Виктор Смоктий - Ядерный рэп, или Сақтан поездың Страница 7

– Копай, копай… – не выдержав взятого непосильного обета молчания, подхватило несколько голосов, и старшина рассмеялся, одержав очередную бескровную гуманитарную победу.

До службы он работал прорабом на стройках Свердловской области и свои отношения с подчиненными строил не на основе беспрекословного произвола, что пропитал не только армию, но и жизнь всего нашего общества с учетом психологии солдата, срока службы и обязательно национальности. При организации работ он чаще всего использовал форму социалистического соревнования, и обязательно награждал победителя – сигаретами, печеньем, конфетами, лоскутом для подворотничка или гуталином для сапог. Если видел, что солдат старается, но у него не получается, сам впрягался и показывал, а чаще всего сам и доделывал, потому что ему это было интересно, особенно любил чего-нибудь красить. И кисти, и краска у него всегда были отменного качества.

В мире было тревожно, все время где-то чего-то происходило, кто-то с кем-то воевал, и в нашей армии, чтобы мы не чувствовали себя на обочине истории, постоянно объявляли повышенную боевую готовность. Кто-то по этой директиве мог передернуть затвор и дослать патрон в ствол, кто-то – переключить красный тумблер или нажать зеленую кнопку. У нас ничего этого не было, не было даже личного оружия. За мной, например, долгое время числилась ракетница, которую я время от времени мыл с мылом.

Старшина Ширкунов при объявлении повышенной боевой готовности усиливал внутренний наряд, выдавал дополнительные ведра, и мы мыли казарму сверху донизу.

Увидев это в очередной раз, начальник штаба майор Серегин, прошедший Отечественную войну в автобате, откуда у него на всю жизнь осталась шоферская привычка машинально подтягивать штаны локтями, сердито выговорил Ширкунову:

– Старшина, ты мне своим повышением боевой готовности казарму сгноишь.

– А что делать, товарищ майор, у нас ведь даже оружия нет, которое я мог бы заставить чистить.

– Бардак, как в сорок первом, солдаты без оружия, – подтянул Серегин штаны и ушел, а через день Ширкунов притащил от строителей сварочный аппарат и сам варил решетку для ружкомнаты.

Где-то недели через две нам выдали новенькие, в заводской смазке, АКаэМы. Неумело разбирая его в первый раз, я уронил затвор, и от него отскочила какая-то деталь. Все замерли, потому что найти в огромной казарме деталь величиной со спичечную головку было нереально, но я не успел как следует попереживать, как ко мне подошел старик из другого отделения и, держась за лоб, бросил мне на кровать боек:

– С тебя мазон, – лаконично обозначил он цену своей услуги.

Дочистив автомат, я тут же побежал в солдатскую чайную и приволок оттуда пачку чая и большой кулек свежих ватрушек.

– Чая бы хватило, – поблагодарил меня старик, но ватрушки тоже взял и жестом патриция, раздающего серебряные сестерции верной гвардии, стал угощать друзей. На лбу у него была заметна боевая ссадина от меткого попадания бойком с двадцати пяти метров.

Полигонные гаджеты

Новости дня:

1967.04.10 Первый полет истребителя МиГ-23, советского самолета с изменяемой в полете стреловидностью крыла.

1967.04.30 В эксплуатацию сдана Останкинская телебашня в Москве.

Шестидесятые годы были временем расцвета фантастики. Причем не мрачной, как Средневековье, какой она, вслед за жизнью, стала сейчас, в ХХI-ом веке, а радостной и победоносной. Даже произведения братьев Стругацких еще не приобрели багровых тонов социальной безнадеги. Именно тогда появился веселый и грустный фильм «Его звали Роберт» о создании биохимического робота, который страдал от того, что не мог стать полноценным советским человеком. А советский человек беззаботно боролся с природой, Вселенной и даже побеждал ее, но без глобальных катастрофических последствий. Природа просто покорялась ему, даже если он в дерзновенном инженерном порыве совершал такое безумство, как перегораживание Берингова пролива. Законы природы казались преодолимыми, особенно если этот человек вооружен всесильным марксистско-ленинским мировоззрением. Даже атом от его прикосновения становился «мирным», и у него появлялось такое качество, как коэффициент полезного действия. Мы засмеялись, когда это услышали:

– Как это, коэффициент полезного действия? Ядерного взрыва, что ли?

