Василий Лягоскин - Ландыши растут не только на Земле. Свет далекой звезды: история четвертая Страница 7

Гумирхан поразил подданных неслыханным милосердием. Ни один волос не упал с головы любовников. Даже плеть Ханымы не пробежалась по обнаженной спине развратницы.

Как раз этим утром эскадра корабле,. что несла на своих бортах кроме экипажей две тысячи воинов и их владыку со двором, достигла Большого рифа. На камнях, обозначавших единственный известный корабельщикам проход из одной части океана в другую, сейчас никого не было. Мудрый советник, который тоже находился на флагмане, сунулся было с предложением основать здесь пост – точно такой же, какой был когда-то. Когда был жив Бородатый Бирон, собиравший немалую плату за проход кораблей. Памятником этому жадному корольку осталась лишь толстая оплавленная цепь на берегу, которую уже засидели птицы.

Гумирхан как раз разглядывал этот гигантский слиток. Корабль по его повелению остановился точно посредине прохода. На остальных кораблях парусов тоже не было. Все замерло, ожидая и развязки трагедии, а советник – еще и ответа на свой вопрос.

– Зачем, – повернулся к нему владыка, – зачем строить и содержать тут пост, если оба берега океана будут нашими… моими?

Он, видимо прочел в глазах мудреца еще один, невысказанный вопрос, и тоже ответил на него:

– А если нам не суждено вернуться назад… тогда тем более этот пост не нужен.

Придворные – а кроме советника, да Ханымы с Пахлаваном, на палубе сейчас собрались мурганские военачальники, принялись было славословить владыку и его воинскую удачу, но Гумирхан дернул щекой, прерывая самых громкоголосых. Потому что пришло время возмездию – так как его воспринимал владыка.

На палубу – прямо под навесом, где и собрались высшие сановники Мургании во главе со своим повелителям, вывели пару прелюбодеев. Они были полностью обнаженными и, несмотря на ужас, что заполнял их лица, прекрасными своей молодостью. И опять ни один удар не обрушился на их плечи. На островах – которых большой корабль едва не касался бортами, шли приготовления к казни. Они были очень простыми – в камень вкопали, а скорее буквально вколотили два столба.

Владыка кивнул и вперед выдвинулся Пахлаван. Сначала он взялся за парня, и с ним не церемонился – хотя это был потомок знатного рода. Многие в свите монарха сейчас предположили, что этот род скоро перестанет быть знатным; а может и вовсе исчезнет. Пахлаван легко вскинул голую жертву на плечо и одним прыжком оказался на каменистом берегу. Тут скала была даже чуть выше борта, так что собравшиеся на капитанском мостике – а здесь этим утром было тесно от свиты Гумирхана – было хорошо видно каждое движение палача.

Молодой моряк не сопротивлялся; видно было, что он уже простился с жизнью, и сейчас его мучило лишь осознание того, что девушка, подарившая ему несколько прекрасных ночей, тоже примет сегодня мучительную смерть. А в том, что смерть этих двоих будет ужасной, не сомневался никто в многотысячном войске.

Корабль Авархана в караване судов шел вторым. Сам капитан был на носу корабля, потому хорошо видел, что происходило на палубе флагмана. Вот толстые, подобные бревнам руки палача потянулись к наложнице владыки. О том, что это была женщина, единственным призванием которой было греть постель Гумирхана знали все – неведомым путем злая весть преодолела расстояние между кораблями, которых в эскадре насчитывалось четыре десятка. Сейчас эта несчастная гордо подняла голову и тряхнула плечами, с которых словно перерезанные острым ножом веревки спали руки двух воинов, что держали ее. Красавица так же гордо, не опуская вниз глаз под взглядами сотен моряков, глазевших на эту необычную казнь, шагнула на край палубы и легко перепрыгнула на берег. Если кто-то ждал, что она не остановится, попытается бежать от ужасной участи, они тут же убедились – храбрость девушки не знает границ. Она сама подошла к столбу и встала к нему спиной, заведя руки за него – лишь бы ее поменьше касались руки Пахлавана. А телохранитель, волею владыки сейчас ставший палачом, к этому и не стремился. Он хорошо знал вспыльчивый, временами безудержный нрав своего повелителя. Эта женщина, несмотря ни на что, оставалась собственностью Гумирхана, и беззастенчиво лапать ее Пахлаван остерегся.

Флагман чуть заметно качнулся, когда гигантская туша телохранителя заскочила на его борт. Теперь на берегу оставались только молодые любовники, разделенные пока надстройкой корабля. Но вот моряки забегали, поднимая паруса; не отставали от них другие экипажи. Корабль Авархана проходил в опасной близости от скал, но капитан не смотрел на них. Он пытался поймать взгляд юной красавицы; понять – сознает ли та, что их обоих ждет мучительная смерть – от жажды, с выклеванными глазами и другими мягкими частями тела; ведь чайки уже кружили над эскадрой, словно подгоняя корабли.

