Владислав Вишневский - Вдохновение Страница 7

– Эта песня не для тебя, Вилли, – сказал он, – не обижайся. Она возрастная. Не для тебя. Ты её сможешь петь лет этак через двадцать, двадцать пять. Когда в тебе жизненный опыт будет, этакая мудрость, солидность. А сейчас… Лажа! Молодёжный вопль, детский крик на лужайке. А вот аранжировка, и оркестровое сопровождение – хороши. Где ноты взяли, кто вам написал, Анатолий?

– Да, дядь Левон, это ТТ у нас всё пишет, – воскликнул Арчи, барабанщик. – И Вилли пишет, и Боб… Они у нас…

– Ааа! – похвалил Саркисов. – Сразу три таких сильных музыкантов на один коллектив – это дорого стоит. Редкое явление в самодеятельности. Далеко можете пойти.

– А нам далеко не надо, – ответил Стас, – нам итак хорошо. Только, приезжайте почаще…

– Левон, а вы вообще как у нас оказались, в этом… ну, в нашем Волобуевске? Это же от Москвы чёрте где! И зима.

Саркисов не стал раскрывать истинную причину своего появления, не переставая музицировать на электрооргане, схитрил:

– Да я же говорю, случайно. Не на той станции вышел, задумался, покурить вышел, а поезд – туту – и ушёл. А другой, какой мне нужен, сказали, будет утром. Вот я и остался. А когда, там, на станции, сказал, что хочу познакомиться с хорошими музыкантами, которые джаз играют, би-боп, хип-хоп, или фолк, мне на вас указали. Мол, есть такие, ненормальные, только в Волобуевске. Да это недалеко, сказали, рядом. Вот я и приехал.

Поверили ему или нет, было не ясно, но говорил он правдиво, весело, с улыбкой, перемежая слова отвлекающими музыкальными пассажами.

– А давайте-ка я вам кое-что распишу, как раз для вас, для вашего состава. – Предложил вдруг Саркисов.

– Да?!

– Конечно!

– Если можно.

– Можно, можно, – попеременно щуря глаза от сигаретного дыма, ответил маэстро, – давайте тетради…

Через двадцать минут оркестр уже проигрывал свои партии, а ещё через десять, почти свободно исполнял «Hello, Dolly». В основном для трубы Стаса. Правда, ненадолго застопорились на вступлении. Боб должен был изобразить игру на банджо. Маэстро показал Борису как добиться на гитаре такого эффекта, и специфического тремоло кистью руки… И получилось! Боб был в восторге (такая школа!)

«Хелло, Долли, лучше нет доли,Чем тебя опять увидеть и обнять.Я столько ждал, Долли! Долго звал, Долли!Я готов был бесконечно новой встречи ждать…»,

напевая, хрипел в микрофон Саркисов, ревниво косясь на исполнение Стаса. Тот, в это время, остро и экспрессивно выводил музыкальную тему на трубе. Вилли, «выщёлкивая» басовые синкопированные ходы, задорно размахивал грифом бас-гитары, Арчи, за своей «кухней», вообще почти «вытанцовывал».

Пока музыканты разучивали «Hello, Dolly», Саркисов набросал партитуру для двух других солистов: Боба, сакс-альт, и Билла, Бориса Крутого, соло-гитара «Lilly was here». И сразу для Бориса, соло-гитара, «Europе», из репертуара Карлоса Сантана. Набросал гармонию, основные «ходы» и партию для солиста-гитариста. Партия, как он и все остальные музыканты отметили, не сложная, но напевная и с применением педали эффектов Touch Wah Vintage. Боб был в восторге. Такая интересная вещь, в смысле солешник, вся на легато, с грустью, с настроением… и музыкальные спецэффекты.

Когда Левон за органом наиграл её, девчонки немедленно принялись танцевать, влюблённо глядя на Саркисова и Бориса, Боба. Они вообще за каждую «вещь» голосовали ногами, танцевали. Такой уматный дядька, такие музыканты… О!

Только заполночь девчонки разошлись по домам. Музыканты и Саркисов остались. Что-то играли, разговаривали… Саркисова слушали… Он непрерывно курил. Разгонял дым рукой… Шутил.

Почти без сна, так ночь и прошла. Рано утром, Ленкин брат, по-холодку, отвёз на легковушке – Саркисова, Ленку, Толяна, Вилли, Арчи (другие провожающие не поместилось) на железнодорожную станцию. Проводили гостя. Не гостя, маэстро.

– Иван Маратович, – часов в десять утра, уже в дороге, как только вагон-ресторан открылся, сидя за столом, ожидая свой заказ, Саркисов позвонил на сотовый заместителю министра культуры. – Извини, дорогой, это я, Левон. Не рано?

– А, привет, дорогой, привет. Нормально. – Приглушенным голосом ответил Давыдов. – Не замёрз? Только быстро, пожалуйста, у меня совещание. Ты где?

– Отогрелся. Уже в поезде. Еду обратно. А как там, у нас?

В ресторане было малолюдно, но тепло. Витал аппетитный запах. Выстукивали колёса. Неспешно передвигались не выспавшиеся официанты. Монотонно раскачивались занавески. Тонко бренчали бутылочки столового прибора. За окном мелькали заснеженная пастораль. Невидимое в облаках солнце безуспешно высвечивало пространство. Зима. Скучно всё и не интересно. Никакой романтики.

– Хреново! Коммунальщики, как всегда, козлы!

– Опять не ожидали?

В телефоне послышалась ненормативная лексика в адрес коммунальщиков.

