Юрий Михайлов - Прощай, детство – здравствуй, жизнь… Страница 7

– Мастер отделочного производства Станислав Поздняков исполнит на гитаре мелодии из оперетты «Корневильские колокола».

Как играл Станислав Иванович, красавец-мужчина испанской внешности, с чёрными усами и копной седеющих на висках волос. Ему – уже под шестьдесят, половину жизни он играет попурри на мелодии из этой оперетты. Зал долго не отпускал музыканта, кричали: «Бис! Браво! Ещё сыграй…» Лёшка выходил на сцену, показывал рукой на гитариста и просил его ещё поиграть, хотя бы пару минут.

Потом вышел дуэт красавиц, Татьяна и Зоя, ткачихи замечательно спели: «А снег идёт…", «Ландыши», «Синенький скромный платочек». Монолог деда Щукаря из Шолохова прочитал монтажник элетроцеха Сева Стулов, борьбу «Нанайские мальчики» исполнил на «бис» ремонтник прядильного производства Николай Зеленко. Зал замер, когда нанайцы спрыгнули в зал и продолжили борьбу в проходе между стульями. Николай вдруг вскинул руки, на которых он ходил, и все увидели одного борца. Дети заплакали, наверное, от испуга, а, может, от огорчения, что их обманули.

Алексей прочитал отрывок из «Василия Тёркина», все смеялись, долго не отпускали артиста. Лёня Горовой, музыкант и концертмейстер, исполнил на большом белом баяне «Токкату и фугу ре минор» Баха. Но дети уже устали, немножко стали баловаться, родители шлёпали их по попам, шикали, но дослушали музыку до конца. Дуэт – юноша и девушка – покорил всех бальным танцем выпускников школ. Солисты ансамбля песни и плясок комбината, брат и сестра Валерий и Наташа Тюленевы, прекрасно смотрелись в белых одеждах. И вот на сцену вышел настоящий артист, лауреат многих конкурсов, солист облмузтеатра, которого Продэр сумел уговорить съездить «на халтуру» – Станислав Железняк. Прекрасно пел арии из оперетт, но особенно понравилась всем сольная партия мужа Татьяны из оперы «Евгений Онегин». Солиста сопровождал Лёня – баянист, сумевший в этом номере заменить целый оркестр.

У всех – приподнятое настроение, переоделись, пошли в просторный дом в центре села, где располагалось правление колхоза. Во весь вестибюль – накрыт стол. Чего только на нём нет, но самое заметное блюдо разместилось посередке: запечённый поросёнок. Водка стояла дорогая, под «Белой головкой», несколько бутылок портвейна «Три семёрки» явно проигрывали крепким напиткам. Руки мыли под рукомойником, полотенце передавали друг другу. Все умирали от голода: ехали по зимней дороге около пяти часов, сразу – концерт, во рту маковой росинки не было. Лёшке досталось место между Железняком и Эльзой, тёплый мамин свитер с высоким горлом мешал есть и даже говорить. Эльза, увидев мучения конферансье, встала, заставила Лёшку поднять руки и тут же буквально сдёрнула с него свитер. Стол не заметил подобных телодвижений, все так хотели есть, что забыли даже выпить.

Наконец, председатель колхоза, длинный и худой мужчина в очках, работавший до того, как позже выяснилось, главным зоотехником, сказал тост, поблагодарил артистов за праздник для всего народа и… для детей. Так и сказал про детей. Все стали пить водку, а Лёшка вообще ничего не пил, хотя маленькая соседка налила соседу полстакана портвейна. Ему достались кусочек поросёнка, полкурицы, много солёных огурцов, помидор и картошка, ещё даже горячая. Ел он жадно, но не частил, тщательно пережёвывая вкусное домашнее мясо. Эльза поднесла к его стакану свой, с водкой, пригласила выпить. Лёшка, почти не пил, так, иногда шампанского пару глотков за компанию сделает, все знали об этом и не приставали к парню. Но здесь ему не захотелось позориться перед дамой, они выпили до дна почти одновременно.

Тостов говорили много, Эльза выдала пламенную речь о спайке города и деревни, налила Лёшке ещё полстакана вина и заставила выпить. Он схватил с тарелки белое яйцо и попытался откусить от него кусочек. Соседка чуть не упала со стула от смеха: яйцо было неочищенное. Потом она сказала громко:

– Кто самый трезвый? – после паузы добавила, – похоже, конферансье. Я похищаю его на полчаса, мы сейчас вернёмся, только принесём из клуба микрофон…

Зачем понадобился микрофон, что с ним делать на ужине, никто не уточнял, все опять занялись делами за столом и разговорами. Эльза надела на Лёшку свитер, тёплое зимнее полупальто, шапку и они пошли в клуб. Естественно, заведующая клубом собралась их проводить. Инструктор спросила:

– Он что, закрыт? – завклубом кивнула, – тогда дай ключ, мы сами управимся. – И смело пошла по скрипучему снегу. Её окликнул водитель автобуса, дядя Сева:

– Эль, я всё уложил в машину, аппаратура в салоне.

