А. Родионов - Туман Страница 7

одиннадцать

– Анхельмо? Ты спишь?

Анхельмо дёрнулся, как будто его ударило небольшим разрядом тока.

– Анхельмо? Всё хорошо?

Он не спал. Голос Петра раздавался в его голове несмотря на то, что телефонная трубка лежала на телефоне, который даже не звонил.

– Анхельмо, ты отключился. Приходи в себя. Слушай мой голос, я выведу тебя из этого состояния. Слушай мой голос. Вспомни белую комнату.

Что-то явно пошло не так. Анхельмо попытался оглядеться вокруг, но не мог этого сделать. Точнее, оглядеться он сумел, но не сумел ничего увидеть, не на чем было сфокусировать взгляд. Вместо этого он испытал леденящий ужас, который наполнил всё его существо, как будто тысячи иголок одновременно вонзились в кожу и с каждой секундой входили в тело всё глубже и глубже. Страх сковал его изнутри, он находился в пустоте, в вакууме. Вокруг ничего не было. Вообще ничего не было. Анхельмо пытался двигать рукой, но это было равнозначно попытке не приземляться после прыжка вверх. Его рука двигалась и не двигалась одновременно. Он сам двигался и не двигался одновременно. Он не знал, как бы он описал это состояние, если бы его попросили изложить на бумаге свои ощущения в тот момент. Он просто существовал в ужасе. Если бы не голос Петра, Анхельмо бы, наверное, свихнулся.

– Анхельмо, не уходи в себя! Слушай мой голос! Говори со мной. Ты слышишь меня?

– Да, я слышу тебя, – раздался голос одновременно внутри Анхельмо и вне его. Эта пытка была еще изощреннее белой комнаты.

– Отлично. Ты должен сфокусироваться на чем-нибудь, на каком-нибудь объекте. Думай. Любой объект подойдет, просто сосредоточься.

– Я попробую.

Мысли образовывали вязкую субстанцию и никак не могли остановиться на чем-то одном. Разум был словно парализован, словно ослеплен ровно в тот момент, когда нужно было увидеть любое, находящееся неподалёку от него. И это любое оказалось таким неуловимым.

– Анхельмо, думай! С каждой секундой тебе всё сложнее и сложнее выбраться наружу. На твоём месте, я бы не философствовал, а искал нужный объект.

– Легко сказать! Мои мысли словно парализованы. Я пытаюсь подумать о чем-нибудь, но вместо этого… Стой! Кажется, получается. Тетрадь!

В его голове каким-то волшебным, непонятным образом всплыла черная тетрадь. Он мог видеть её в мельчайших подробностях, во всех деталях. Тетрадь зависла прямо перед ним, шелестя исписанными страницами. Анхельмо видел почерк, различал буквы, но не мог сложить их в слова. Он знал, кто написал все эти строки, и одновременно не знал этого.

– Ты видишь тетрадь?

– Да, черную тетрадь, исписанную непонятными понятными словами.

– Ты делаешь успехи. Теперь попробуй представить эту тетрадь на белом столе.

Анхельмо сделал усилие – пока тетрадь всё еще висела перед ним в прозрачной субстанции его сознания – и представил её лежащей на белом столе. Черная тетрадь на белом столе. Тетрадь на столе. Вдруг, посреди тетради образовалась воронка, в которую начало затягиваться всё. Границы тетради. Страницы. Вся масса чего-то, в чем находился Анхельмо. Сам Анхельмо. Ему стало дико страшно, он попытался зажмуриться, но оказалось, что его глаза итак были закрыты. Хлопок. Тишина. Темнота. В следующий миг Анхельмо обнаружил себя сидящим на белом стуле в ослепительной комнате. Телефоны были на месте. Перед ним лежала черная тетрадь.

двенадцать

– Может расскажешь, что это было?

Анхельмо всё ещё трясло при одной мысли о том, что ему только что довелось пережить. Телефон зазвонил сразу же, как он пришел в себя в ослепительной комнате, и Пётр, кажется, впервые был готов что-то ему объяснить, несмотря на то, что объяснять не входило в его компетенции.

– Мне будет сложно объяснить тебе это простыми человеческими терминами и понятиями. Немногие люди в своей жизни проходят через такое. Что ж, ты прошел, что, впрочем, не удивляет нас. Мы просто получили еще одно доказательство тому, что ты особенный человек, Анхельмо.

– Особенный человек? Я чуть не умер от страха! Я всегда считал себя довольно бесстрашным, а тут… Это просто не передать словами.

