Алексей Чурсин - Культура в упадке Страница 7

Одевшись, Леонид вернулся в подросшую толпу томящихся призывников.

В течение получаса Катя с охапкой медкарт вернулась в тридцать второй. К соседнему, тридцать первому, выстроилась дополнительная партия детей. На бордовой табличке золотилась надпись «Главврач». И слышно было, как мужчина, соответствующий указанному титулу кого-то распекал за стенкой. Он изъяснялся на понятном каждому русскому языке – на матерном. Но вовсе не обязательно было видеть главврача, чтобы понять, кого он из себя представлял, – акцент явно указывал на принадлежность к горным народам Кавказа. Особенно яркую окраску выговору придавало произношение матерных слов, что отчего-то привносило некую комичность положению.

Вскоре дверь отворилась, и из кабинета выбежал испуганный хлипкий юноша. В след ему суровый голос прокричал:

– И в следующий раз, чтоб такого не было! Ты меня понял? – негодующе пробасил вышедший в коридор врач.

Юношу на ходу обернулся и, трепля кудрями, замызганно кивнул. Невысокий кавказец с мыльной щетиной и волосами с проседью, убедившись, что он понят, повернул голову к близ стоящему пухлому, круглолицему, коротенькому парню с жиденькой бородкой сальных угольных волосиков и, презрительно взглянув, будто оказывая незаслуженную любезность, прорычал:

– Заходи. И дверь закрой! – грозно добавил армянин (почему-то Ивлеву показалось, что он армянского происхождения – так и будем к нему обращаться).

Парень зашёл, прихлопнув дверь. С этим гражданином подобной перебранки не стряслось – разговор шёл на спокойных, выдержанных тонах. Точнее, говорил только один врач. Мальчугана не было слышно, что порождало домысел, будто он точно так же безоговорочно кивает.

– Значит, в следующую среду я поеду, отвезу. К этому дню ты должен всё обойти, подготовить и принести мне сюда же. Понял?

Ответа не последовало. Во всяком случае, в звуковой форме.

– Только не подведи, – продолжал, – а то всё бестолку, тебе ясно?

Снова молчание и приближающиеся шаги. Дверь открылась, и на пороге пухлый с армянином, положившим одну руку на плечо, а другой, сжатой в кулак с оттопыренным указательным пальцем, размахивающим перед носом.

– Только не забудь, не создавай проблем! – сурово напомнил он.

– Хорошо.

– Ну, давай. – Улыбнулся армянин и отправил парня, потом обернулся к следующему и, сохранив презрительные нотки, возвысил голос:

– Ты?

– Да. – Ответил очередной призывник из соседней очереди.

– Пошли. – С недовольным видом кивком пригласил его.

Леонид задумался над увиденным. Что это за доктор, вечно орущий, вечно недовольный и что-то требующий от посетителя. И ему придётся к нему направиться? Кажется, нет. Ведь те призываемые, толпящиеся перед его кабинетом, к тридцать второму не подходили, а прямиком с улицы направлялись к тридцать первому.

Но его размышления были прерваны вызовом его фамилии. Он зашёл в кабинет, и девушка, именуемая Катей, объяснила:

– Сейчас спуститесь в двадцать второй кабинет, и Вас вызовут.

– Без всего?

– Да, заявление мы пока не нашли, но Вам надо идти туда. Вас позовут.

Недоумевая, что происходит, мы делаем то, что нам скажут. Так и Леонид с лицом философа, выражающим усиленную задумчивость, спустился на второй этаж. Здесь было не так многолюдно – четверо молодцев и снующиеся сотрудники. Среди ожидающих (эти четверо тоже были направлены к двадцать второму) сидел рыжий парнишка – ровесник Леонида, Антон Рогов. Ещё подходя к кабинету, Леонид узнал его, а Рогов, всматриваясь в подходящего Ивлева, состроил физиономию смеси улыбки и удивления.

– А ты чего тут забыл? – не дожидаясь, когда он поравняется с ним, издалека приветствовал Рогов.

– Свою душу, – улыбаясь, отвечал Леонид, – здорово.

– Ну, привет! – пожали они друг другу руки. Они учились в одной школе в параллельных классах, и, когда после девятого класса половина учеников перевелась, а половина осталась, тех немногих объединили и дополнили учениками из соседних школ. В результате вместо трёх десятых классов образовалось два, и отношения между детьми стали теснее. На этой почве Ивлев и Рогов сблизились, сделались товарищами. Леонид присел.

– Ну, так чего ты здесь делаешь? – допытывался Антон. – Вот, уж, тебя я здесь никак не ожидал встретить.

– А что такое? – насторожился Ивлев.

– Ну, я-то считал тебя честным, и в школе тебя все нахваливали, а ты вот каким оказался! Как я, – добродушно смеялся Рогов.

