Год, который я прожил один в своей квартире, научил меня никому не доверять и надеяться только на себя. Я знаю, что это неправильно, но это моя модель выживания. Алена делает минет, мы оба рискуем: минет без презерватива. Волчий секс без чувств и без обязательств – это издержки жизни одинокого человека. У меня есть друг Митя, мы остались приятелями с друзьями моей юности Максимом и Володей, но у меня нет любимого человека. Секс для меня – это некое редкое лакомство, от этого я иногда делаю глупости. Секс с проституткой не доставляет мне удовольствия, но создает иллюзию, что я не так одинок в этом мире. Не использовав до конца отведенное время, я вежливо прошу ее удалиться. Она по привычке оставляет номер своего телефона и уходит.

На следующий день я брожу в одиночестве по городу, я прощаюсь с Улан-Удэ. За эти три дня я успел влюбиться в этот уютный город, доведется ли еще когда-нибудь увидеться, кто знает. Вечером беру билет на поезд до Иркутска, где я решил примкнуть к группе нижегородских эзотериков в их поездке на остров Ольхон. Ольхон – самый большой остров на Байкале, я, никогда не видевший Байкала, еще в Москве решил совместить поездку к Итигелову и на Байкал.

На вокзале меня встречает Павел. Я познакомился с ним в Москве в школе гипноза, где он устраивал чайную церемонию. Павлу где-то 48 лет, когда-то в молодости он шел по комсомольской линии, но вовремя сориентироваться во время дележки страны не успел, остался не при делах и теперь подался в практики различных эзотерических учений. Так, при помощи закапывания на сутки человека в гробу в землю он пытался лечить алкоголизм, устраивал всевозможные языческие пати, проводил чайные церемонии, ходил с народом в походы по Крыму и на Байкал. До индийских гуру миллиардера Ошо или Махариши ему, конечно, было далеко, но он честно пытался освоить азы просветленного мошенничества. Павел отвел меня в микроавтобус Toyota, где сидело девять женщин и трое мужчин, считая меня и Павла. Третьим мужчиной оказался огромный десантник Алексей. В течение недельного похода Алексей почти что ничего не ел, что в дальнейшем сыграло с его здоровьем злую шутку. Через пару месяцев я встретил его, сильно располневшего, на даче одного гипнотизера, где мы устроили забег по раскаленным углям. Его организм не выдержал стресса и стал откладывать жир, чтобы во время очередной голодовки не сдохнуть.

Мы заезжаем на местный рынок, где закупаемся овощами и крупами для нашего путешествия. Мясо у эзотериков есть не принято то ли из-за экономии денежных средств, то ли ради духовных практик, а может быть, ради того и другого. После четырех часов езды на микроавтобусе мы прибыли к паромной переправе на остров. На переправе три вида очереди: для туристических автобусов, микроавтобусов и легковушек. Особыми привилегиями пользуются местные жители – ольхонцы, в своем большинстве это буряты. Но самым привилегированным классом в очереди на паром являются бурятские шаманы, которые проводят на Ольхоне свои обряды. Потолкавшись час в очереди и перекусив позами в местном кафе, мы садимся на паром. До противоположного берега где-то полтора километра.

Первое, шапочное, знакомство с Байкалом не производит на меня какого-то особого впечатления, впрочем, так во всех больших делах: предвкушение сильнее самого события. Но мои впечатления усиливаются, когда мы въезжаем в конечную точку нашего путешествия – Хужир. Хужир – это современная столица острова Ольхон. Люди выживают там за счет короткого туристического сезона, месяца два-три в году, и рыбной ловли. По прибытии в Хужир мы отправляемся на местную достопримечательность – гору Шаманку. На горе много разноцветных ленточек, и она имеет женскую и мужскую половины. Именно здесь бурятские шаманы проводят свои обряды. На противоположном берегу виднеются неприступные серые скалы. Температура воды +8 градусов, теплее она не бывает: слишком глубокий Байкал и вода не успевает нагреться больше за короткое лето. Из-за холодной воды Байкала совсем нет комаров и мошкары, им для размножения необходима вода потеплее. В моих представлениях такие безжизненные и холодные скалы должны были бы быть на Новой Земле, а они здесь, на много тысяч километров южнее. Очень необычное место, очень подходит для путника, ищущего уединения и умиротворения внутри себя, и мало подходящее для романтических свиданий, красота Байкала в ином.

Павел тем временем нанимает пару джипов для дальнейшего нашего путешествия на мыс Хобой. Дорог на Ольхоне нет, поэтому джип – единственный автомобиль, который справляется с местным бездорожьем. По дороге останавливаемся в Песчаной. В советские времена это была столица Ольхона, здесь располагался рыбный консервный завод. В девяностые поселок опустел, люди перебрались ближе к переправе в Хужир, где близость переправы и туристов, а также единственная на острове школа обеспечивали какую-то возможность цивилизованной жизни. Август – туристический сезон для тамошних мест, и даже на Песчаной мы нашли кафешку, где хозяйка коптила байкальского омуля. Как же это вкусно – съесть свежепойманного омуля! Когда мы наконец-то добрались до Хобоя, уже начинало темнеть, а нам еще нужно было как-то освоиться, поставить палатки, разжечь костер, заварить чай на байкальской воде. Именно безлюдность Байкала до сих пор позволяет пить воду прямо из озера. Быстренько поставив палатки, мы дружно расположились у костра, водители оставили нам ведро ухи. Павел предложил каждому из нас на время похода выдумать себе имя и любую автобиографию. Я представился еврейским режиссером Аскольдом Карловичем, Алексей – беспощадным воином Лексом, Павел – мэром небольшого городка, подруга Лекса Надежда рассказала, что она Весна. Нам представилась возможность пожить чужой жизнью.