Андрей Синельников - Куда ты скачешь гордый конь… Страница 7

Роберт выслушал все это со спокойствием присущим норманну, когда ветер сорвал у него в море последний парус. Задумчиво вгляделся в зелень кроны священного дуба, будто ожидая от него подсказку, и сказал:

– Надо, так надо. С Богами не спорят. А… – он что-то хотел спросить, но махнул рукой и не закончил.

– Я оставлю тебе своих слуг. Нет не этих. К тебе скоро придут стрелки Артемиды. Прими их. Они научат твоих воинов разить без промаха так далеко, что никто и не ждет, и так метко, что никто и не поверит. Дай им место в лесу. Они не живут в городах. Помни только. Они Стражи. Придут без зова и уйдут когда захотят. Им не указ никто, кроме самой Матери-Природы. Даже я.

– Если будет худо…, – она опять не дала ему во время той встречи договорить, перебив.

– Если будет худо, а это будет не скоро. Даже не на твоем веку. Так вот если так будет, я приду и заберу твоего потомка под свое крыло в Дом Богородицы. Это я тебе обещаю.

– Тогда я спокоен. Что-то еще, госпожа? Или я свободен.

– Свободен. Да ты свободен всегда, как и весь твой род. Именно за этот внутренний дух свободы и выбрали тебя Боги. Иди.

Роберт встал, поклонился и, резко повернувшись, направился к коню. Потом вдруг громко хлопнул себя по лбу, и, также резко повернувшись, вернулся назад.

– Извини госпожа. Я был так занят мыслями, что забыл спросить, может ты хочешь отдохнуть с дороги. Если не ты…Я не знаю, отдыхают ли боги, то твоя свита. Может, хочешь сходить в баню…

– Боги отдыхают и парятся в бане. В хорошей парной бане. У тебя есть такая?

– Есть, – растерялся шотландец.

– Тогда веди. Я проскакала столько верст, что все тело у меня просит только одного. Легкого пара, можжевельникового веника, крепкого джина и жареного мяса. И не смотри на меня так. Боги приходят на землю в обличие людей, а люди имеют свойство уставать от трехнедельной скачки.

Именно эту баню и вспомнил Микулица. Она помотала головой, и наваждение пропало.

– Да я парилась у Брюса. И давала ему обещание, что если его роду будет угрожать опасность, я заберу их под свое крыло в Дом Богородицы. Ты это хотел узнать?

– Я хотел узнать, выполнила ли ты обещание? – Микулица уже все увидел вместе с ней и теперь хотел знать то, что спросил.

– Да, я выполнила свое обещание. Когда на землях туманного Альбиона головорезы Кромвеля вырезали остатки последних ордынских родов. И топор палача завис над шеей Великого Магистра ордена Андрей Первозванного и Шотландского чертополоха. Над шеей последнего храмовника Шотландии – Якова Брюса, потомка шотландских королей, тогда явилась я, – она опять закрыла глаза и вспомнила, как в грохоте, дыме, молниях явилась она на помост палача в окружении стрелков Артемиды, – Да, не чужды мне были театральные эффекты. Это все от Кристофера Марло и Шекспира, – она опять стряхнула воспоминания, – Я забрала его в Москву вместе с сыном Вилемом. Он служил у царя Алексея.

– Но ведь ты была в то время в Беловодье, – искренне удивился чернокнижник.

– Обещания надо выполнять! Или не давать! – отрезала Малка, – У Вилима сейчас растет сын Роман. Все. А теперь ответь ты. Зачем тебе это надо?

– Гуляй возвращается в Явь, в мир людей, и зовет меня с собой, – просто ответил Микулица, – Я хочу прийти в образе сына Брюса. Ты поможешь мне?

– Помогу, – немного подумав, согласилась Малка, – Вилем мне не откажет. Да к тому же он как Великий Магистр относится к Посвященным и понимает, что мы выполняем волю Богов. Удачи тебе и Гуляю.

– А ты? Не хочешь с нами?

– Нет! – резко ответила Малка, – Нет! Там мне места нет!

Глава 4

Вечный дьяк

Для кого даже честь пустяк, для того и все прочее ничтожно.

После осады и штурма крепости Граве на Маасе Вильгельм Оранский, тогда еще правитель Голландской республики, всех этих морских и лесных гезов, как называли теперь потомков ордынских казаков, сидевших по берегам каналов, за насыпанными дамбами и в предгорьях Арденских гор, на бывших землях Лотаря, сидя в придорожной таверне Амстердама, недосчитался одного из любимых и самых верных своих командиров. Тот приехал из Марселя, и хотя Вильгельм воевал против французов, тем не менее, он доверил ему командование самыми отчаянными головорезами, навербованными из морских гезов, и не ошибся. Сильный Франк или на французский манер Франц Лефорт, как называли его подопечные, даже не собиравшиеся узнавать как его настоящее имя, сделал из них сплоченную и боевую команду. Лучшую команду в войсках Вильгельма Оранского и его союзника герцога Курляндского. Благодаря этой команде они сегодня и праздновали победу, вырванную Лефортом во время штурма крепости прямо из рук французского знаменосца, вместе со стягом города. Однако герой пропал не в бою, а в схватке с дюжиной местных амстердамских красоток, окруживших героя в таверне. Они закрутили его в своей ведовской пляске и увели неведомо куда.

