Валерий Вайнин - Троечник Страница 7

Антон качнул головой.

– В другой раз. Займёмся лучше нашим тружеником полей, надаём ему костылей.

Старик хохотнул.

– Мять и мучать меня будешь?

– Ох, буду, – подтвердил Антон. – Жестоко и беспощадно.

Старушка тотчас поддакнула:

– Лихоманка его побери. Говорила ведь: не вороши компост, ну его к лешему.

И Антон ввернул:

– Могу и уколы назначить, Николай Егорыч. Пришлю медсестру с большущей иглой, засадим вам в попу недельный курс, и запорхаете мотыльком. Хотите?

Старик чуть подумал.

– Нет уж, давай мни.

С помощью старухи Антон положил деда животом на пол. Тот вскрикивал от боли, а бабулька причитала, что дурень старый здоровье не бережёт. Когда пациент распластан был как надо, Антон решил было лечить его бесконтактно и, чтобы «размять биополе», стал сводить и разводить напряжённые ладони. Старушка, внимательно следившая за его действиями, украдкой перекрестилась. При взгляде на неё Антон оперативно изменил план: задрав на пациенте майку, принялся массировать ему поясницу. Это старики понимали, к этому привыкли – и не следовало, что называется дразнить гусей. Старик сперва болезненно постанывал, потом кряхтел, а вслед за тем притих и даже всхрапнул. Тут Антон распрямился и расслабил кисти рук.

– Спать нежелательно, – объявил он. – Пора ворошить компост.

– Что ли, уже? Маловато, вроде. – Разомлевший старик осторожно стал подниматься с пола.

Бабулька метнулась ему на подмогу, но Антон её удержал:

– Евдокия Антиповна, он взрослый мальчик.

Поднявшись, старик недоверчиво качнулся вправо-влево, взад-вперёд и притопнул тапком:

– Елки-моталки!

Старуха попыталась поцеловать Антону руку, но тот ловко уклонился. Бабуля всхлипнула:

– Руки у тебя ангельские.

И старик бодро кивнул:

– Не то что уколы. Хлопнем, что ли, по стопарику?

Ускользнув от водки и от пирогов, Антон, однако, ухитрился помыть на кухне два купленных яблока, затем не спеша съел их в сквере, на лавочке. Солнце выглядывало из-за высотки сбоку, словно кокетничая. Высотка эта к участку Антона не относилась. Пятый, последний вызов поступил из обшарпанного короба в девять этажей. Встав с лавочки, Антон опустил яблочные кочерыжки в урну. Воробьи чирикали, как заведённые.

Дверь Антону открыл коренастый тип, одетый лишь в допотопные сатиновые трусы.

– Наконец-то, – буркнул он, безошибочно угадав в Антоне врача. Отсутствие белого халата ничуть его не смутило, и он едва ли не втащил Антона через порог. – Сил никаких, паря. Скоро я здесь напрочь всё уделаю.

Оказалось, у пациента неудержимый понос, в подтверждение чего бедолага тут же шмыгнул в сортир, откуда под характерное звуковое сопровождение поведал Антону печальную свою повесть. Трескали, мол, вчера с женой ветчину, пивком запивая. Ветчина эта, будь она проклята, попахивала, вроде, но под «Очаковское» как бы проскочила. А под утро, мать твою перемать, началось такое… Страдалец, спустив в унитазе воду, свекольный от смущения, наконец явил себя доктору.

– Главное, – пожаловался он, – жена упорхнула на работу хоть бы хны. А я, как дирижабль на ракетном топливе, мать твою растак.

За годы хождения по участку Антон приобрёл закалку, поэтому от смеха удержался. С каменным лицом он предложил:

– Оформлю больничный до понедельника. Достаточно?

Пациент ощетинил рыжеватые усы.

– При чём здесь больничный? Автомеханик я, на «Форде» работаю, и клиент сейчас косяком прёт. Буду загорать на больничном – дружбаны мою денежку поделят, без проблем.

Антон пожал плечами.

– Поосторожней бы с ветчиной.

Усача аж перекосило.

– Тошнит от воспоминаний. А делать-то что? Может, этот… бисептил выпишешь?

– Бисептол, – поправил Антон. – Антибиотик, между прочим. Оно вам надо? Берёте дольку чеснока, натираете на полстакана воды, принимаете перед едой, за час примерно. Как рукой снимет.

– Кроме шуток? Рекомендуешь? Извини, что сразу на «ты»: парень ты, вроде свой… – Пациент осёкся и опять рванул в туалет. – Дам тебе визитку! – прокричал он оттуда.

– У меня нет машины. Я пойду.

– Ладно, захлопни дверь. Как сказать «понос» по-научному?

– Диарея. Тебе зачем?

– Скажу, у меня понос, мужики задолбают.

На улице Антон взглянул на часы, в раздумье потоптался и решил ещё раз наведаться к пациентке, дверь которой оказалась для него заперта. Благо, путь был недалёкий. Подъезд дома был всё так же распахнут, но в квартире, задраенной наглухо, на звонок опять никто не отозвался. Антон обратился к двум курящим на крыльце девицам:

– Простите, вы не из этого дома?