– Об этом я тебе и говорю. Это невозможно выразить вашим, людским языком, потому что люди редко сталкиваются с подобным, а те, кто сталкиваются, даже не пытаются рассказать остальным, на что это похоже. Это как рассказывать слепому, как красив открывающийся с холма пейзаж. Только в тысячу раз сложнее. Скажем так, твоё сознание впервые в жизни сделало выход в другое измерение.

– А сейчас я не в другом измерении?

– Нет, сейчас ты просто изолирован. А так ты находишься в самом обычном измерении, просто с некоторыми незначительными модификациями.

– И как моё сознание сделало этот «выход в другое измерение»?

– Для меня это тоже загадка, для всех нас. Мы не сразу поняли, что ты там, ты не отвечал на звонки телефона и никак не взаимодействовал с комнатой. Нам тоже не просто выходить в другое измерение, точнее, непросто попадать именно в то измерение, куда залетел ты.

– Ты хочешь сказать, что других измерений много?

– Конечно. Их количество не укладывается в традиционные понятие человека о количестве или множестве.

– Я ничего не понимаю. А почему ты всё время говоришь о себе, о «вас», явно противопоставляя себя людям.

– Потому что, Анхельмо, как ты уже мог заподозрить, я отличаюсь от обычных людей. Как и сеньора Альба, с которой ты имел честь разговаривать по второму телефону. Как и Амос, с которым тебе еще только предстоит поговорить.

– Амос?

– Да, ты не ослышался. Амос будет разговаривать с тобой по третьему телефону, это уже точно, но мы пока еще не знаем, о чем именно. Каждый день ты преподносишь нам сюрпризы, Анхельмо.

– Подожди, ты начал говорить о том, что ты сам, бабушка и какой-то Амос – вы все не обычные люди.

– Именно так. Я бы даже уточнил, что мы в принципе не люди. Можешь считать нас голосами. Только сеньора Альба получила шанс спуститься в мир людей, чтобы помочь тебе, но её силы хватило только на пятнадцать лет, после чего ей снова пришлось вернуться в сонм голосов. Мир людей очень жесток, Анхельмо, очень жесток.

– И часто вы забираете людей в ослепительные комнаты?

– Не часто и не всех. Но что-то мне подсказывает, что ты отвлекся. Ты не заметил ничего странного в обстановке комнаты?

За разговором с Петром Анхельмо совершенно упустил из виду черную тетрадь, которая спокойно лежала напротив телефонных аппаратов, словно дожидаясь, когда же её все-таки возьмут в руки и пролистают.

– Не торопись исследовать тетрадь, Анхельмо. У тебя будет много времени на это. Столько, сколько тебе понадобится.

– Но… Но как она здесь очутилась?

– Это одно из удивительных свойств измерения, в которое ты попал. Если тебе удалось материализовать в нём любой объект, ты можешь забрать его с собой сюда. Так уж вышло, что ты материализовал эту тетрадь и решил не отпускать её, когда возвращался. Поэтому теперь она твоя.

– Существовала ли эта тетрадь в моём мире?

– Конечно. Скажу больше – это она и есть. Она принадлежала тебе когда-то. Там, где она находилась в этот момент в мире людей, её больше не найти. Если кто-то держал бы её в руках прямо сейчас, она испарилась бы у него из рук самым что ни на есть магическим образом. Или этот человек просто бы потерял её, думал, что потерял.

– А что случилось бы, если я не смог бы сосредоточиться на этой тетради? Если бы я вообще ни на чем не смог бы сосредоточиться?

– Случилось бы что-то непоправимое. Мы сами не смогли бы вытащить тебя оттуда. Скорее всего ты бы остался заключенным в том измерении на вечность. Вечности, как ты уже догадался, там не существует, потому что понятие времени придумали люди, так что ты просто стал бы всем и ничем, стал бы частью этого измерения. Для тебя это было бы равнозначно слиянию с тем ужасом, который ты испытывал на протяжении всего своего короткого путешествия по этому измерению.

– Такие случаи уже бывали?

– Бывали, и не раз. Напротив, случаи самостоятельного выхода из измерения случались крайне редко, поэтому я и сказал, что ты продолжаешь нас удивлять. Измерение становится лишь сильнее, потому что каждый, оставшийся в нем, вносит свой вклад в совокупный ужас и страх, присущий тамошней атмосфере. Так что не советую тебе попадать туда снова, будет сложнее выкарабкаться. Хотя уверен, что ты справишься и во второй раз. Возможно, даже быстрее. Возможно, даже без моей помощи.

– Почему я подумал именно об этой тетради? Почему не о чем-нибудь другом, не о той же бутылке из моря или записке?