Но девушка смотрела сквозь капитана, и сквозь его корабль – туда, где стоял надежно привязанный к столбу парень. Авархан не проследил ее взгляд, не смотрел на юного моряка, отца которого хорошо знал. Потому что был уверен – тот тоже видит сейчас лишь свою возлюбленную. И капитан внезапно позавидовал этим людям; а еще – почему-то вспомнил о своих наложницах, которых в дальний поход не стал брать. А зачем? – красавиц в государствах Гудваны хватает. И скоро все они будут к услугам победителей. А вспомнил сейчас лишь потому, что представил свое «имущество» в жадных лапах оставшихся в Янгикургане молодцов.

Авархан от такой мысли даже чуть не заскрипел зубами, но вовремя спохватился. На его корабле, как и на всех других хватало тайных соглядатаев Гумирхана. Как бы кто из них не подумал, что капитан сейчас скрежещет зубами, жалея юные жертвы. А о том, что такая весть до ушей властителя достигнет очень быстро, Авархан не сомневался.

Фактории на Диких островах разрушать не стали. Владыка лишь оставил здесь своих наместников (как громко для жалких поселений!), с небольшими воинскими отрядами, да приказал выгрести все запасы провизии. Ну еще местные жители не досчитались нескольких женщин разных возрастов, которые не успели спрятаться в глубине островов. А вот Баргасу пришлось туго. Это был первый город в большой победоносной войне, и Гумирхан отдал его на разграбление войску. Впрочем, пристань сразу же взял под охрану специально назначенный отряд.

Жители портового города спохватились очень поздно. Этот город всегда был готов к подобным катаклизмам. Такой штурм был в истории Баргаса не первый. Но никто не ожидал неоправданной жестокости, резни и массовых убийств. Гумирхан словно решил повязать кровью своих воинов, так, чтобы они поняли – впереди только победа или смерть. И первым открыл счет бессмысленным убийствам капитан Рудахан. Во главе своей озверевшей от крови команды он ворвался в тот самый трактир, где его когда-то унизили. Хозяина, который обычно стоял за стойкой, под черепом животного с удивительно развесистыми рогами, сейчас не было. Зато был тот, что отвесил ему когда-то увесистый обидный пинок. Два врага сошлись в центре небольшого зала, снося все вокруг. Ни моряки, ни дружки местного головореза не вмешивались, пока голова мурганца не покатилась на пол, снесенная тесаком огромного противника. Как бы ни был искусен в фехтовании мурганский морской офицер, ярости главаря самой крупной банды Баргаса он ничего противопоставить не смог. Зато могли другие моряки. Сразу три арбалетных болта глубоко утонули в груди великана, и тот, рыча, упал на труп своего поверженного противника. А потом началась рубка – свирепая и беспощадная, по последнего, оставшегося в живых. Таким оказался невысокий, но удивительно широкий боец – из местных. Точнее, местным он не был, но прожил в Баргасе целую зиму. И сейчас едва не погиб в жестокой схватке, хотя имел приказ от своего начальника, Седого. Квадратного звали Бурматом, и задание он имел одно – дождаться появления захватчиков, и немедленно отправляться к франским землям – с дурными или добрыми вестями.

Последнее чуть не сыграло злую шутку с Бурматом. Он был очень немногословным парнем; переспрашивать – что означает «дурные или добрые» – не стал. А значит, решил разобраться сам; хотя бы узнать – сколько врагов привел с собой лазутчик. По его прикидкам, выходило не меньше двух тысяч воинов.

– Меньше, – злорадно подумал он, вспомнив схватку в трактире, – намного меньше.

Сейчас он скользил по вечерним улицам, стараясь оставаться в тени домов, и видел следы ожесточенных схваток. Увы – по большей части опытные мурганские бойцы выходили победителями. Уже на крайней – подгорной улице Баргаса, которая, кажется, так и называлась, он наткнулся на один такой «поединок». Мурганский воин рвал на молчащей девчонке лет семнадцати платье. Ее кафтан уже валялся на холодной земле; очевидно он означал ложе будущих утех. За этой картиной наблюдал, подбадривая дружка, второй мурганский воин. И опять Бурмат нарушил приказ своего начальника. Пройти мимо этих насильников он не смог. Да и воин – тот что наблюдал, вытянул свою шею в предвкушении зрелища исключительно удачно. По ней Квадратный и рубанул с оттягом, так что густая струя крови плеснула на спину насильника. Оглянуться второй не успел – последовал за товарищем туда, где уже никакие женские прелести не нужны.