Девицы, лет двадцати – брюнетка и рыжая, окинули его оценивающими взорами.

– Допустим, из этого. – Брюнетка пыхнула дымом через ноздри. – Какие будут предложения?

Рыжая хихикнула:

– Мы заняты, Надь. Забыла?

– Смотря для кого, – прищурила глаз брюнетка.

Антон улыбнулся.

– Вы, случаем, в сорок второй квартире никого не знаете?

Брюнетка пустила дым колечком.

– В сорок второй – без понятия. Зато пятьдесят третья вполне свободна, и ключи у меня. Имеются свежие мысли?

– Надь, прекрати! – вновь хихикнула рыжая.

Не намереваясь поддерживать сей увлекательный диалог, Антон двинулся прочь. Однако не успел спуститься с крыльца, как дорогу ему преградила запыхавшаяся тётка, увешанная пакетами со жратвой.

– Вы наш врач, верно? Удачно я вас поймала. Пойдём, потолкуем по душам.

– Валуева из сорок второй? – догадался Антон. – Рад, что вы живы-здоровы. Я уж собирался дверь ломать.

Курившие на крыльце девицы заинтригованно замерли.

Тётка с пакетами ощетинилась.

– А в чём вообще дело? – Заявленных кашля и насморка у неё не наблюдалось, высокой температуры – тоже. – Я весь день вас прождала, отлучилась только минут на десять… Пойдёмте, доктор: накормлю-напою.

Девицы фыркнули.

Антон качнул головой.

– Я во второй раз к вам прихожу. Про свои десять минут, госпожа Валуева, кому другому расскажите. Всего хорошего.

– Могу я себе еду купить?! – Взмахнула пакетами «больная». – Второй раз, блин, он приходит! Ноги у вас, что ли, отвалятся?!

– Не отвалятся и у вас, – бросил, уходя, Антон. – Дотопайте до поликлиники.

– Такой прям делово-ой! – прокричала вдогонку тётка и обратилась за сочувствием к девицам: – Видали паскуду?!

Девицы переглянулись.

– Куда медицина катится? – посетовала брюнетка. – Пожрать-выпить предлагают и вон какие прелести в придачу. Не ценит, стервец.

– Да уж, – хихикнула рыжая.

Тётка с пакетами ломанулась в распахнутую дверь подъезда.

– Закройте хлебала, со́ски! Я такое ему организую – мало не покажется!

Брюнетка, глянув ей в след, пригасила окурок о стену.

– Если выдре этой, – пробормотала она, – запихнуть кой-куда морковку – спорить могу: морковка станет тёртой.

Рыжая прыснула:

– Прекрати, Надь, или я трусы обмочу!

Брюнетка протянула ей пачку «Мальборо», щёлкнула зажигалкой, и подруги закурили по новой.

Глава 4

Часы на руке Антона показывали без четверти пять. Поднявшись в лифте на свой этаж, он прошагал к двери соседей и нажал на кнопку звонка. Из квартиры донёсся собачий лай, и, стоило двери открыться, выпрыгнувшая немецкая овчарка облизала Антона с ног до головы.

– Отвянь, Степанида! – уклонялся Антон.

– Альма она, сколько повторять? – Богатырской своей фигурой Сева запечатал дверной проём. Он был, как и утром, одет в чёрные брюки, в белую сорочку при галстуке, и завершала его экипировку наплечная кобура. – Закончил на сегодня? – пробасил он уважительно.

– С вами закончишь. – Антон продолжал возиться с собакой. – Степанида, ну-ка, сядь!

Овчарка плюхнулась на зад, метя хвостом пол.

– Гав! – произнесла она.

– Обсудим это позднее, – распорядился Антон. – Марш домой!

Собака шмыгнула в квартиру, и Сева прокомментировал:

– Тащусь от вас.

Антон с прищуром на него воззрился.

– Почему не на работе? Медную Леди почему не охраняешь? Меж-прочим, я к жене твоей пришёл, и застать дома тебя не рассчитывал вовсе.

Сева хмыкнул.

– Перекусить заехал. Входи. – Закрыв за Антоном дверь, он пояснил: – Ирина Петровна моя четвёртый день дома застряла: дочка у неё болеет. Так что никаких у нас деловых встреч, совещаний и переговоров… Кстати, Антох! Может, ты…

– Не заикайся даже. Я не педиатр.

– При чём здесь педиатр? Дочь у неё взрослая…

– Закрыли тему. Частной практикой не занимаюсь.

Сева поднял руки вверх.

– Лады, как скажешь.

Овчарка, склонив голову набок, обдумывала, казалось, кто из них прав. Из комнаты меж тем донёсся писк младенца, переходящий в плач. Антон прислушался.

– Что у Ромки? Животик?

Сева хмуро кивнул.

– С ночи. Даём укропную водичку, трубочку ставим… Проходи в комнату. Что мы тут застряли?