– Эт как всегда! – Согласился Саркисов.

– Ну, как там, нашёл этих… – Возвращаясь к делу, спросил Иван Маратович. – «Вдохновение» в Волобуевске?

– Нашёл. – Ответил Саркисов, рукой отыскивая муторно бренчащую бутылочку, прижал все, бренчание прекратилось. – Но для конкурса они не подойдут. Музыканты хорошие. Но солидного репертуара у них нет, ехать не с чем. – Убрал руку, бренчание возобновилось. Левон Ваганович вытащил среднюю бутылочку из гнезда, поставил на стол. Немузыкальный звук исчез. Только колёса продолжали ритмично выстукивать… – Я провёл им мастер-класс. Хорошие ребята, толковые, грамотные. – Вздохнул Саркисов. – Им пару лет бы ещё надо или хорошего наставника, в смысле школу.

– Вот как! Я так и думал. Жаль. Но ничего. Что-нибудь придумаем. Ты, Левончик, все расходы включи в отчёт, не забудь, и мастер-класс тоже… Кстати, может за тобой вертолёт выслать, чтоб, ну, себестоимость увеличить. Чтоб солиднее было. Волобуевск как-никак искал, мастер-класс давал, то сё, а?

– Не, Ваня, вертолёты я не люблю, меня в них тошнит, я уж лучше поездом.

– Солиднее бы было. Австралиец заплатит. Всё включено, как бы.

– Ваня, смотри сам. Я тебе не советчик. На «громкое» дело не напорись, на конфликт. Сейчас же, знаешь…

– Да знаю я, знаю. Просто у меня в МЧС в центральном аппарате «завязки» хорошие есть. Должок за ними. Они бы не отказали.

– Решай сам. Тебе виднее.

– Ладно, решим. Ты про отчёт не забудь. С остальным разберёмся. Всё, привет.

– Будь!

Как раз и заказ принесли, сразу и весь. Мясной салатик, борщ свекольный, рагу, и… Остальное «за кадром».

6

Тамара, Томчик, фанатка музыкантов оркестра «Вдохновение», надела чистое бельё, зашторила занавесками окна в своей комнате – мать и отец на работе, – легла на кровать, набрала пригоршню приготовленных снотворных таблеток, но задумалась. Не Шекспировским вопросом: быть или не быть. Конечно, не быть! Раздумья в прошлом. Час икс настал. Пора свести счёты с жизнью. Давно об этом думала, а теперь решилась. Причина была в Арчи. В барабанщике оркестра. В этом красавчике, в молодом парне, улыбчивом, милом, с голубыми задумчивыми глазами и ямочками на щеках. Он был на два года младше Тамары. Томка так его любила, так по нему сохла, так страдала, что сил больше не было видеть, как она ему не интересна. Что он её не любит. Это видели все фанатки. Жалели Томку, говорили, он молодой для тебя, он дурак, не бери в голову, другого найдёшь. А мне другого не надо, когда тихо, когда громко рыдала Томчик. А вот теперь, сомнения, размышления позади, Томка решилась. Знала, что снотворные таблетки лучший выход. Выпила, уснула и… не проснулась. Пусть потом слёзы льёт, локти кусает, бьётся башкой об пол. В предсмертной записке написала. «Мама, папа, простите. Пусть он (А.) знает, что я его люблю. Что он не виноват. Ваша несчастная Тамара». Перекрестилась, и…

Дззззз… Грубо напугав, громким колоколом, неожиданно зазвонил в тишине Томкин сотовый телефон… Арчичек! – Мгновенно воспряв, сама себя обрадовала Тамара, вспорхнув с ложа… Нет, увы, это был не Арчи. Это была Ленка. Та, которая тоже фанатка, лучшая, во всех смыслах продвинутая, признанная в Волобуевске красавица, у неё единственной из фанаток отпадный, улётный планшетник. И сама она была вся отпадная. И фигура, и руки, и… глаза с причёской… Брови вообще, как два коромысла, нет, как два крыла… В прошлом году она закончила среднюю школу с серебряной медалью. С серебряной! Единственная на всю школу медалистка. Единственная! И не важно, что школа была малокомплектной, что выпускников было всего девять человек. Главное, была среди них медалистка. Одна! Это Ленка. До золотой медали ей не хватило одного балла. Классная и директриса с завучем безуспешно мучились вопросом, как, не нарушая закон и этику, натянуть Ленке один балл. Предлагали Ленке даже пересдать, но она отказалась. Потому что принципиальная.

Своим нежданным, в данный момент, появлением, Ленка помешала свершиться задуманной Томкой мести. Вся причина её появления была в том, что не стала Ленка выпрашивать у матери деньги на праздничное платье, в тайне от неё достала из шкафа девичий материн сарафан, лёгкий воздушный, в голубенький горошек, прибросила на себя, глядя в зеркало отметила, пойдёт. Главное, под цвет глаз, и фигуру подчеркнёт. Натянув сапоги и зимнюю шубку с капюшоном, побежала к подруге. Тамара, Томка, уже с седьмого класса считалась первой в школе швеёй-мастерицей. Лучшей. Даже модельером, по местным меркам. Сейчас, после школы, на дому, шила-расшивала-ушивала, порой когда для матери, когда её подругам, знакомым тех подруг, которые просто знакомые или где-то что-то услышали-прознали, – разные платья, сарафаны, жакеты, юбки. Причём, шила качественно и не дорого. Два этих важных фактора создавали Томке в Волобуевске постоянную и стойкую клиентуру. И славу.