– Отдыхай, дорогой, смотри, чтоб не перепились, утром – едем… Я скоро вернусь.

Лёшка поплёлся за ней. Он посмотрел на небо, увидел миллионы больших и малых звёзд, глубокую черноту небесных сводов, размытые хвосты галактик. «Что её понесло в клуб? – думал парень, – и почему я оказался самым трезвым? Вон, Лёня Горовой, совсем не пьёт, по болезни, а она меня выбрала… Странно.»

***

В клубе только на сцене горела лампочка, вестибюль уже остыл, а зал до сих пор дышал теплом сотен людей. Эльза прошла на сцену, резко повернулась, стала декламировать: /«Не любила, но плакала. Нет, не любила, но все же. /Лишь тебе указала в тени обожаемый лик. /Было все в нашем сне на любовь не похоже: /Ни причин, ни улик…»/ Поманила пальчиком Алексея, и, когда парень поднялся по короткой лесенке на сцену, буквально бросилась к нему на грудь, повисла на шее, пытаясь дотянуться до губ. Лёшка почувствовал сильный запах алкоголя, его немного мутило, но он понял: от инструктора профкома не удастся отделаться. Подхватил её за подмышки, приблизил к лицу и неумело поцеловал. Эльза тут же показала, как надо целоваться. Почти одновременно с поцелуями расстегнула пуговицы на пальто, сорвала его с напарника, расстелила на полу подкладкой вниз…

Какое-то безумие длилось около получаса: женщина учила партнёра премудростям любви жёстко, молча, сосредоточенно, лишь изредка вскрикивая и приговаривая: «Это делается вот так! Меняем позу, малыш, так меняют жизнь… Ох, как ты свеж, юн и долговечен… Я в восторге, лучшие минуты жизни!» Потом лежали на спинах, смотрели в потолок, на лампочку. Отдышавшись, Эльза стала гладить грудь, живот… состоявшегося мужчины. И всё повторилось сначала. Только теперь Алексей уже имел опыт, он ничего не боялся, не работал по подсказкам, не суетился. Он отдыхал и наслаждался. Ему нравилось занятие, которое из-за робости перед женщинами и за элементарным отсутствием времени он так и не умудрился пережить.

Вернулись в дом правления колхоза часа через полтора, завклубом ждала их. Эльза предала ей ключ от входной двери, сказала, что всё нормально, свет погашен и на сцене.

– Вам сюда, – показала женщина Эльзе на дверь слева, – кровать разобрана. А вам, – обратилась к Лёшке, – к мужчинам, постелили прямо на полу, но натоплено хорошо, до обеда теперь не выстудится…

Алексей, не взглянув на женщин и не попрощавшись, ушёл в открытую дверь. В чьём-то просторном кабинете убрали столы, матрасы расстелены по стенкам, простыни лежали поверх байковых одеял, ближе к подушкам. Разделся он на стульях, стоящих у третьей стены, и нырнул под одеяло, предварительно завернувшись в простыню.

Впереди его ждали пять дней работы и три сотни километров зимних дорог…

5. Пути – дороги

Светлана Ким, молодая, небольшого роста кореянка с причёской в виде корзиночки из смоляных волос, невысокой грудью и стройными ногами, уже несколько лет редактировала многотиражную газету комбината. Творили на четырёх полосах малоформатки рабочие, но писать, в основном, приходилось ей самой. Тяжёл хлеб, ничего не скажешь, но журналистка считала: всё лучше, чем прозябать в школе после окончания местного довольно престижного пединститута. С тонкой тетрадкой токаря Алексея Сапрыкина она не мудрила, репортаж «Семь дней в пути», написанный им по её просьбе, прочитала и сразу отдала машинистке. «Прилично сделан материал, ничего не скажешь, правку закончу прямо в полосе», – подумала Светлана и тут же позвонила в областную молодёжную газету подруге Зое Савиной. Обсудили последние сплетни, наехали на коллег из партийной газеты, которые «задыхаются в удушливых объятиях надзирателей» и только после этого Светлана сказала об открытии перспективного автора.

– А он согласится переделать материал для нас? – спросила Зоя.

– Не сомневаюсь, но пожалей его: работа сдельная, учёба в ШРМ, остаётся только выходной, чтобы отоспаться, если учесть, что ему будет всего-то восемнадцать лет… Интересный парень, но потом расскажу, – закончила Светлана представление возможного внештатного корреспондента.

– Хорошо, пришли черновик, подумаю, что сделать, – подруги попрощались, занятые срочными делами.