– Ваш смех от дремучего незнания, – назидательно произнес старлей Титов, учившийся на втором курсе Академии и потому щелкавший все проблемы, хоть технические, хоть политические, как орехи. – Ядерный взрыв можно разделить на поражающие факторы – световая вспышка, проникающая радиация, ударная волна и остаточная радиация. В идеале хорошо было бы, если б вся энергия ядерного заряда переходила в ударную волну, чтобы сразу после взрыва можно было бы входить в зону и работать. Это стопроцентный КПД, но, к сожалению, во время взрыва реагирует не все вещество, и несработавшее разбрасывается взрывом и разносится ветром. Вот тут и начинается наша работа, метеорологов.

Хорошо хоть, что ядерные взрывы в атмосфере с 63 года запрещены, мелькнула трусливая радостная мысль, что на нашу службу этого хрупкого перемирия, может, и хватит.

– Но тут и с подземными взрывами бывают проблемы, – без труда прочел старлей Титов наши мысли, поскольку они совпадали с его.

– А тут-то что может случиться? – беззаботно спросили мы.

– Вариантов немного, но они есть. Например, не рассчитают толщину заглушки в тоннеле, или строители схалтурят, и ее вышибает взрывом, если заряд окажется мощнее, чем планировали, или через трещину какую-нибудь в земле начинает после взрыва сочиться в атмосферу радиация. Поэтому мы все время обязаны давать командованию точную розу ветров на поверхности земли и на высотах до работы, во время работы и после работы, если пошло что-то не так.

– Это для этого висит там эта штука? – показал я на окно, через которое виден был большой дирижабль, неделями висевший на непонятном расстоянии и непонятной высоте, привязанный где-то у горизонта к земле канатом.

– Нет, это не наше хозяйство, – как от ночного кошмара, отмахнулся от него Титов, – нам только этого не хватало. Однажды во время урагана его не успели опустить, и он оторвался. Так за ним истребитель погнали.

– Поймали?

– Сбили почти у границы. Представляю, сколько там внутри всякого добра наворочено, если боевой самолет в сторону китайской границы послали.

Титов был младшим офицером на метеостанции, но единственным, кому подчинялась вся техника, все эти – телетайп, телекс и бильдтелеграф, напоминавший аппарат с подводной лодки капитана Немо. Титову подлежали и две радиолокационные станции. Его первый урок для нас с Грушевиным был коротким:

– Вы кончили техникум, – сказал он ревниво, – сами должны разбираться. Вот вам инструкция, через два часа проверю включение и выключение.

Порядок включения станции, несмотря на большое количество тумблеров и кнопок, был несложен, и через два часа я продемонстрировал зачаточное понимание электронных процессов, происходящих в станции, правда, при этом забыл включить сердце станции – клистрон.

Грушевин с улыбкой наблюдал за моими не очень уверенными блужданиями по пульту, и, когда наступила его очередь, он молниеносно, артистично пробежал пальцами по ручкам и тумблерам и победно заключил:

– Рядовой Грушевин включение станции закончил, – ожидая за свою уверенную мастерскую работу одобрения.

– Хорошо, что станция обесточена, ты бы ее в клочья разнес нахер, – озабоченно сказал Титов. – Надо же паузы соблюдать, чтобы успевали прогреться катоды ламп, и поворотные двигатели антенны получали правильные сигналы. Если бы ты по-настоящему так включил, станция тебе бы крышу пробила параболой. Ладно, иди, готовься к обеду, – отослал он Бориса.

– Разрешите идти, – умудрился козырнуть Грушевин в тесной кабине РМС, где свободного места оставалось не больше, чем в башне танка, где помещается только зад командира, приветствующего освобожденное от фашистов население.

– Иди, иди, – отпустил его Титов и, когда Грушевин молодцевато соскочил со ступенек и захлопнул за собой дверь, спросил меня: – Вы друзья?

– Нет, в техникуме вместе учились, а познакомились только здесь, в ШМС.

– Чего он тут передо мной ваньку валял?

– Недавно фильм про ракетчиков показывали «Ключи от неба», я тоже думал, что надо так работать – четко, быстро. Просто у меня не получилось с первого раза.

– И со второго тоже не надо. Эта техника, знаешь, сколько стоит? Мне за всю жизнь не расплатиться. В кино они видели, лоботрясы.

Титов проверил положение всех тумблеров, мы вышли, и он закрыл обе станции на висячие замки.

Недели через три он взял меня на спецсклад, где мы забрали двадцать рулонов обычной бумаги для телетайпа, несколько рулонов химической бумаги для телекса, два барографа и метровый пластмассовый круг на дюралевом основании в брезентовом плоском конверте, назначение которого я еще не знал.