– Я что-то не вполне понимаю. Меня отправили сюда по поводу моего заявления.

– Какого заявления? – посерьёзничал Антон.

– Об альтернативной гражданской службе.

– Хочешь в больницах за пациентами утки носить и сортиры драить? – Рогов не удивился известию о существовании замены.

– А что, будто в армии сортиры не чистят?

– Зачем тебе это? – не унимался Антон.

– Просто я против службы как таковой, – уклонился от ответа Леонид. Ему не хотелось раскрывать причины отказа, поскольку времени на разговор оставалось немного (соседи уже поочерёдно заходили в кабинет), а объясняться поверхностно не имело смысла. – Тебя какая нелёгкая сюда занесла? – в свою очередь задался вопросом Ивлев.

– Я здесь по особому случаю, – шутливо ответил Рогов, пальцем указывая на сумку между ног.

– Подожди, – Ивлев повернулся к нему и вполголоса добавил, – здесь платят?

Рогов кивнул.

– Ах, вот как, – Ивлев откинулся на спинку стула. – И ты поэтому удивился, увидев меня?

– Конечно, от тебя я взятки не ожидал.

– Спасибо, – благодарственно вымолвил Леонид, – и много?

– Ну… вообще двести шестьдесят, – сконфузился Антон, – но мне за сто шестьдесят.

– Во как. По знакомству? – уже безучастно спрашивал Леонид.

– Да, через третьих лиц.

Дверь открылась, выпуская последнего незнакомца, и Антон поднялся.

– Ладно, теперь я.

– Давай.

Леонид остался один, пережёвывая очередную порцию умственной пищи. Его ставила в тупик связь неизбежного вопроса о патриотизме, который будет задан, и откупом от фразы «отдать долг родине» тем же людям, которые станут его убеждать в святости службы и обязательстве каждого гражданина защищать свою страну с оружием в руках. Почему же, в таком случае, избитые доводы, уязвляющие нежелающего служить, окрашивающие его в пунцовый цвет стыда, тают при предъявлении раздутого конверта с деньгами? Почему взывающие к патриотизму отбрасывают его при виде купюр? Почему тогда они попирают свою родину «зеленью»? А может, в этом нет ничего дурного? Ребята ведь тоже отдают долг, только буквальный – в двести шестьдесят тысяч. Видимо, во столько обходится обеднённому, иссыхающему от отсутствия денег государству содержание и обучение новобранца.

Появившийся на пороге Антон прервал его раздумья.

– Я всё! Теперь ты, альтернативщик, – шутканул Рогов, – тебя подождать?

– Ой, Антох, я, наверное, до упора.

– Ну, смотри, я пойду покурю. Если быстро, то подожду.

– Хорошо, спасибо. Докуришь, а меня нет – иди, – улыбнулся Ивлев.

– Тогда прощаться не будем, – подмигнул Рогов и лёгкой, беззаботной походкой зашагал к лестнице.

Ивлев вошёл в уже знакомый кабинет – его встретила всё та же женщина, безоговорочно отправившая его восвояси в прошлый приход. Судя по всему, она его не запомнила, потому что приветливо указала ему на дверь, ведущую в смежную комнату. В прошлый раз Леонид не обратил внимания на стены. Теперь выяснилось, что и здесь кабинеты сообщаются напрямую, как помещения в пещере. Леонид прошёл в указываемую комнату, где за компьютерным столом, уткнувшись в монитор, сидел представительного вида мужчина в очках. Как позже выяснилось, это комиссар.

– Здравствуйте, – Ивлев остановился почти у самого выхода.

– Здравствуйте, фамилия? – не отрываясь от экрана, важно потребовал мужчина.

– Ивлев.

– Как? – очнулся комиссар, прильнув к монитору.

– Ивлев, – повторил Леонид.

Комиссар стал напряжённо семенить зенками в поисках озвученной фамилии. Решив избавить его от бестолкового дела, Леонид прекратил поиски комиссаром фамилии, пояснив:

– У меня заявление по поводу альтернативной гражданской службы.

– Ну, так пишите, – уже твёрдо, несколько грубо, заметив, что клиент из другой оперы, и вернувшись в состояние занятости, ответил комиссар.

– Я его уже написал, и меня отправили к Вам.

– Ко мне? – удивился военком.

– Да.

– За дверью подожди, – после минутного замешательства со вскинутыми бровями отрезал комиссар.

– Хорошо, – Леонид развернулся и вышел в коридор. Он не мог не отметить состояние растерянности в момент озвучивания фамилии и последующего вопроса, с которым он пришёл, когда ожидаемое комиссаром не сошлось с настоящим. Мысль вызвала улыбку на лице Ивлева, до того постоянно одетом в выражение сомнения и мечущего поиска. Он словно победил, выстоял в скоротечном сражении, и это не могло не радовать, не воодушевить.