Александр Силецкий - Золотые времена Страница 7

Приписка на полях:

На Пемфигусе-Забойном о подобных штучках теперь так говорят: «Мормолонные плюфарки кашперяют бульфантуры». Что примерно означает: задница, густо обмазанная салом. И это – еще мягко сказано… Вот к чему приводят разные Контакты! Рассужденьем поделился Бумдитцпуппер. (См. комментарий.)

Матрай Докука долго чесал затылок, дергал бакенбарды, задумчиво тренькал на губе, пытаясь свести концы с концами, но не получилось, и тогда он с готовностью ухватился за последнюю фразу.

– Вращение?! – ликующе вскричал он. – Динамо, ротор?! Ох, фалдец!.. Ну, а устройство какого-нибудь механизма можете изобразить?

– Позолоти ручку, – напомнили аборигены и жуликовато заморгали.

– С ума сойти! Глядите-ка, обмен технической информацией начался! Ну, прямо – как и завещали древние умы! – звонко причмокнул Пупель Еня и от радости даже захлопал в ладоши. – Обман, так сказать, мнениями. Счастье – всем и навсегда. Приехали. Давно бы так!

Ривалдуй с великой осторожностью преподнес аборигенам нечто, аккуратно завернутое в лоскутное одеяло.

– Законсервированный кайф, – проворковал он с пылкой нежностью. – Наш монолитный харч. Только для вас!.. Уж вы не упустите…

– Ах, я жду свирепой наготы!.. – вдруг молвил Пупель Еня. – В бездну окунуться…

– Помолчи, балбес, – резко одернул его капитан. – Это тебе не кино на Лигере. Нам сейчас машину изобразят… Так действуйте, приятели!

Аборигены не спеша, один за другим, слезли с ящика, обогнули его, так что в итоге остались торчать лишь их головы, и, виновато-преданно глядя на спейсотусовщиков, застыли ненадолго.

В наступившей тишине отчетливо зажурчало…

– Как у людей!.. – шепнул тихонько Ривалдуй. – Во всём! Ах, братья!..

Между тем аборигены вышли, наконец, из-за прикрытия, один из них подобрал с земли валявшуюся щепочку и быстро начертил перед собой довольно ровный круг.

Все трое тотчас победно подбоченились: мол, не хухры-мухры вам показали!..

– Это что такое? – близоруко сощурился Пупель Еня и пал на четвереньки, чтобы лучше разглядеть.

– Шар.

– Ну и что? Что он делает?

– Катится, – пояснил абориген.

– Нет слов! – поразился Пупель Еня. – Надо же – катится! А мы и не догадались…

Аборигены стояли довольные и застенчиво улыбались.

Приписка на полях:

В этом месте в стародавних хрониках изрядно много расхождений. Одни документы уверяют, будто так капитаном и было задумано, другие же, напротив, честят всю троицу почем зря, обвиняя ее в скудоумии и ротозействе. А было совсем не так. Я факты не трактую, я их просто уважаю. Никто никаких предварительных планов не составлял, но и никто в решающий момент ушами не хлопал. Это совершенно очевидно. Просто была неистовая увлеченность общим делом. Так, говорят, когда-то действовали некие большевики. (См. комментарий.) И тут уж было не до размышлений. За раздумья били. Потому теперь так ценится дерьмо. Рассужденьем поделился Бумдитцпуппер.

Пункт восьмой

Вечером все трое молча поднялись к себе в ракету. Они были усталы, злы и голодны.

А после ужина пришла угрюмая, сытая подавленность…

Тогда Матрай Докука достал толстенный, в твердом переплете, путевой журнал, извлек из внутреннего потаенного кармана вечное перо и на чистом листе размашисто написал: «Развёрстка действий. Без побочных вариаций». Потом чуть-чуть помедлил и уже не так уверенно прибавил: «Параграф А – изначальный и нерукотворный». Нарисовав зачем-то крендель и заключив его, как в скобки, в восклицательные знаки, он продолжил:

«Но в целом:

1. В результате удачной посадки на планету звезды из системы УХ333Ъ-0, а также в результате обследования в дневной период ряда районов вышеуказанной планеты посредством ряда предназначенных для исследования как гористой, так и равнинной местности специальных само-самных приборов и аппаратов была обнаружена с высокой степенью достоверности до некоторой степени высокая цивилизация, каковая проявилась в шести часах полета от берега моря по прямой линии в виде трех экземпляров местной цивилизованной расы, каковые явились к звездолету с целью установления Контакта с сопровождением лингвистического самообратного переводчика, что ими и было поставлено нам на вид и что нами и было им разрешено в той степени разумного позволения, каковой приемлем для обеих высокодоговаривающихся сторон.