Вильгельм непритворно сокрушался, осушая четвертую пинту черного крепкого пива, жалея, что неистовый франк пропал, как в воду канул, потому, как он имел его на него виды. Голландский правитель уже давно намеривался сковырнуть с трона своего тестя английского короля Якова, последнего из оставшихся Стюардов, и вместе со своей женой Марией занять опустевший трон. В этих его планах место, таким как Лефорт было всегда. Но, не сложилось, и искать его по портовым борделям над темными водами голландских каналов и на улицах с тусклым светом красных фонарей было делом зряшным и пустым.

Франц же улизнув от своры красоток висящих на его шее, а скорее на его кошельке, как гроздь винограда, нырнул в боковую улочку и выскочил к замшелой стене старого монастыря, нащупал ему только одному ведомый секретный камень и, сдвинув его, юркнул в щель, образовавшуюся в монолитной серой стене. Затем прошел в дальний угол заросшего акацией сада и нырнул в низкую дверь кельи. Там он привычным движением, нахлобучил широкополую шляпу на нос и, обмотавшись плащом, прошел по коридору в дальний конец здания, где жили смиренные сестры монастыря Святой Сусанны.

Вошел в покои матери настоятельницы, где еле освещая низкий стол мерцал светильник и, сняв с него нагар, так что пламя сразу ярко осветило комнату, сел на лавку. Настоятельница удивленно обернулась к незваному гостю, при свете вспыхнувшего пламени, оказавшись премиленькой дамочкой, и широко раскрыв глаза, вопросительно посмотрела на него. Незнакомец сбросил плащ и снял шляпу.

– Гуляй! – выдохнула она, – Гуляй!! – она, зажав рукой готовый вырваться визг, бросилась к нему.

– Тихо Анна, ты меня еще Дон Гуаном покричи, – он притворно нахмурился, но уже обнимал ее тонкую талию, притягивая к себе.

– Гуляй, Гуляй, – она щупала его, кажется, стараясь убедиться, что он не приведение, – Ты откуда здесь взялся? Ты ж в Нави, как говорят все. А меня туда не пускают из-за тебя! – монашка обиженно надула губки, – Из-за тебя. Того, что вам мужикам прощают, нам никогда. Даже Посвященные. Вот и томлюсь здесь в монастыре. Хорошо здесь в Голландии хоть ведьм не жгут и не топят. Нет у нас охоты на ведьм. Потому и сидим тут тихо. Гуляй. Надо ж Гуляй. Ты откуда взялся, – она прижалась к нему всем телом и уже развязывала шнурки его камзола.

– Тихо, Анна. Будет время. Теперь время будет воз. Угомонись. Не то не только тебя, но и меня сожгут добропорядочные голландцы. Обвинят, что я сатана или демон, что совратил смиренную игуменью и увлек в похоть. Стой! Стой ты!! – он схватил ее за руки, – Собирайся, – закрыл ей рот ладонью, вовремя поняв, что сейчас она криком радости разбудит все это сонное царство, – Тихо. Собирайся. На коне еще ездить не разучилась?

– Нет, – она уже кидала пожитки в узел.

– Выйдешь старым тайным ходом и ступай на постоялый двор, что у портовых складов. Там, на втором этаже в комнате с подковой на двери, найдешь мужское платье и оружие. Переоденься. Хозяин даст тебе коня и укажет троих бандитов. Это мои люди они приведут тебя ко мне. Все. Жду, – солдат обнял ее и поцеловал долгим многообещающим поцелуем, – Чего не спросишь, куда едем?

– С тобой хоть в преисподнюю, хоть на край света, хоть на костер, – горячо зашептала игуменья, – Погоди на пять минут, – она рванула ворот.

– Потом, – остановил ее, – А то и впрямь на костер угодим. На Русь подаемся. Жду. Торопись, – опять нахлобучил шляпу, накинул плащ и выскочил за дверь.

Часа через три от постоялого двора с первыми лучами солнца кони понесли четырех всадников в дорожных плащах. На окраине города их встретил пятый, он щедро расплатился с тремя бандитского вида громилами и дальше поскакали двое. В дальнем порту их ждал небольшой, но крепкий баркас. На таких поморы ходят в дальние плаванья даже по северным морям. Он принял путников, оставив коней на берегу, и ходко побежал по волне на восток. Спустя какое-то время в поморском городке Архангельске, даже не в самом городке, а на стрелке, что выходила далеко в море сошли на берег двое, судя по платьям, иноземцы. Один из них расплатился с корабельщиками. Затем оба нырнули в густую зелень дремучего леса. Там в самой чащобе они нашли избушку старой колдуньи. Старший из них пошептался с ней, и она указала им тропу, которая вывела их к зимовью, похоже, ждавшему их давно, потому как полному припасов и протопленному заранее. Там оба они скинули дорожные плащи и игуменья с визгом, более никого не таясь, бросилась на шею дьяку Гуляю. Она знала его с незапамятных времен, когда он еще звался благородным идальго Доном Гуаном де Тенорио …, а она смиреной монашкой Эльвирой в миру – донной Анной. Тогда она бросила ради него все, отдала ему душу, тело, честь. Не напрасно. Он взял ее с собой и ввел в сонм бессмертных. Правда ее не пустили к Посвященным, но кого там уболтал этот пройдоха, она не знала, и к Жрицам Артемиды ее причислили. Она его теперь ждала вечно, надеясь на такие вот короткие встречи. Монашеского смирения в Анне давно уже не осталось, и на утро Гуляй долго умывался в ледяном ручье, журчащем рядом с избушкой, приходя в себя. Обернулся, на крыльце стояла Анна готовая продолжить начатое вчера. Гуляй возвращался в Явь из Беловодья.