Анатолий Грешневиков - Дом толерантности (сборник) Страница 7

Журналисты так смаковали в каждой информации перечень неправедно нажитого имущества и драгоценностей, что у читающего волосы дыбом вставали. Масштабы коррупции давно пугали Николая Степановича. Но чтобы они были столь велики и вызывающи, не предполагал. И пока у него в голове роились жуткие мысли, вдруг одна из них – про эксклюзивную мебель, задержалась, засвербила… Николай Степанович вспомнил, покачав догадливой головой у стенда, и, глядя на дверь майора Акбердина, что буквально тридцать минут назад он видел в его кабинете знакомую мебель. Поразительно, но одно из кресел, выброшенное новым жильцом Анзором на улицу, он узнал, вспомнил, ибо оно разительно отличалось от других – с полукруглой спинкой, с резными балясинами, поддерживающими подлокотники. Вместо привычных ножек у него были невысокие точеные стамишки.

Только дурная мысль зашевелилась в голове утомленного геолога, как навстречу ему вышел майор в блестящих хромовых ботинках и увел за собой.

– Много интересного пишут в газетах? – спросил хозяин кабинета, наглухо застегивая только что напяленный на себя китель с погонами.

– Пишут про коррупцию, – хмуро отозвался Николай Степанович, присаживаясь на знакомое кресло с полукруглой спинкой. – Про беспомощность полиции, про оборотней и их безнаказанность.

Небольшой кавказский акцент выдавал майора…. Слова он произносил медленно, растягивая каждое из них, старательно подбирая правильное ударение.

– Коррупция непобедима, потому про нее и пишут много-много.

– Выходит, зря пишут?! – развел руками геолог, осторожно трогая резные балясины на кресле.

– Как думаете, почему взяточничество нельзя изжить? Молчите. Не знаете, А я скажу прямо… Как только наверху, на самом верху, перестанут брать, так и внизу перестанут брать. Мне вот сказали, что вы геологом были, в институте работаете…

– Двадцать с лишним лет в экспедициях! – горделиво заявил Николай Степанович.

– Ходили по тайге, ходили по горам. А скажите, уважаемый человек природы, можете ли привести случай, когда зайцы съели, скушали волка? Нет таких примеров. Наоборот, волки кушают зайцев. Это закон природы. Теперь ответь мне, может ли коррумпированный чиновник победить беззаконие, коррупцию?!.. Никогда. Голодный всегда будет требовать еды, вороватый всегда будет воровать.

– И ворон ворону никогда глаз не выклюет.

– Именно так. Только волку дано держать в лесу порядок. И над человеком, над его желанием украсть, должен стоять волк. Он для себя возьмет ровно столько, сколько ему нужды утолить голод. Все. И тогда кругом будут закон и порядок.

Выслушав спонтанную горячую речь майора, Николай Степанович передумал спрашивать про украденную мебель, про резное кресло, про ажурную тумбочку… Раз мебель бесхозно валялась на улице, то у стража порядка обязательно найдутся отговорки, доказательства правоты. Да и время поджимало. Николай Степанович спешил в институт, там его ждали важные лабораторные исследования.

– Давайте перейдем к нашим делам, – вежливо предложил он. – Меня ждут на работе. Чем вызван ваш интерес к моей персоне?

Майор заглянул в повестку и уклончиво промямлил:

– Мне кажется, Николай Степанович, на одной бумаге безумный старик из вашего дома поставил за вас подпись. Либо взял ее обманным путем… Вы же не хотите мешать развитию малого бизнеса? Давайте будем считать, что подпись поддельная, и бумагу порвем.

– Какая подпись, какая бумага? Объясните толком, зачем меня вызвали?

– Понимаете, у молодого парня есть огромное желание делать пользу людям. Он приехал, хочет подзаработать, хочет делать маленький бизнес, продавать фрукты, лепешки…. А мы ему раз и ударим по рукам, не работай, не занимайся бизнесом, воруй давай. Нехорошо.

– Вы про затею Анзора поставить торговый ларек на детской площадке? – Николай Степанович догадался, о чем туманно говорит майор, и сразу возмущенно вспылил: – Не загаживайте наш зеленый уголок. Я против ларьков… И если вы про ту бумагу спрашиваете, где жильцы подписались против, то и я ее подписывал.

– На ней две подписи: старика и почему-то ваша…

– Да, моя подпись там стоит. Она не поддельная. И не две там подписи, под протестом, а несколько. Дед показывал их мне.

– Видите ли, старик ошибся. Кричал про какую-то шашлычную… Людей обманул. Теперь жильцы разобрались, больше нет никаких подписей. По-хорошему давайте и с вами договоримся.

– Покажите письмо.

– Какое?

– Где жильцы отказываются от подписей.