2. В результате тесного однодневного общения с вышеуказанными представителями местной цивилизации, а также в результате устранения некоторых несущественных препятствий на пути к полному и добрососедскому взаимопониманию представителям вышеуказанной местной цивилизации с нашей стороны были поштучно презентованы следующие сувенирные предметы из походного снаряжения звездолета».

Далее следовал подробнейший, длиннющий – на двадцать семь страниц убористым почерком – перечень штучных утрат экипажа.

Параграф А завершался словами: «Многоступенчатые вдумчивые переговоры дали массу ценных сведений как одной, так и другой высокодоговаривающейся стороне и протекали в дружественной и сердечной обстановке с глазу на глаз без третьих приглашенных лиц. Замётано». (Крендель и число.)

И другим уже, коряво-нервным почерком: «Вечером им больше ничего не дали, они обиделись и завалились спать. Хоть бы не проснулись…»

– Вот и всё, – довольно пропыхтел Матрай Докука, с треском захлопывая журнал. – Грандиозное начало грандиозного конца. Бесценный документ для потомков! Плакать будут – а не смогут оторваться!

– Прикипят душой, – поддакнул Ривалдуй, старательно подкручивая тучные пшеничные усы. – Ты, кэп, у нас светлая голова. Махина слога!

– Ты так думаешь? – встрепенулся капитан. – Вот… и я за собой с некоторых пор замечаю…

– М-да? А туземцам нынче сколько барахла поотдавали?! – ядовито спросил Пупель Еня.

– Ну, Пупель, это всё издержки. Даже вспоминать не стоит. Нынче при любом Контакте… Впрочем, этот – первый, и теории наглядной нет… Но все равно мы – сапиенсы. А сапиенс – не таракан. Попробуй, подлови! Ты не волнуйся, Пупель, это лишь цветочки. Мы свое возьмем – дай срок! Пока я предлагаю отдыхать. Мозгам нужна разрядка.

– Кстати, кэп, – не унимался Пупель Еня, – ты заметил: все вопросы задавали только мы, они не спрашивали вовсе? Ни о чем. Как будто мы для них – ничто…

– Возможно, так их воспитали, – пожал плечами капитан. – Нельзя без разрешенья лезть в чужую душу. Некрасиво… Но и нам навязываться… как-то не с руки. Сам посуди.

Между тем Ривалдуй, ни слова не говоря, полез на табурет и достал с комода древнюю, облупленную гитару. Потом уселся с ногами на пульт и, прицелившись, дернул за струны.

Звук вышел чудовищный.

– Я тут, стало быть… чуть-чуть, совсем не помешаю, – очень вежливо предупредил Ривалдуй. – Вы – беседуйте себе культурно…

Он изобразил трагическое вдохновенье на лице, поджал ноги, выдержал краткую паузу и, закатив глаза, принялся охаживать несчастный инструмент.

– Разлук-ка ты-ы-и разлук-ка-а! Родна-ай-я сто-о-рона-а! – дурным голосом заорал он, балдея от натуги, и скорбно затряс головой.

– Ты чего? – охнул Пупель Еня. – Спятил?

– Так… – уклончиво ответил Ривалдуй. – Песня… К прекрасному потянуло…

– Ты, брат, не шали, – погрозил ему Матрай Докука, – ты давай – не намекай. У меня на Лигере знаешь, сколько долгов осталось?

– Знаю, кэп, – покивал Ривалдуй и, вздохнув, начал тренькать что-то повеселее. – Вам-то что? Вы все тут здоровые. А я болен душою давно…

– Нет, так не пойдет. Ты другую спой, – потребовал Пупель Еня. – Речитативом, для подкорковых услад. Про слезы, звезды и потеху. Знаешь?

– Черта лысого! – ответил Ривалдуй. – Я больше ничего не знаю. Разве что вот… нежные садистские куплеты ревизора из канканной оперы «Лолитъ». Мне их нянька перед сном напевала. Душевно так!..

– Изверг! – взвился капитан. – Шпана ракетная! Все струны оборву!

Ривалдуй обиженно пожал плечами, спрыгнул на пол и гитару затолкал под пульт.

Потом повернулся к своим спутникам и, разведя руки, сказал трагически и просто:

– Травят!..

– Сопляк! – буркнул капитан. – И понимал бы что!.. А корчит умного… Мне эти ревизоры – уже вот где! Нянька ему в детстве пела… Х-м!

Он достал из кармана фигурное зеркальце, придирчиво посмотрелся в него и принялся кончиками пальцев взбивать свои огненно-седые бакенбарды. А парик марафетил и вовсе хорошо: плюнет на ладошку и, где надобно, – чуть-чуть придавит. Так местах в пяти – семи…

– А я еще и разные журналы прихватил, – сообщил, гордясь собою, Пупель Еня. – Кроме газет. Очень интересные. Хотите, почитаю?