– У Анзора спрашивай бумагу. Он в управе уже договорился, ларек никому мешать не будет. Надо поддерживать малый бизнес.

– Людей лучше защитите от безобразия. У нас в округе кругом одни ларьки, пиво да водка. Молодежь с ума сходит. Я против ларька, разговор этот пустой.

– Зря, одна ваша подпись ничего не стоит. Нельзя на национальной почве разжигать конфликт.

– С какого перепуга здесь зарыт национальный вопрос?

– Все вам известно. Лучше будет, если вы откажитесь от письма.

Майор упорно склонял разгневанного геолога на свою сторону. Тот держался достойно, непреклонно. Даже намек на хорошее вознаграждение со стороны бизнесмена пролетел мимо ушей… Николай Степанович довел майора до рассерженного состояния, затем заполучил его подпись на повестке и ретировался.

Поздно вечером, возвращаясь домой из института, старый геолог наткнулся на лестничной площадке на седоволосого старика, восседавшего на табуретке за открытой створкой двери. Видимо, он кого-то караулил, высматривал из собственной квартиры. При виде Николая Степановича он поднялся, встрепенулся, и тот понял, что сосед-ветеран ждал именно его.

– Наверняка отказались от подписи? – разнесся его сердитый укор.

– Здравствуйте.

– Купили? Запугали?

– Извините, забыл, как вас зовут?

– Иван Никодимыч.

– Вы ошибаетесь, Иван Никодимыч, моя подпись осталась на вашем письме. Не переживайте.

– Вы правду говорите?

– Да. Какой смысл обманывать?… Мы с вами, Иван Никодимыч, самые упрямые.

– Тогда заходите, – старик распахнул дверь, пропуская соседа в квартиру. – Поговорить надо. По стопочке пропустим.

– Нет, что вы, я не могу… Некогда.

– Погодите отказываться, и так живем рядом, и не знаемся. Грешно даже. Помрем, как Марья, библиотекарша, попрощаться никто не придет.

Перед глазами Николая Степановича качнулась сутулая фигура старика. По полу замелькали стоптанные задники толстых тапочек.

На лестнице внизу послышались чьи-то шаги. Испугавшись, что на глаза сейчас попадет вездесущий Анзор, Николай Степанович шагнул в квартиру, вслед за стариком, лишь бы скрыться. Дверь захлопнулась. На разноцветной половице лежал здоровенный пес с добрыми и равнодушными глазами. У его вытянутых ног валялась перевернутая пустая миска. Старик повернулся к гостю, зашёлся болезненным кашлем.

– Сын прислал с Украины самогона и сала. Сейчас я все достану. Проходите на кухню.

Маленькая стандартная комната пугала неухоженностью. Очевидно, здесь давно не подметали полы, не гоняли пыль. За столом, в углу, шумел старенький холодильник. Старик достал из него обещанный провиант, и потекла интересная беседа.

Первое слово было о войне. О том страшном времени, когда в каждую семью пришло горе, когда детство проходило с автоматом в руках, а взрослые парни чуть ли не каждый день встречали смерть. Одни погибали сами в бою, другие видели смерть друзей, оторванные руки, простреленные головы, горелое мясо, сотни похоронок – четвертушки серой бумаги, на которой блеклыми чернилами было написано несколько убийственных слов.

– Мне никогда не забыть: на наших подбитых легких танках лежат горелые тела. Железо горит, мясо горит… Кругом отвратительный запах. Я в годы войны был механиком-водителем танка. Заживо горел. Похоронил три экипажа. После победы крутил баранку на автобусе.

– Дай вам Бог здоровья, Иван Никодимыч, – поднял граненый стакан для тоста Николай Степанович. – Вы победители…

– Здоровье хорошо, – прервал собеседника старик. – Но справедливость все-таки важнее. Где она?..

– А чего переживать-то, письмо наше ушло в управу, подписи остались…

– Я не о письме. Хотя вам спасибо за смелость. Другие отозвали свои каракули, струсили, а вы нет. Разве мне нужен парк или эта детская площадка? Вам все нужно, вашим деткам. Мне и шашлычная эта не помешала бы, прав майор… Только в округе десятки магазинов, ларьков и шашлычных две торчат уже. Я говорю о другой, о настоящей справедливости.

– То есть… Замучили продажные чиновники. Страна – во власти коррупции. Известное дело… Только что мы с вами можем сделать для торжества справедливости в нашей разворованной стране?

– Плохо, раз мы ничего не можем. В России только один человек все может – и коррупцию одолеть, и справедливость обеспечить, этот человек – Президент. Путин. Он хочет, но не может. Загадка. А вот немцы войну нам проиграли, живут лучше нас, и у немцев справедливость есть, а у нас ее нет.